Петербурженка Лена Патяева выходит на акции с требованием предоставить информацию о своей подруге из Чечни Седе Сулеймановой: в августе прошлого года кадыровцы насильно увезли ее в Грозный, спустя неделю выложили видео, что с ней якобы все в порядке. Больше ничего о Седе неизвестно. Пару месяцев назад появилось предположение, что она могла стать жертвой убийства по мотивам «чести». И Лена стала проводить пикеты.
В 2022 году чеченка Седа Сулейманова бежала из дома в Санкт-Петербург, спасаясь от насильственного замужества и угрозы «убийства чести». Зимой 2023 года Седу выследили родственники и в кафе, где она работала баристой, пришел ее брат. Девушке удалось сбежать, воспользовавшись тем, что в кафе зашли посетители. Седа мечтала стать художницей, она рисовала, встречалась с друзьями, гуляла по Питеру, о котором так мечтала, каталась на лонгборде и даже влюбилась и собиралась замуж. Но 23 августа 2023 года в квартиру, где жила Седа со своим женихом Станиславом Кудрявцевым, пришли полицейские. Ее задержали по выдуманному обвинению и передали чеченским коллегам, а в Грозном ее вынудили подписать отказ от помощи адвокатов. Через несколько дней после похищения уполномоченный по правам человека в Чечне Мансур Солтаев выложил сначала фотографию Седы, а потом и видео с ней, заверив, что девушка в безопасности и ей ничто не угрожает. Однако на видео Седа выглядит очень подавленной, изможденной и не говорит ни слова. 7 февраля 2024 года в телеграм-канале кризисной группы «CK SOS» появилась публикация, что Седа могла быть убита родственниками. 27 февраля акции с требованием найти Сейду прошли в Грузии, Мексике, Аргентине, Германии и Польше. Инициатором их стала Лена Патяева. Главред Даптара Светлана Анохина поговорила с ней.
— Лена, я была очень удивлена, когда узнала о твоей акции. Привыкла, что обычно это все делается активистами, правозащитниками, организациями какими-то, у которых есть ресурсы. А тут девушка, о которой вроде бы никто ничего и не слышал. Кто ты, какая ты?
— Сложно сразу ответить. Вся моя биография, она довольно нестандартная. Я немножко странный человек, со странным поведением. В юности тусила с левыми. Работала в научно-просветительском журнале «Скепсис» и параллельно волонтерила в разных проектах. В том же «Гражданском содействии» была школа для детей-беженцев. Я в этой школе работала.
А потом пришло выгорание, ощущение, что я никому не могу помочь, ничего глобально изменить не могу, и у меня уже нет сил на это все. И я сначала ушла из школы, потому что каждого ребенка как практически своего воспринимала, а когда такое происходит, ты не сможешь долго функционировать. Позже ушла и из «Скепсиса». Там уже было не столько выгорание, сколько разочарование, ощущение, что все, что мы делаем, никому не нужно.
Ну да, была Болотная, но народ все равно ничего не делает, никто ничего не хочет, никому ничего не нужно. Потом училась в Шанинке, сначала на социологии, затем выбрала политическую философию. Там были левые интеллектуалы среди преподавателей. Мне хотелось больше именно на их курсы ходить. Но после Шанинки у меня снова был внутренний кризис. Я не понимала, как использовать все, что мне дала Шанинка за пределами академического мирка. Как зарабатывать на жизнь, занимаясь тем, что тебе не противно, что, на твой взгляд, приносит смысл и реальную пользу? Проводить опросы аудитории для рекламы кого-нибудь бренда? Так люди с психологическим и социологическим образованием могут получать огромные деньги. Но у меня все это вызывает отвращение.
И я ушла в частную жизнь. У меня был парень, профессия обычная.
Все как у всех, ничего особенного.
Но я люблю экстрим, люблю опыт, люблю, когда нужно чему-то противостоять, а не когда все идет легко и размеренно, без всяких сложностей. Когда начинается рутина, я начинаю депрессовать и нужно находить что-то новое, что тебя снова будет трогать и брать за живое.
И в 2019-м я всю свою жизнь московскую оборвала и уехала в Питер, пошла на эту работу, которая всех шокируют. Я всегда была достаточно крепким человеком, хотя целенаправленно спортом не занималась. Так что пошла на стройку. Работала монтажником, кровельщиком, даже как промышленный альпинист. Но у меня страх высоты. Я еще могла заставить себя перелезть через крышу, но надо же еще этими трясущимися руками работать. С этим уже были проблемы. Но была еще работа по установке металлических дверей. Мне говорили, что женщине с этим не справиться, они реально тяжелые очень, но я-то сама не пробовала, я не знаю, думала – вот и проверю. Оказалось, что могу. Среди монтажников по металлическим дверям в Питере (а скорее всего и в России) нет и никогда не было раньше ни одной женщины.
Ее схватили и запихнули в машину средь бела дня, она кричит, а ее братья или кто-то там смеются: «Да это наша сестра, ничего страшного, проходите мимо». И люди проходят мимо…
— Ты родилась в Москве, последние несколько лет живешь в Питере. Как и почему в твоей жизни вдруг появился Кавказ?
— Так большинство моих коллег – это как раз ребята с Кавказа, из Дагестана. И я в какой-то момент поняла, что так тесно дружу с этими мужиками дагестанскими, они часть моей жизни, но ничего не знаю про женщин, ничего не знаю про их жен. Появился такой человеческий интерес к теме. И я подписалась на группу «Феминизм. Кавказ». Стала читать истории. Ужаснулась. Там ведь обычно про больное, что тревожит, что хочется прокричать. И вот там написала одна девушка, Милана. Мол, собирается бежать. Я с ней связалась, говорю, не факт, что это надо делать, но если ты уже все решила, беги хотя бы не в никуда, давай я тебе помогу. Ведь ты не знаешь жизни вне своей семьи, за пределами того места, где росла, как ты собираешься ни хера, с нуля в новом городе жить? И она такая, окей, хорошо, к тебе так к тебе. Я себе представляла забитую девочку, тихую, испуганную, которую нужно всюду за ручку водить. А приезжает такая смелая, очень классная, очень самостоятельная, очень такая свободная, обо всем прямо говорящая. И начинает жить, тусить, да еще так ярко, смело. Тут же обросла людьми, друзьями. Я так не жила, как она. И вот в какой-то момент она хочет уже не только тусить с друзьями, а работать, стать взрослой, скажем так. И стоило ей высунуться… Ее схватили и запихнули в машину средь бела дня, она кричит, а ее братья или кто-то там смеются: «Да это наша сестра, ничего страшного, проходите мимо». И люди проходят мимо…
— Погоди, я же помню, вы ходили, подавали заявление. И его приняли.
— Принять-то приняли, но как-то несерьезно отнеслись. И неизвестно, дали бы ему ход. Но Милана снова сбежала. Сама. Для нее это был момент понимания, что в критической ситуации никто тебя не спасет, ты должна сама себя спасать. И не потому, что люди такие плохие, забыли, а потому что они не могут ничего сделать. Что бы мы ни пытались сделать, как бы ни созванивались, но решающими стали ее собственные действия.
В общем, сбежала она. Жила на этот раз уже не у меня, разумеется, но мы крепко подружились и до сих пор дружим. А потом, когда я уже познакомилась с Седой, удивилась, насколько они похожи. Знаешь, меня расспрашивают журналисты, хотят каких-то особо драматических подробностей сверхжестокого насилия, но у обеих этого не было. У обеих главной мотивацией было не то, что с ними творили дома, а то, что обе они хотели быть собой, не притворяясь, не лицемеря. И этого им в их семьях не позволялось.
Думала, ну, вот, Милану же тоже похитили, но не убили же, она вновь сбежала. Наверное, поэтому я не так сильно испугалась вначале
— Я понимаю, о чем ты. Понятно, что любая семья и сообщество – это всегда какие-то рамки, и могут быть споры, ссоры даже. В одних случаях тебе удается отбить свой кусочек свободы, в других нет. Но это все должно обсуждаться, так? А в тех случаях, о которых мы говорим, ни споров, ни обсуждений не бывает. Любое слово несогласия приводит к тому, что рамки только сужаются, тебе становится только теснее.
— Да. И для обеих этого было достаточно, чтоб бежать. Милана, когда сбежала в первый раз, просто в силу молодости вообще не парилась. Ни о том, что ее поймают, ни о том, что с ней будет в этом случае. После второго побега она уже стала немного другой. А Седа, как я понимаю, с самого начала была более застрессованной. И еще ей тяжело было в шелтере, она там поначалу одна была и месяц с ума сходила, на стенку лезла. Потом там появилась еще одна девушка и как-то сумела Седу взбодрить. Но все равно, там же свои правила, свой «протокол безопасности» или ты им следуешь, или уходи из программы. В общем, есть крыша над головой, есть еда, но нет нормальной жизни, потому что ты все равно беглец и не можешь жить, как все остальные, не пугаясь и не оглядываясь.
— Я пытаюсь понять, как ты – человек другой культуры – относилась к этим рассказам о том, что вернут, закроют, убьют.
— Одно дело знать, что существуют убийства чести, все эти запреты для женщины. Другое — столкнуться с человеком, который включен в эту культуру, причем, не выглядит, как какая-то забитая-избитая девочка с синяками под глазами, а наоборот, похожа на любую петербурженку, похожа на тебя. И из ее уст слышать, что если ее поймают, ее убьют. Спрашиваю — кто, кто тебя убьет? Говорит — ну, вот у меня есть старший брат и еще троюродные братья, еще дядя, и так далее, и так далее. И вот этот момент был самым шокирующим. Для меня всегда это были какие-то особенно острые моменты, потому что у меня есть два собственных брата. Старший и младший. Даже в кошмаре, даже в какой-то искаженной реальности мне никогда не приснится, что мои братья меня убивают. Для меня это за пределами всего, что-то настолько невозможное, что в голове такая мысль даже удержаться не может. Я могу себе представить хладнокровное и продуманное убийство внутри семьи, когда речь о каких-то маньяках, в случае психических нарушений или, не знаю, сектантов. Даже бытовуху могу представить. Но тут же фактически казнь. Тут девушка совершенно адекватная и вроде бы не из семьи маньяков, говорит, что да, такое может случиться и ее убьют собственные ее родственники, ее собственный родной брат. И ты и не поверить в это не можешь, потому что ты знаешь, что она именно от этого бежала и такое и на самом деле происходит, но и поверить невозможно. И пока не произошла вся эта история с похищением, я, наверное, до конца и не верила. Думала, ну, вот, Милану же тоже похитили, но не убили же, она вновь сбежала. Наверное, поэтому я не так сильно испугалась вначале. К тому же там сразу включились правозащитники, я думала — они работают, значит, они ее спасут.
— Вы с Седой уже были знакомы, когда произошла вот эта встреча ее с братом?
— Да. К тому времени она уже вышла из программы «CK SOS», съехала из их шелтера и мы договаривались, что она будет жить у меня, платить какую-то часть аренды. И в итоге она прожила около недели. Когда брат явился к ней на работу, ей пришлось вернуться в шелтер. Она, наверное, могла сделать публичное для СМИ заявление о преследовании (там ведь и записи с камер есть, их разговор с его угрозами), просить, чтобы ее увезли куда-нибудь в Европу, просить там убежища. Но она этого не хотела. И подставлять семью не хотела, и боялась, что как только ее история станет публичной, за ней начнут охотиться не только ее родственники, но и много других чеченцев, те же диаспоры за рубежом. Она и боялась оставаться в России, и не хотела уезжать в новую страну без языка, без родины, без родственников, без друзей, где никого у нее нет и непонятно, как все повернется. Милана уехала, а Седа нет, не решилась.
Я увидела ее, когда была на работе, на крыше как раз. У меня чуть истерика не началась, я ушла от коллег подальше, чтобы никто меня не видел
— Ну, сейчас многие совсем молодые люди уезжают из России, иногда совсем одни с парой сотен баксов в кармане.
— Релоканты – это совсем другое. У них, как правило, есть образование, язык, у них, извините, никто не забирал родственников, друзей, им никто не мешает, в случае чего позвонит маме с папой, друзьям, подругам, и кто-нибудь да поможет им с деньгами и со всем остальным. К тому же они там вместе собираются, тусуются, так? А той же Седе из соображений безопасности такого делать нельзя, называть свое имя нельзя, свою историю рассказывать. В общем, она не хотела уезжать из России. Из Питера. Возможно, она недооценивала степень угрозы, ее семья не особо богата и влиятельна, она думала, что там нет ресурсов продолжать многомесячную охоту. И что на самом деле ее любят, ничего ей не сделают, поискали для проформы и махнули рукой. Но все оказалось не так.
По-настоящему я испугалась, когда Солтаев выложил эту фотографию. Я увидела ее, когда была на работе, на крыше как раз. У меня чуть истерика не началась, я ушла от коллег подальше, чтобы никто меня не видел. Потом было уже и видео, где она не говорит ни слова, но уже одна эта фотография заставила меня осознать, что тут уже какой-то кошмар, что так просто все не закончится. Если эту фотографию показать человеку, который вообще Седу никогда не видел, даже он поймет, что с ней капец. А я-то ее знала, я-то ее видела в жизни, ее походку, движения, выражение лица. Мне тяжело было ее узнать на этой фотографии, я прямо всматривалась, чтобы понять, реально тут она, а не какая-то другая девушка.
Тогда я и осознала, во-первых, состояние, в каком она находится, если так выглядит. Во-вторых, до какой же степени в это включены менты, официальная Чечня. Солтаев рядом с ней – это практически приговор, они уже ее не отпустят. Казалось бы, эта фотография должна была успокоить. Так вот на меня это произвело диаметрально противоположное воздействие. Именно после таких фотографий и видео людей зачастую сразу же убивают, главное показать, что живой, а дальше уже и убить можно.
— Седу похитили 23 августа 2023 года. 4 сентября появилось видео с Солтаевым. Когда ты поняла, что сейчас тебе самой уже нужно что-то делать?
— Сразу, как Седу похитили, я обозначила – ребята, только скажите, что от меня требуется, я готова делать все и пикеты устраивать тоже. Но казалось, что моей помощи тут не нужно, что скорее, надо думать, как не подставить Седу. Потому что огласка – такая вещь, может спасти, а может и погубить. Несколько месяцев я жила с ощущением, что я лабораторная мышка, которая не может ни хрена сделать. Обращалась к старым знакомым из тех, кто работает в СМИ, но, как они рассказывали, стоило сказать Чечня, как у всех делались каменные лица. Я успокаивала себя, оправдывалась, мол, раз ко мне правозащитники не обращаются, значит, наверное, мне ничего делать не надо. А потом я дошла до той точки, где оправдания не работали.
И тут я пишу руководителю «CK SOS», Давид, я собираюсь выйти на одиночный пикет и дальше что-то из серии, если можете мне помочь, помогите. Я ведь никогда раньше не выходила на пикет, просто не знала, как себя вести, что нужно сделать, с теми же СМИ связаться не могу. Он быстро ответил, связал меня с нужным человеком и вот мне дают полную консультацию. Я за эти два года настолько уже задолбалась жить вот этой вот жизнью, притворяться, что ничего не происходит, что в какие-то моменты мне казалось, что в тюрьме и то будет легче, чем на свободе. Ну, посижу я в тюрьме. потом меня выпустят оттуда. Будет и такой жизненный опыт.
Но был еще один страх. Не перед тюрьмой уже. Страх засветить свое имя, свое лицо. Настолько безумный, что я только при мысли одной, уже начинала трястись от страха и двери запирать, чтоб не ворвались и не расправились, как с Седой.
За десять дней до пикета я практически перестала работать, жила в ожидании этого дня, будто замерло все во мне. Смотрела ролики с Тумсо Абдурахмановым, где он с юмором таким рассказывает, как проснулся от того, что его хотели убить молотком.
Так ведь любой террор и устроен. Это практика запугивания, чтобы ты еще ничего не сделал, а уже трясся от страха, чтобы и не рыпнулся даже. Я когда это осознала, что-то изменилось.
— И ты решилась. Твой первый пикет был приурочен к дате, так?
— 1 февраля было ровно 150 дней со дня похищения Седы. И на моем плакате было написано «Жива ли Седа Сулейманова. Ее никто не видел 150 дней». Я простояла у прокуратуры где-то около часа. Мне потом сказали, что это дофига, как много по нынешним временам. Я думала, у меня будет максимум пять минут, а потом заберут в отделение, поэтому не одевалась тепло, перчатки даже не взяла. Полиция появилась, довольно долго стояли рядом со мной, не знали, что делать. Пытались меня мирно уговорить, потом созванивались, что-то выясняли. Спрашивают, сколько вы собираетесь стоять? Я такая – До вечера! Причем, понимаю, что сейчас два часа, и как я на морозе продержусь? В общем, забрали меня, посадили в машину, там тепло и мент говорит, мол, вот как раз погреетесь. И дальше все было удивительно мирно, без всякой жести. Приехал мой адвокат. Составили протокол по нарушению антиковидных мер. Наверное, штраф какой-то будет, но пока еще ничего не пришло, никаких извещений. Ну, и через месяц с небольшим, 8 марта я вышла снова.
— Это когда с портретом Седы на куртке? Чья была идея?
— С курткой – моя. Мне, понимаешь, хотелось эту акцию не в одиночку делать. Но если звать людей, то надо им все риски проговорить, я же не подлец, чтобы людей подставлять. А если ты людям их проговоришь, то никто уже не хочет ни в чем участвовать. В общем, я решила, что пойду одна и всю ночь перед акцией не спала, дорисовывала куртку и резала листовки. Пару часов походила, пораздавала эти листовки…
— Как люди реагировали? У них 8 марта, а тут ты со своими тревожными листовками. Про какую-то чеченку, которая бесконечно от них далека.
— Очень по-разному. Большинство меня игнорили автоматом. Были те, кто не слышал, что я им говорю, и брал листовку, наверное, думали, что это какие-то скидки на салон красоты, потому что девочка нарисована на куртке. Были те, кто спрашивал, чем я могу помочь, что сделать. Была женщина, которая начала мне сразу давать советы, в какую организацию надо обратиться и там сто процентов помогут. Были те, кто расспрашивал. Но большинство все-таки шли все по своим делам. Когда я уже стояла у прокуратуры, там уже люди не сомневались, с каким смыслом я им раздаю листовки. И брали их намного меньше. Осознавали, что тут что-то связанное с политикой.
— А ментам, которые тебя забирали, было хотя бы любопытно, зачем ты тут стоишь-ходишь и что это за Седа? Они осознают, что это не дикие горцы ее выследили, схватили, а их собственные питерские коллеги? Для меня самая чудовищная деталь – как Седа плакала и просила ментов, чтоб не отдавали семье, что ее убьют.
— Смотри, кто-то понимает, кто-то нет, у кого-то просто «чеченцы плохие люди» и все. Был только один сочувственный. Сказал, что сталкивался с такой ситуацией, но, с его слов, они дали возможность человеку сбежать. И он как бы даже поддерживал меня, говорил – все правильно делаете, не сдавайтесь. В общем сложности 48 часов меня продержали. На этот раз уже не антиковидные меры, какую-то другую жесть решили пришить. Типа, это уже не одиночный пикет, а что-то массовое, потому что я не стояла на месте, а перемещалась.
прочитать по теме:
— И вместо того, чтобы притихнуть, ты берешь и делаешь телеграм-канал, собираешь людей, сколачиваешь инициативную группу… Как тебе это удалось? Тем более, многие из них сейчас живут в других странах, у них свои заботы и интересы.
— Костяк группы из тех, кого я нашла, когда готовилась к первому пикету 27 февраля. Это был отдельный целый опыт. А канал несложно было создать. Ну да, нужно было придумать форму, разработать яркие макеты. Это делали девочки из инициативной группы. Все визуальное, все, что связано с листовками они сами делают. Нас сейчас 19 человек. И мы провели несколько акций в разных городах мира. И сейчас продолжают приходить фотографии, видео из Аргентины, Дании, Германии, Бельгии, из России тоже, между прочим. Из разных городов.
Вот ты спрашиваешь, какие перспективы, говоришь, что людям надоест. Это вообще все мне говорят в той же форме. У меня нет какого-то глобального плана на ближайший год. Я действую, исходя из конкретной ситуации, из конкретного момента. Если понимаю, что сейчас нужно провести акцию, значит буду проводить акцию. Я не одна, вот это очень важно. Далеко не у всех есть какой-то оптимизм, но никто не настроен так, что вот все, пора уже белый флаг выкинуть. сложить лапки, сдаться и забыть. Такого я еще пока не слышала ни от кого. Поэтому я не вижу никаких причин сдаваться и считать, что я не смогу сломать какие-то следующие стены, придумать что-то еще. Когда я еще училась в Шанинке нам выдавали такие блокнотики с цитатой из Теодора Шанина. Блокнотика давно уже нет, а обложку я сохранила, там написано: «Невозможного нет, есть только трудное». И это выражение моего собственного подхода.
— Я сейчас задам тебе очень болезненный вопрос. А что, если Седы и правда уже нет?
— На этот вопрос так всем отвечаю — я просто эту вероятность для себя не рассматриваю. Это мое волевое решение. Был момент, когда я во все это поверила. Но это было так губительно, так страшно для меня, что я решила — пока не будет железных доказательств ее смерти, я не буду давать себе даже возможность про это думать. Иначе я расклеюсь, иначе я ничего не сделаю, ни на какой пикет не схожу, ни с какими СМИ общаться не смогу и никак ей не помогу, если информация все же окажется ложной.
Пост Лены Патяевой в телеграм-канале «Где Седа?»: «Я знаю, что есть немало людей, которым я уже порядком поднадоела. Существует много способов разобраться с человеком, который поднадоел и представляет собой ходячий инфоповод. Его можно игнорировать и надеяться, что он исчезнет сам собой. Его можно припугнуть разными способами. Его можно устранить физически, либо подставить на уголовный срок. Его можно облить грязью, подвергнуть травле и надеяться, что он заткнется или хотя бы уедет заграницу. Его можно попробовать подкупить. И наконец с ним можно договориться. Единственный способ договориться со мной – это решить мой вопрос. Если я вам надоела — освободите Седу Сулейманову».
3 апреля стало известно, что следственный комитет возбудил уголовное дело в связи с исчезновением Седы. Заявители, отправившие обращения через специальную форму, начали получать ответы от комитета о возбуждении уголовного дела, передает «СК SOS». Дело возбуждено по факту «безвестного исчезновения».
Кризисная группа напоминает, что прокуратура уже проводила проверку, когда Седу насильно забрали из Санкт-Петербурга и увезли в Чечню. Тогда сотрудники ведомства пришли к выводу, что она «добровольно» уехала в Грозный и решила остаться со своей семьей.
После того, как о Седе не было долго никаких новостей, тысячи людей отправляли письма в официальные структуры с требованием разобраться с исчезновением девушки. Потому СКР и отреагировал.
Светлана Анохина
Использованы фото из телеграм-канала SOTA
DAPTAR 