«Команда против пыток» работает на Северном Кавказе более 20 лет. Сейчас юристы ведут дела по четырем заявлениям от женщин, которые прямо или косвенно пострадали от насилия со стороны силовиков. Это Юлдуз Курашова и Циля Якубова из Дагестана, а также Елизавета Б. и Эсет Умарова из Чечни. Даптар поговорил с правозащитниками о женщинах, которые не побоялись бороться с полицейскими, а также о том, что давало им силы, и как они живут сейчас.

Юлдуз

В Хасавюрте в марте 2020 года двое полицейских задержали Юлдуз Курашову. Ее силой вытащили из машины, отвезли в отдел полиции, били по голове и телу, угрожая возбудить против нее фейковое уголовное дело. Юлдуз отпустили домой только на следующий день – под давлением она все же подписала явку с повинной, оговорив себя, но через день отправилась в травмпункт снимать следы пыток.

Дело на Юлдуз завели, но вскоре закрыли из-за отсутствия состава преступления. Зато возбудили дело уже в отношении самих полицейских – о превышении должностных полномочий и фальсификации доказательств.

Курашова вспоминает, что каждый раз после следственных действий или судов она приходила домой и плакала, вздрагивала от любого шороха за дверью. Но полицейским вида не подавала — на очных ставках, как говорят в КПП, она была бодра, уверена в своей правоте, а в голосе звенела сталь.

«На заседаниях суда оба полицейских прямо угрожали Юлдуз: “Тебе конец и ты за это ответишь”, – рассказывает юрист КПП Магомед Аламов. – Но она не испугалась и не стала забирать заявление. Сказала, что если это сделает, то на нее заведут дело за дачу заведомо ложных показаний. Пока шло расследование и суды, от Юлдуз отвернулись близкие подруги, видимо, чтобы не портить себе репутацию общением с ней».

В октябре 2022 года полицейских, пытавших Курашову, приговорили к трем с половиной годам колонии. То, что юристам КПП удалось добиться реального срока для силовиков, они называют победой. Юлдуз не отпускает страх, что после освобождения полицейские ее найдут и попытаются отомстить. И ее страхи безосновательными не назовешь: 15 декабря 2022 года из-за допущенных судом ошибок приговор, вынесенный полицейским, отменили. Процесс продолжается, и велика вероятность, что сотрудникам полиции удастся уйти от ответственности.

Эсет

Если женщина на Кавказе отстаивает свои собственные права – например, право жить со своими детьми после развода, право на сам развод или на свободу передвижения, ­– ее мало кто поддерживает, зачастую ее действия могут даже вызвать осуждение. Но те, кто осмелился бороться за мужчин своей семьи, как правило, получают поддержку общества. Впрочем, это не гарантирует, что им удастся добиться справедливого расследования.

Вся семья поддержала жительницу станицы Наурской в Чечне Эсет Умарову. Ее сын Мовсар в сентябре 2020 года был задержан в Грозном полицейскими, а затем, как это нередко случается с задержанными в Чечне, просто исчез.

Сначала Мовсар находился в Ленинском отделе полиции, после его перевели в так называемый «Нефтеполк». Матери сказали, что ее сын никакого преступления не совершал, но с ним проведут «воспитательную беседу» и через неделю отпустят.

Поначалу Эсет не решалась обращаться к правозащитникам, надеялась, что все как-то обойдется. Эсет и жене Мовсара разрешали приносить ему в «Нефтеполк» еду, но вскоре он перестал выходить на связь. Полицейские сказали Эсет, что ее сын сбежал, хотя она уверена: Мовсар стал жертвой внесудебной расправы, а вся вина его в том, что смотрел видеоролики оппозиционного чеченского блогера Тумсо Абдурахманова. 

«Эсет говорила, что ей уже нечего терять, – вспоминает слова Умаровой руководитель северокавказского офиса КПП Екатерина Ванслова. – Признавалась, что у нее такое состояние, что ей уже ничего не страшно. До сих пор верит, что Мовсар жив, ждет его, видит во снах. Она добилась возбуждения уголовного дела об убийстве, постоянно интересуется, как идет  расследование. Но, конечно, тот факт, что следствие ведется совершенно безалаберно, ее очень сильно травмирует».

Корреспондент Даптара связалась с Эсет, но та отказалась от беседы, сказала, что тяжело переживает происходящее и не хочет лишний раз об этом вспоминать.

«В Чечне, как правило, матери и жены считают, что после огласки им точно не вернут родственника, поэтому никуда не заявляют. Но все как раз наоборот: чем тише все происходит, тем удобнее силовикам не отдавать человека. Если же они видят, что кто-то этим заинтересовался: правозащитники, адвокаты, журналисты, активные родственники — то ситуация уже воспринимается иначе, как обещающая кучу проблем, и проще отпустить человека. Но такое срабатывает не всегда», – отмечает Ванслова.

Елизавета

Жительница Грозного Елизавета Б. (она просила не называть свою фамилию в целях безопасности – Даптар) также столкнулась с угрозами, когда попыталась выяснить, что произошло с ее мужем по исламу Салманом Тепсуркаевым. Он был модератором оппозиционного чеченским властям телеграм-канала 1ADAT. В сентябре 2020 года в Геленджике Салмана похитили несколько человек, которые представились сотрудниками МВД. Позже в сети появилось видео с издевательствами над ним.

После похищения Салмана Елизавета обратилась в прокуратуру и Следственный комитет по Чечне. Правозащитникам из КПП пришлось ее экстренно эвакуировать из республики, так как оставаться там было небезопасно. По словам Елизаветы, своей борьбой за Салмана она «потревожила кадыровцев, а они такое не забывают».

Родители Тепсуркаева не стали подавать иск, опасаясь нового преследования силовиков. Елизавета рассказывает, что из-за ее настойчивости в дом к родителям Салмана приходили силовики, угрожали забрать его отца и младших братьев, если она не успокоится. 

В КПП добиваются, чтобы Елизавету признали потерпевшей по уголовному делу о похищении – так она сможет полноценно участвовать в расследовании. Но суды в Чечне не считают её близким лицом, потому что с Салманом у них был только никях (исламский брак; прим.ред.), оформить отношения в ЗАГСе они не успели из-за коронавируса.

«На Кавказе никях – это очень распространенный способ заключить брак, – поясняет Ванслова. – Если он не предполагает близких отношений между людьми, то по факту критикуем сам религиозный обряд. Елизавета столкнулась с предвзятым отношением не только потому, что формально для Салмана она никто, но и потому, что не является этнической чеченкой и мусульманкой по рождению – она приняла ислам, когда училась в университете в Грозном».

Через полгода после исчезновения Салмана у Елизаветы появились мысли о суициде. Психиатр диагностировал депрессию и посттравматическое стрессовое расстройство. 

Прошлой весной, по словам Елизаветы, ей позвонил неизвестный мужчина и сказал, что Салмана убили, вставили в рот гранату и на расстоянии подорвали: «Он не сказал, когда это произошло и кто это сделал. Я уверена, что это был кадыровец, он разговаривал со мной очень грубо, в его голосе слышалось злорадство. Я положила трубку и зарыдала».

Елизавета рассказывает, что мама Салмана очень просила у них внука. Сначала девушка жалела, что не успела родить, но потом решила, что так и было суждено. Елизавета уже не надеется когда-нибудь найти его могилу.

В 2021 году Европейский суд по правам человека признал, что Елизавета и Салман все-таки являются семьей и присудил девушке 26 тысяч евро компенсации.

Циля

У Цили Якубовой из Дагестана тоже без вести пропал сын – Алексей Кардашов. Как она рассказывает, Алексей работал заведующим аптекой в Хасавюрте. 14 сентября 2017 года он на своем автомобиле отвез ее к стоматологу и больше на связь не выходил. Сначала Циля пыталась найти сына сама — обивала пороги полиции, прокуратуры, Следственного комитета.  

Следователи возбудили уголовное дело о похищении человека, а также о краже – автомобиль Алексея исчез, и кто-то снял деньги с его банковских карт. В 2018 году в деле о похищении появился свидетель – житель Грозного Саид-Магомед Омаров. 

Он рассказал, что купил в Хасавюрте у Алексея психотропные препараты, но на обратном пути в Грозный его задержали полицейские. Обнаружив при нем запрещенные вещества, предложили сделать у Алексея контрольную закупку. После нее, как говорит Омаров, четверо полицейских запихнули Алексея в машину и куда-то увезли.

Когда уголовное дело передали из управления СКР по Дагестану в Чечню, на территории которой произошло преступление, Омаров неожиданно изменил показания. Новая версия звучала так – Кардашова полицейские задерживали, но не похищали. А убил его сам Омаров. По его словам, после того, как полицейские уехали, у них с Кардашовым произошел конфликт, он ударил Алексея камнем по голове, а когда тот перестал дышать, выбросил тело в Терек, где его сразу унесло течением.

«Я два года безуспешно пыталась выяснить, где сын, – говорит Циля Якубова. – И тут мне позвонила сестра и сказала, что есть такой “Комитет против пыток” (тогда организация так называлась – Даптар). О КПП сестра узнала в интернете». Циля обратилась к правозащитникам, которые стали помогать ей в судах. 

В декабре 2020 года двоих полицейских признали виновными в превышении должностных полномочий и приговорили каждого к трем с половиной годам лишения свободы условно. Суд решил, что они ненадолго без веских оснований задержали Алексея. Остальные двое силовиков находятся в федеральном розыске.

Но КПП склоняется к первоначальной версии Омарова – сын Цили исчез после похищения чеченскими полицейскими. Омаров оговорил себя и, вероятно, сделал это под пытками. 

Саид-Магомед Омаров в ноябре прошлого года получил девять лет колонии строгого режима за убийство и кражу. КПП намерена добиться, чтобы дело Омарова рассмотрели заново: объединили с уголовным делом полицейских и неизвестного, который похитил деньги Кардашова. 

«Я столько пережила за эти пять лет, столько всего передумала, мне больно вспоминать, – говорит Циля. – Но я продолжаю ждать сына, я верю, что он жив. Не знаю, откуда у меня на это силы, наверное, Господь дает. Сама не пойму, как я до сих пор жива, без поддержки родственников и друзей было бы совсем плохо. Меня никто не запугивал, чтобы я забрала заявление. Наоборот, я сама предлагала следователям его забрать, лишь бы они нашли моего сына. Для меня это самое главное. А виновных накажут, на свете есть другие силы, кроме правоохранительных».

Чтобы хуже не было

В КПП считают, что жертвы насилия в северокавказском регионе, особенно женщины, находятся в более уязвимом положении, чем жители, например, центральной России. Как рассказывает Магомед Аламов, в сентябре 2022 года на акциях протеста против мобилизации в Махачкале полицейские жестоко разгоняли участниц.

«Женщины побоялись огласки, которая могла бы плохо отразиться на их семьях, – говорит Екатерина. – К тому же, чтобы зафиксировать побои, им бы пришлось демонстрировать участки тела, а значит раздеваться. Для подавляющего большинства, особенно покрытых женщин, неприемлемо это делать перед посторонними мужчинами. Даже если судебно-медицинскую экспертизу проведет женщина-врач, все равно фотографии потом попадут к следователям, в суды и станут достоянием неограниченного круга лиц, среди которого будут мужчины».

В Грозном тоже били активисток, которые попытались провести антивоенный митинг. Их доставили в мэрию, куда затем привезли их мужей и выдали им пластиковые трубы, заполненные бетоном. Мужчин поставили перед выбором: или они сами побьют трубами своих жен за то, что они хотели выйти на митинг, или это сделают полицейские. После этой “публичной порки” супруг одной из задержанных умер от сердечного приступа. Но ни одного заявления ни в прокуратуру, ни в «Команду против пыток» не поступило.

Как не было их и в широко известной истории, когда племянник главы Чечни Рамзана Кадырова Ислам в должности мэра Грозного бил задержанных женщин электрошокером. Никто из пострадавших женщин не обращался к правозащитникам. Причина проста – слишком велика опасность, что это спровоцирует новые преследования со стороны силовиков. Причем, преследования не только самой женщины, но и членов ее семьи.

Лидия Тимофеева