Дела об отъеме детей в республиках Северного Кавказа, по утверждению юристов, одни из самых тяжелых. И даже в случае благоприятного исхода для женщины, не факт, что судебное решение позволит матери воссоединиться с отнятым ребенком. Тезис о «национальных особенностях воспитания детей» как оправдание абсурдного судебного решения впервые был озвучен представителями российской власти в 2016 году в ответ на запрос Европейского суда по правам человека о нарушении прав Элиты Магомадовой из Чечни. Она три года боролась за возвращение сына, но суд постановил оставить похищенного ребенка у родственников отца, которого к тому времени даже не было в живых.

«Даптар» поговорил с адвокатами, работающими на Северном Кавказе, чтобы узнать, как бороться за детей после развода или в случае их похищения отцами, какие меры предпринимать, а на что надеяться не стоит, какие типичные ошибки совершают местные жительницы и чем это чревато.

Когда примирение зло

Северный Кавказ, а, точнее, три его региона — Дагестан, Ингушетия, Чечня — остаются самыми проблемными в России с точки зрения соблюдения прав женщин, в том числе материнских прав. Одна из немногих в России организаций, что оказывает бесплатное юридическое сопровождение кавказским женщинам — это Проект «Правовая инициатива».

Юрист проекта Татьяна Саввина объясняет всю сложность дел об опеке в регионе: «Мы с коллегами пришли к выводу, что нет какого-то одного алгоритма действий, мы не можем сказать заранее, что будет эффективно и если вы будете действовать так-то, то детей вернут. Нередки попытки решить проблему неюридическими методами. Женщины думают, что обращение к религиозным авторитетам поможет, но, увы. Это вряд ли даст желаемый результат, скорее, окажется потерей времени и возможностей. Даже если есть решение в пользу матери, оно потом не исполняется другой стороной, и нет никаких механизмов воздействия».

Саввина отмечает, что женщины с большой готовностью идут на мировые соглашения, но это может обернуться против них: «Для матерей важно общаться со своими детьми и часто противная сторона их убеждает, если ты сейчас согласишься на такие условия, ты хотя бы будешь с ними видеться. Но проблема, что 90% мировых соглашений в таких делах не исполняется. Поэтому мы не советуем заключать мировое соглашение. Если оно уже есть, а женщина захочет, чтобы место жительства детей было определено с ней, то будет сложно. Суд скажет, что аналогичный спор уже был рассмотрен, и нужно будет доказывать, что в деле появились новые обстоятельства, что-то существенно изменилось».

Если женщина сопротивляется попыткам похитить или отобрать у нее детей, то это воспринимается как вызов, как демарш

Как ни печально это признавать, но гарантировать что-то может только активное участие в деле какого-то влиятельного человека, который принимает в споре сторону матери, продолжает Саввина: «А в обычных наших делах по десять лет не исполняется решение. Если женщина сопротивляется попыткам похитить или отобрать у нее детей, если она скрывается, чтобы детей насильно не отобрали, то это воспринимается как вызов, как демарш и гарантирует ей очень прохладный прием в суде или полиции. Если женщина выкрала детей, которых сама же выносила и родила, то для местных органов власти она плохая, она обманула. Но если то же самое делает отец, на это и общество, и те же органы смотрят нормально».

Был случай, рассказывает собеседница, когда женщина уехала в Австрию, пыталась получить убежище, ей отказали, и она была вынуждена вернуться. Сейчас суд рассматривает ее дело. Факт, что она своего ребенка выкрала, работает против нее. В такой ситуации небесполезной выглядит рекомендация не записывать отцовство в документах ребенка.

Однако, если речь идет о Чечне, Ингушетии и Дагестане, и такая мера ничего не может гарантировать, констатировала юрист: «Мы знаем примеры, когда отцовство документально не установлено, но отцы похищают детей, а органы власти ничего с этим не делают. Причем, похитителями могут быть и родственники отца, у которых по закону вообще нет никаких прав на детей. Как в деле Лианы Сосуркаевой. Детей выкрали посторонние им в юридическом смысле люди, но нам отказали в возбуждении дела о похищении. Если женщина попала в такую ситуацию и есть угроза, что детей похитят, то лучше уезжать в безопасное место, искать шелтер в другом регионе или даже стране, и уже оттуда пытаться вести борьбу, оттуда инициировать разбирательства. Главное обеспечить безопасность, а потом уже определять место жительства ребенка».

В случае Аси Гажаевой муж похитил детей, чтобы оправдать переселенческие выплаты, которые он оформил на себя, у Зелихи Магомадовой отобрали дом, выплаты за убитого мужа-полицейского и все имуществ, а Жанетту Тухаеву бывший муж забрасывает исками во все инстанции.

«Госаппарат, даже не становясь на сторону абьюзера, становится инструментом преследования женщины, — комментирует Саввина. — Жанетта не может начать новую жизнь. Ей надо уворачиваться от новых исков. Женщина становится заложницей ситуации, и вся ее жизнь вертится вокруг этого».

Юрист говорит, что в ЕСПЧ уже сформирована позиция по подобным делам: «Мы хотим, чтобы была признана дискриминация в этих делах — нарушение 14 статьи Конвенции по правам человека и отсутствие эффективных средств защиты, бездействие приставов. Было бы здорово, если бы больше таких дел дошло до ЕСПЧ и суд бы обратил внимание на системность проблемы. Тогда это могло бы что-то изменить».

На защиту права отца встают все

Обычно, до того, как обратиться к адвокату, женщины обращаются к традиционному праву, к своей семье, к родственникам, затем в муфтият, апеллируя к религиозным законам.

«Почти каждая моя клиентка проходит этот круг, — рассказывает адвокат Ася Курбанова (имя изменено — прим.ред.). — Да, бывает, что религиозные авторитеты принимают сторону женщины в споре за детей. Но они всегда оговариваются, что их решения носят рекомендательный характер. У них, мол, нет инструментов, чтобы заставить отца исполнить их решение. Но когда это касается мужчины, тут горой встают и органы опеки, и комиссии по делам несовершеннолетних, и администрация, и муфтии, и старейшины и все-все-все как один. Бывает, что приходят, окружают дом, где живут дети с матерью и насильно забирают их. Почему-то в этом случае ресурсы для исполнения решений находятся».

Крайне важно все фиксировать все угрозы, давление по поводу детей, оскорбления, запугивания, говорит Курбанова. Также, по ее словам, если есть такая возможность, то хорошо бы задействовать влиятельных знакомых из чиновничьей или судебной сферы: «В одном нашем случае судью-волокитчика вызвали на аудиенцию и спросили, почему, назначив экспертизу, он столько времени никуда не направлял документы? На следующий же день документы были в экспертном бюро. И всюду меня пытались увещевать, мол, зачем пишете заявления на родственников детей, разве же они похитители? Давили на национальную принадлежность: ты что, говорит, не в Чечне живешь? Разве ты не считаешься с родственниками? Родственники отца похитить не могут! Оказывается, вопреки семейному кодексу, в Чечне похищение детей родственниками отца преступлением не считают даже те, кто призван служить закону и принимать решения от его имени».

Общество, семья, родственники, которые ходят, как один, отбирать детей и передавать отцу, за женщину так не пойдут

Если выигрываются дела об опеке, то за счёт того, что привлекаются уже специалисты, чего раньше почти не было, добавляет собеседница: «В первую очередь, привлекаем психологов, которые дают заключение о состоянии детей и их привязанности к матери. Противопоставить что-то такому заключению уже никто не может. Мы приглашаем экспертов-психологов в суд, они обосновывают свои заключения, пишут рецензии. Приходится оспаривать утверждения, что дети не любят маму или не привязаны к ней. Если видно, что дети действительно привязаны к матери, и хотят к матери, это несложно доказать. Но дальше решение должно быть выполнено, судебные приставы должны забрать детей и передать их матери. И тут мы бессильны. Это работа намного тяжелее, чем доказать правоту в суде. Бывает, решение суда по два месяца не исполняется, а потом дело «футболят» в другой регион. Иногда в другой регион забирают детей, а, следовательно, туда же переносится и исполнительное производство. Время дополнительно затягивается, местонахождение детей каждый раз меняется, и их не передают матери».

Дело об опеке над дочкой Аси Губашевой было выиграно в ЕСПЧ в мае этого года. Женщина проживает в Чечне, ее дочь удерживается семьей отца в Ингушетии. Исполнительное производство кочует туда-сюда между регионами. По словам адвоката Курбанова, одна из ее доверительниц была вынуждена сама просить о приостановлении попыток исполнить решение. Ее бывший супруг перевозил детей с места на место, они за короткое время поменяли с десяток школ. Ей просто стало жалко детей, она решила, пусть уже один целый год проучатся в одной школе.

Общество, семья, родственники, которые ходят, как один, отбирать детей и передавать отцу, за женщину так не пойдут, сетует Курбанова: «По крайней мере, я ни разу такого не видела. Но видела другие истории. У женщины забрали ребенка родные ее бывшего мужа, вызвали полицию, окружили дом. А когда уже приходят силовики с оружием, нет шанса ребенка не отдать. Причем, отцовство даже не установлено официально. То есть, этот мужчина и его родня, чужие люди для ребенка по документам. Тем не менее, ни комиссия по делам несовершеннолетних, ни опека, ни какая-то другая инстанция не помогает девочке вернуться к маме. Девочке девять лет, она всегда проживала только с матерью, они жили в Германии. Мать сама растила, воспитывала и содержала дочку. Первый раз приехала погостить к родным в Чечню и все, ребенка отобрали. Девочка в шоке, плачет. Ее держат взаперти уже несколько месяцев, не отпускают даже в школу. У меня есть справка министерства образования, что она не учится ни в одной школе. Ребенка лишили самого родного человека, лишают права на образование, а система молчит».

Адвокат отмечает, что, когда женщину начинают преследовать на предмет отъема детей, ей с детьми приходится скрываться, оставлять работу и место жительства: «Но органы опеки обязаны провести проверку условий, в которых проживают дети. А если назвать адрес, он сразу же становится известен противоположной стороне, это повышает вероятность, что детей опять выкрадут или натравят на женщину инстанции. Это ослабляет позицию матери в суде. А значит, необходимо находить варианты проживания у проверенных людей, снимать квартиру, чтобы предъявить органам опеки жилплощадь для детей. Комиссия приходит, активирует и можно двигаться дальше».

Черный «туризм»

Если мы говорим о похищении ребенка родителем, когда «похититель» очевидно действует с игнорированием интересов ребенка и второго родителя, то первый шаг, и самый эффективный — забрать ребенка самостоятельно, утверждает адвокат Оксана Садчикова. «Это необходимо делать как можно скорее, речь идет о днях и неделях, — добавляет она. — О происходящем следует немедленно сообщить в полицию. Возможно, помощь будет оказана немедленно, такие примеры есть, однако в большинстве случаев правоохранительные органы усматривают в подобных ситуациях обычный семейный спор и самоустраняются».

Второй шаг — это обращаться в суд с иском об определении места жительства ребенка, одновременно заявив о необходимости обеспечительных мер в виде определения места жительства ребенка с оставленным родителем до решения суда, поясняет Садчикова: «Обращение в суд — мера цивилизованная и необходимая, но, используя только судебный механизм, оставленный родитель помещает судьбу ребенка и свою судьбу во временные рамки судебного процесса, а это не один и не два месяца. Речь, как правило, идет о 4-6 месяцах, в лучшем случае. Время уходит, а дети свыкаются с разлукой, происходит отчуждение от оставленного родителя».

Если говорить об использовании других ресурсов — обращении к уполномоченному по правам ребенка, к общественным и религиозным авторитетам, эти меры могут быть действенными, но неизвестно, что именно в итоге сработает, отмечает адвокат. Но может быть и такое, что эффекта не даст ни один механизм, в том числе и судебный. Что говорит о структурной проблеме. Так, в громком деле о похищении детей из Эстонии в Дагестан уже 4 года мать не имеет контакта с детьми, они до сих пор остаются с отцом.

Если женщины из-за угроз отъема ребенка бегут за пределы Северного Кавказа, то в отношении мужчин ситуация прямо противоположная

Различные аспекты дела рассматривались в судах Эстонии, России, в Пятигорске, в Махачкале и в Москве. ЕСПЧ 1 декабря 2020 года признал нарушение Российской Федерацией статьи 8 Европейской Конвенции о Защите Прав Человека и Основных Свобод, гарантирующей уважение частной и семейной жизни.

В связи с пандемией случаев межгосударственных похищений детей стало существенно меньше, однако это не означает, что со снятием ограничений мы не будем наблюдать новый всплеск, говорит адвокат Садчикова: «Следует помнить о механизме Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей. При наличии взаимного признания между странами, откуда ребенок был вывезен и куда привезен, вопрос о возвращении в государство постоянного проживания будет рассматривать суд того государства, где ребенок находится. Вопрос стоит о возвращения ребенка не к оставленному родителю, а в ту среду, из которой он вырван. Дальнейший спор о месте жительства ребенка и порядке общения будет происходить в суде того государства, откуда ребенок был вывезен».

Из Чечни выдачи нет

Если женщины из-за угроз отъема ребенка бегут за пределы Северного Кавказа, то в отношении мужчин ситуация прямо противоположная. Юристы отмечают, что появилась новая тенденция, отцы-похитители, не имеющие никакого отношения к Кавказу, все чаще стали рассматривать ту же Чеченскую республику как территорию, где им гарантирована всемерная поддержка. Даже если суд, инициированный матерью, уже идет, можно переехать в Грозный, прописаться там и подать встречный иск об определении места жительства детей. Специфически ориентированные суды с большой вероятностью проштампуют решение в пользу мужчины.

Отнимая детей у матери, родитель-похититель редко заботится об их интересах. Они — орудие мести и контроля. Результат — разрушенная детская психика, расстройство привязанности — богатая почва для комплексов и проблем во взрослой жизни.

Потому что невозможно снова стать маленьким и отменить то ужасное, многократно внушаемое: «мама плохая, мама тебя бросила», или «опозорила», или «умерла».

Лидия Михальченко