Насилие в обертке любви: почему кавказские девушки спасаются от родни

В последние пару лет все чаще появляются новости о побегах уроженок северокавказских республик: от насилия в семьях бегут и совсем молодые девушки, и замужние женщины. Они рассказывают, что их избивают, отправляют на сеансы “изгнания джинов”, принуждают к замужеству или не позволяют уйти от мужа, а иногда залечивают психотропными препаратами. И все это делается под предлогом большой любви. Даптар разбирался, как отличить насилие от заботы и почему тех, кто бежит, становится больше.

Буду бить палкой для твоего же блага

Один из громких последних случаев с побегом – история 18-летней Лейлы Гиреевой из Ингушетии. По словам девушки, она неоднократно подвергалась насилию со стороны членов своей семьи, кроме того, родители заставляли ее проходить “лечение” у имамов. Лейла говорит, что отец мог прийти домой без настроения и избить дочь, а потом извиниться за проявления физического насилия, при этом подчеркивая, что для блага дочери иногда будет бить ее палкой по рукам, если ему что-то не понравится.

“А не понравиться ему может все что угодно: то я чай не так пью, то платок криво повязала, то взяла в руки телефон во время ужина”, – рассказывала девушка.

Она сбежала в Санкт-Петербург, но с помощью полиции ее обнаружили родные. После резонанса в соцсетях и при помощи правозащитников девушку удалось вырвать из отдела полиции и поместить в безопасное место.

В комментариях под публикациями, посвященными Лейле, очень активны ее родственники и жители Ингушетии, даже незнакомые с семьей. Все они упрекают девушку в неблагодарности, заверяют, что родные ее очень любили, а она “зажралась” и, видимо, Лейлу “мало били”, а правозащитники и журналисты – не только “разрушили семью Гиреевых, но и “опорочили Ингушетию”.
За три недели до истории Лейлы произошел не менее громкий побег четырех девушек из дагестанского села Хаджалмахи. Родные сестры Хадижат и Патимат Хизриевы и их двоюродные сестры Аминат Газимагомедова и Патимат Магомедова убежали от домашнего насилия и постоянного ограничения их свободы. Девушки рассказали, что регулярно подвергались избиениям со стороны родственников, которые требовали от них религиозного послушания и наказывали за каждую мелкую провинность.

Отец Хадижат и Патимат Хизриевых связывался с правозащитниками и говорил, что хочет для девочек только хорошего, поэтому “миллион процентов”, что он заберет их обратно для их же блага. Отец беглянок никому не угрожал, искренне переживал за дочерей, убеждал, что это “его девушки” и они должны вернуться, потому что все родственники их любят.

И в этом случае комментаторы из республик Северного Кавказа были почти единодушны. Опять “мало били”, опять “им ни в чем не отказывали”. И опять рассказ девушек о том, как они жили задел “честь села”, “опорочил Дагестан” и “придуман, чтобы расшатать Кавказ”.

В комментариях к одной из публикаций пишет жительница Хаджалмахи: “Хочу рассказать о жизни наших девушек.. …нас обеспечивают родители в заботе и достатке… мы ходим по кафешкам и ресторанам, в салоны красоты и спортзалы… одеваем лучшую одежду из мировых брендов, не это ли свобода?”

Ей вторит односельчанка: “В ютубе наберите и посмотри на наши свадьбы! Самый большой калым для девушек дают родители из Хаджалмахи!”

Религиозный деятель, знакомый родителей, к которому они обратились за “помощью в изгнании джинов”, читая вслух молитвы, бил ее палкой в солнечное сплетение

Изгнание джинов

В апреле 2019 года жительница Чечни Аминат Лорсанова при помощи правозащитников покинула республику. После угроз, которые стали поступать в адрес девушки со стороны родных, в январе 2020 года Аминат обратилась в Следственный комитет комитет России с жалобой на избиения и пытки. Сначала ее родители укрощали дочь обрядами по “изгнанию джиннов”, а затем насильно поместили ее в психиатрический стационар, где несколько месяцев “лечили” транквилизаторами.

Аминат рассказывала: “С виду мои родители – среднестатистическая семья. Они себя позиционируют как интеллигентные, начитанные, грамотные люди. Оба врачи, мама – анестезиолог, отец – травматолог. Каждый раз после моих жалоб на их побои меня стыдили родственники: «Как ты можешь наговаривать на родителей, твой отец хороший врач, а твоя мать, между прочим, моего сына спасла!»”.

Что происходило за ширмой “счастливой семьи”, Аминат описывала в своем заявлении в Следственный комитет. По ее словам, религиозный деятель, знакомый родителей, к которому они обратились за “помощью в изгнании джинов”, читая вслух молитвы, бил ее палкой в солнечное сплетение, а мать и отец девушки спокойно наблюдали за этим процессом, несмотря на крики дочери. Впрочем, отец девушки, преследуя ту же цель – “изгнание джинов”, надевал ей наручники, связывал ноги, заклеивал рот скотчем и делал укол транквилизатора.

Вырваться из-под “опеки любящих родителей” Аминат удалось только с четвертой попытки. Сейчас она живет за границей и находится в относительной безопасности.

Еще одна история об обретении свободы – это побег уроженки Дагестана Патимат Идрисовой. С третьей попытки ей удалось сбежать от чрезмерной “любви и заботы” семьи. Патимат тоже “ни в чем не отказывали”, ее не морили голодом, одевали и обували, а за нежелание подчиняться правилам, установленным в селе и за попытки сбежать избивали, приковывали к батарее, лечили “от джиннов” у “исламского врачевателя”. Когда сеансы “экзорцизма” не помогли, родственники заставили девушку пройти курс лечения неизвестными препаратами.

В январе 2021 года Патимат обратилась к правозащитникам кризисной группы СК SOS, ей удалось уехать из республики, но из-за постоянных преследований уроженка Дагестана в итоге была вынуждена бежать из страны за границу.

Photo by Anete Lusina on Pexels.com

Круговорот насилия

Саида Сиражудинова, руководительница Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие», автор докладов по острым и специфическим проблемам региона (таких как убийства по мотивам чести, калечащие операции на половых органах девочек, насильственные браки) не сомневается, что родители действительно любят своих дочерей.

“Родители девушек и подавляющая часть жителей Северного Кавказа считают строжайший контроль любовью и заботой. Они понимают: если девочки выйдут за границы дозволенного общественным мнением, то пострадают от осуждения. А общество может осудить за то, что не так села, не туда посмотрела, не того хотела. В первую очередь «позор» связан с «сексуальным поведением», к которому может относиться все, что угодно – обучение в одной школе с мальчиками, внешний вид, выход из дома без сопровождение, общение в соцсетях, непослушание и даже нежелание выйти замуж”, – поясняет исследовательница.

Психиатр и сексолог Амина Назаралиева такое поведение родителей объясняет подменой понятий, когда под знаменем культуры, религии и традиций внушаются искажения нормы. Психиатр подчеркивает, что запрет на образование, навязанный брак, ограничение свободы общения, угрозы и причинение физического вреда являются неоспоримым насилием.

“Любовь подразумевает уважение к свободе личности, то же самое декларируют все мировые религии. Навязывать свои убеждения, насиловать своими ценностями других людей – это не про любовь и не про веру. Высокие идеалы на этом заканчиваются, а в обертке любви, заботы и благочестия нам продают издевательства, практики насилия и его оправдания”, – говорит экспертка.

С мнением Назаралиевой соглашается и психолог Екатерина Н. (настоящее имя редакция скрыла по ее просьбе), которая уже больше года работает с правозащитной группой «Марем». Она поясняет, что очень часто в абьюзивной семье происходит подмена понятий, когда насилие прикрывают такими терминами как “воспитание” и “дисциплина”: это не то, что я нарушаю личные границы, телесные границы своего ребенка, а делаю все во благо – занимаюсь его воспитанием. Часто применяются методы запугивания детей, например, в силу их неосведомленности используются манипуляции религиозными убеждениями.

Девочка воспитывается в страхе позора – если она сделает что-то вызвавшее осуждение общества, то опозорит семью и из-за нее пострадают другие родственники. Родители, также выросшие в этом страхе, боятся, что ребенок может их опозорить, и поэтому устанавливают жесткий контроль – получается такой замкнутый круг, подчеркивает Сиражудинова.

“Когда отец говорит – «Я так их любил, что никуда не отпускал», – то в его понимании это и есть забота, любовь; он оберегал их от того, чтобы они не «оступились», «не сломали себе жизнь», чтобы никто в обществе ничего не подумал и не сказал. Жизнь же за пределами этого, готового к осуждению общества, вне системы его ценностей, не рассматривается вообще. И надо понимать, что тут имеются в виду не общеисламские нормы, а тот вариант, что принят в их среде. Возрастных ограничений контроля нет. В малой степени ответственность переходит к мужу после того, как девушку выдали замуж. Но все равно родители несут ответственность за поведение дочерей до конца жизни”, – поясняет исследовательница.

Психиатр Назаралиева отмечает, что если вся культура такая, все общество такое, то выхода нет, и у человека появляются убеждения, оправдывающие контроль и следующее за ним насилие. И у того, кто живет в этой атмосфере, есть три пути: стать жертвой насилия, стать автором насилия или соглашающимся свидетелем этого насилия.

Психолог Екатерина М. подчеркивает, что те, кто активно выступает в поддержку культуры насилия, скорее всего, и сами являлись, а может и до сих пор остаются его жертвами: “Когда одна девочка выбирает бежать, две других выберут метод психологической защиты – поверить, что родители правы. Как иначе выжить в среде контроля и насилия? Проще всего это сделать, подстраиваясь под те обстоятельства, в которых живешь, а потом требовать этого и от своих детей. Поэтому культ контроля и насилия несется дальше, повторяясь от семьи к семье”.

Photo by Anete Lusina on Pexels.com

Почему они бегут?

Даптар привел всего несколько случаев, описывающих попытки девушек с Северного Кавказа сбежать от издевательств со стороны родителей или старших родственников. И эти истории стали широко известны из-за необходимости огласки, когда надо было спасать беглянок от насильственного возвращения в семью. Правозащитники и психологи подчеркивают, что чаще всего сбежавшие не хотят публичности. Их запросы, как правило, очень скромны: “чтобы дали жить нормальной жизнью”. Причем под этим подразумевается отсутствие постоянного невыносимого давления и принуждения, в первую очередь.

Побегов стало больше, и они будут продолжаться, уверены эксперты. Но с чем это связано? Ведь бабушки и мамы нынешних потенциальных спасающихся не бежали ведь. Саида Сиражудинова, которая изучает проблему домашнего насилия в регионе, считает, что сейчас стало больше возможностей для побега, больше информации и больше положительных прецедентов, о которых пишут в средствах массовой информации и соцсетях.

“В последнее время все больше удачных примеров, те же четыре сестры из Дагестана сумели спастись, несмотря на серьезную угрозу насильственного возвращения при помощи представителей силовых структур. У них получилось, потому что совпали все факторы: у них была информация, где получить помощь, был адвокат, подключились СМИ и блогеры, предав их историю огласке”, – поясняет собеседница.

Психолог Екатерина Н. также считает, что большое количество таких прецедентов, о которых можно прочитать в медиа, вдохновляет все новых и новых беглянок: “Одна из девочек, с которой мы работали, долгое время была под религиозным давлением, ей все время рассказывали, что жить можно только вот по таким строгим правилам. Уже потом, после побега, когда мы разбирали с ней всю ситуацию, выяснилось, что толчком к пониманию, что так жить она больше не хочет, послужили какие-то самые простые вещи – книга, фильм и посты в соцсетях про организации, куда можно обратиться за помощью”.

Причиной долготерпения мам и бабушек тех же девушек, которые сейчас стараются вырваться на свободу, является не только отсутствие гласности в советские годы, но также то, что государство контролировало частную жизнь граждан – были органы по защите женщин, была возможность обращаться к государству за помощью и получать ее.

“Когда я изучала архивы советского периода, то видела множество жалоб на членов семьи, например, в случае насильственных браков или если девушкам запрещали получать образование. В наше время таких жалоб в разы меньше, потому что сейчас тебя никто не защитит. А у правоохранительных органов появился уникальный ответ: «Такие у нас/у вас традиции»”, – рассказывает Сиражудинова.

Пока государство не разработает механизмы защиты женщин, им придется защищать себя самим. Бежать, прятаться и менять свою жизнь

Отличить добро от зла

На Кавказе царит культура защиты чести, во многом основанная на стыде, и, как следствие, любовь заменяется подчинением, а забота – насилием, считает Амина Назаралиева.

Однако она подчеркивает, что было бы неправильно говорить, что насилие в регионе происходит повсеместно: “Есть и любящие родители, которые не будут бить или унижать своих детей, подчиняясь каким-то «культурным кодам», не будут ограничивать свободу выбора ребенка, будь то вопросы образования или спутника жизни. И таких немало. Есть и женщины, которые готовы бороться против насилия и бежать от него, ломая все стереотипы, разрывая семейные связи. Всегда есть те, на кого пропаганда культуры насилия не действует, и они могут отличить добро от зла. Я видела много примеров, когда матери были готовы защищать своего ребенка от всего мира. Я видела счастливые и любящие семьи, где насилие никогда не практиковалось”.

В этом и заключается самая главная заминка – эти счастливые и любящие семьи, если и существуют, то только потому, что человек сознательно отказался от права на насилие, считает кавказская правозащитница Аминат И. (имя изменено в целях безопасности).

Но само право не оспаривается и в любой момент им могут воспользоваться, добавляет она: “Нам пишут (чаще всего мужчины), говорят, мол, зря вы обобщаете, вот у меня в семье все не так, я разрешаю дочери, сестре, жене учиться или даже работать. Но ключевое слово тут «разрешаю». Вся картинка прекрасной семьи ломается при вопросе: «А что будет, если вы будете не такими любящими и понимающими родителями, братьями или мужьями и запретите?». До сих пор еще никто не отвечал, что в их семье не считают возможным что-то запрещать взрослому, совершеннолетнему человеку только потому, что человек этот – женщина”.

Признание родственниками права на запрет означает, что в любой момент этот самый механизм запрещения может заработать. Это характерно для всей России, но на Кавказе проявляется особенно ярко.

“И поэтому мы говорим, что на Кавказе с его строгой субординацией и традициями подчинения старшему или мужчине культура насилия получает свою подпитку, – продолжает Аминат. – Право – это не то, что даруется, потому что кто-то соизволил. Когда все свободы зависят от доброй воли конкретного человека, если они не закреплены как норма и отсутствуют инструменты, позволяющие их отстаивать в правовом поле без риска для здоровья и жизни, то это фикция”. 

И получается, что пока государство не разработает механизмы защиты женщин, им придется защищать себя самим. Бежать, прятаться и менять свою жизнь с помощью правозащитников, активистов и блогеров, которым не безразлично распространение культуры насилия, причем, не только на Северном Кавказе, но и по всей России.

Наталия Ахмедова