На днях прошла первая онлайн-конференция, посвященная проблеме калечащих операций на половых органах девочек и женщин в России. Чаще всего эту тему ассоциируют с бедными странами Африки, но проблема широко распространена по всему миру. Актуальна она и для России. Особенно важно это обсуждение для республик Северного Кавказа — на конференции состоялась премьера фильма журналистов Владимира Севриновского и Светланы Анохиной «У нас такое происходит», в котором рассказывается о том, насколько распространены эти операции в Дагестане. Мы публикуем итоги этой конференции.

С тех пор, как на «Даптаре» вышла первая статья о женском обрезании, прошло четыре года. За это время что-то удалось изменить — путем долгих разговоров с муфтиятом и местными властями в каких-то селах проблему начали решать. В августе этого года духовное управление региона даже выпустило фетву о запрете удаления клитора или половых губ в исламе (правда, удаление клиторального капюшона «компетентным специалистом» муфтий все-таки посчитал допустимым). Но не изменилось одно: государство продолжает закрывать глаза на калечащие операции на половых органах женщин, а бороться с ними приходится горстке журналистов и правозащитников.

Духовенство и проблема

Об этих операциях знают повсюду. Маленьким девочкам делают их из поколения в поколения, потому что «так надо». Героини фильма «У нас такое происходит» рассказывают: операции проводят по решению старших родственников — отцов, матерей и мачех — для того, чтобы контролировать девочек и их сексуальность. «Чтобы не гуляли», — объясняют в фильме. Часто такие операции проводят в антисанитарных условиях — маленьким ножом или овечьими ножницами, дезинфицируя их только спиртом.

Хотя тема женского обрезания остается в Дагестане очень табуированной, в фильме есть героини с открытыми лицами. Они рассказывают о том, как живут с этим травматическим опытом всю жизнь. Есть в фильме и герои-мужчины, критически оценивающие такие калечащие операции. Возможно, именно они могут помочь прекратить распространение этой практики, считает журналист Владимир Севриновский.

Но огромное влияние на решение проблемы женского обрезания на Северном Кавказе имеет муфтият. Не считая редких исключений, аффилированное с государством духовенство не только не занимается этой проблемой, но и продвигает эти операции как необходимые для мусульманских женщин.

Только в Дагестане таким калечащим операциям подвергаются ежегодно более 1200 девочек

«Обрезание это обязательное действие в отношении мужчин и женщин», — цитирует религиозные источники некий теолог Гаджимурад Омаргаджиев на промуфтиятском сайте.

Калечащие операции на половых органах девочек и женщин с мужским обрезанием имеют мало общего. На половых органах женщин делаются надрезы или удаляются некоторые части: капюшон или головка клитора, малые и большие половых губ, возможно и полное зашивание влагалища. Эти операции, как отмечалось выше, часто проходят в антисанитарных условиях, без анестезии, с использованием обычных ножниц. Частичная или полная потеря чувствительности, возможные инфекции, сепсис, хронические боли и бесплодие – таковы последствия этих операций для женщин. И, конечно, психологическая травма длиною в жизнь.

Проблема женского обрезания незначительна и касается она совсем небольшого количества людей, утверждают многие. Но только в Дагестане таким калечащим операциям подвергаются ежегодно более 1200 девочек.

«Даже если бы это были не 1200 человек в год, а пять, этому все равно надо положить конец», – заявила в ходе онлайн-конференции главред «Даптара» Светлана Анохина.

Контроль над женщиной?

Истоки таких практик — не в исламе. Традиция женского обрезания восходит к первобытным обрядам инициации, поясняет антрополог и исламовед Ахмет Ярлыкапов. Смысл таких обрядов был в том, чтобы через боль претендент мог доказать, что готов перейти в новую возрастную или другую категорию.

«Сегодня, конечно, никто вам не скажет: ‘Мы делаем это потому, что когда-то, в первобытные времена, это был обряд перехода’. К сожалению, появляются религиозные обоснования, которые и позволяют существование этих калечащих операций и дальше», — рассказал Ярлыкапов.

По его словам, сейчас у многих эти практики ассоциируются с богобоязненностью и даже элитарностью, и это делает женское обрезание привлекательным для многих семей. При этом эта практика напрямую связана с брачными стратегиями, в которые девочки включаются с самого детства.

«Девочка с такой проведенной операцией становится более привлекательной с точки зрения общественности. Она рассматривается как товар», — объясняет Ярлыкапов.

Но это не проблема ислама, добавляет Ярлыкапов: «Сама исламская религия не не то, что не одобряет эти операции, она запрещает их. В Коране подобные калечащие операции не прописаны, а сунна запрещает человеку причинять вред другим людям, что женскому обрезанию противоречит».

Эксперт также заметил, что часто такие операции используются для демонстрации власти над женщиной, над ее телом.

Гражданское общество предпочитает дистанцироваться от этой проблемы

С ним согласна президент «Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем» Саида Сиражудинова. Она начала изучать проблему женского обрезания одной из первых в России. В 2016 и 2018 годах Сиражудинова была соавтором докладов о распространенности калечащих операций на женских половых органах в республиках Северного Кавказа. Она говорит, что за прошедшее время ситуация практически не изменилась. По ее словам, практики женского обрезания сохраняются в первую очередь потому, что выступают в качестве контроля над женской сексуальностью и женщиной в целом.

«Да, традиция и инициация важны, — говорит Сиражудинова. — Но в первую очередь эту практику понимают как контроль над сексуальностью женщины. В практикующих сообществах считают, что таким образом поддерживают гармонию в своем обществе. Ни светские, ни религиозные власти не готовы, по ее словам, к обсуждению этой проблемы — что очень затрудняет ее решение».

Гражданское общество предпочитает дистанцироваться от этой проблемы, воздерживаться от ее обсуждения, не говоря уже об осуждении, сетует исследовательница: «Нам часто приходится сталкиваться с тем, что даже комментарии к каким-то нашим докладам и статьям пишут не на странице, а в личку — потому что боятся, что их заметят коллеги».

Прямой законодательный запрет

Проблема калечащих операций на половых органах женщин распространена по всему миру. На конференции выступила лидер глобальной инициативы Equality Now по искоренению этих практик Флавия Мванговия. По ее словам, сегодня калечащим операциям на половых органах подверглись более 200 миллионов женщин во всем мире. Практики женского обрезания существуют как минимум в 92 странах, но только 32 из них могут предоставить количественные данные: в большинстве, как и в России, статистика просто не ведется.

«Те цифры, которые мы сейчас предлагаем, это абсолютный минимум, — говорит Мванговия. — На самом деле мы, возможно, даже не знаем настоящий масштаб проблемы».

При этом законодательный запрет на такие практики есть только в 52 странах. Но Мванговия уверена, что такой запрет необходим. Он не только выступает инструментом для их прекращения, но и позволяет выразить политическую волю населения, осуждающего калечащие операции среди женщин. «Если государство хочет бороться с этой практикой, то главный способ это продемонстрировать — внедрить этот пункт в законодательство», — считает Мванговия.

Калечащие операции должны считаться преступлением против половой неприкосновенности

В России пока нет законодательного запрета на женское обрезание, но и просветительскую работу в стране проводить очень сложно. По словам старшего юриста проекта «Правовая инициатива» Юлии Антоновой, на Северном Кавказе тема остается табуированной даже среди юристов и врачей. Обсуждение подобных проблем грозит им обструкцией. «Скажут ‘ты дагестанка, живешь в Дагестане, а осуждаешь наши традиции и обычаи’», — приводит в пример слова одного из врачей Антонова. Ограничивает работу «Правовой инициативы» и государство: «Если на ранних этапах нам как-то удавалось найти партнеров, то с течением времени они по разным причинам отказывались с нами работать и сотрудничать, — говорит Антонова. — В настоящее время ситуация складывается таким образом, что вузам, органам государственной власти и местного самоуправления работать с нашей организацией просто не рекомендуется».

Для того, чтобы эффективно бороться с калечащими операциями на женских половых органах, необходим их прямой законодательный запрет, считает адвокат «Правовой инициативы» Ольга Гнездилова. Но пока такого запрета нет, нужно сделать все возможное, чтобы их относили к тяжким преступлениям.

«Сейчас порез на клиторе соответствует порезу на пальце», — объясняет адвокат. Это означает, что женское обрезание может квалифицироваться только как причинение легкого вреда здоровью, не связанное с серьезными наказаниями.

Гнездилова уверена, что это неэффективно: калечащие операции должны считаться преступлением против половой неприкосновенности. Они часто совершаются вопреки воле несовершеннолетних девочек, с применением насилия. По словам адвоката, в таком случае к ответственности должны привлекаться родственники (организаторы преступления), врачи и клиники (исполнители), а также авторы публикаций о пользе женского обрезания (подстрекатели).

Прецедентный случай?

Год назад в России было возбуждено первое уголовное дело, связанное с женским обрезанием. Это также первый случай в России, когда в деле есть и заявитель, и пострадавшая. Калечащую операцию провели 9-летней девочке в Магасе (Ингушетия). В клинику девочку привела вторая жена отца ребенка, в тайне от матери. Во время операции девочку удерживали трое взрослых людей, она сопротивлялась, а врач ей угрожал. После этого ее госпитализировали с кровотечением и высокой температурой.

Дело девочки сейчас ведет старший юрист «Правовой инициативы» Ольга Савина. На конференции она рассказала об опыте защиты потерпевшей. По ее словам, следствие по большей части бездействует. На этапе доследственной проверки отец девочки и врач говорили, что процедура носит ритуальный характер, однако позже изменили версию — теперь они заявляют, что девочку прооперировали по медицинским показаниям, из-за воспаления. Следственный комитет в итоге возбудил уголовное дело о причинении легкого вреда здоровью, но только в отношении врача — ни отец, ни мачеха девочки, ни руководство клиники к ответственности привлечены не будут.

Этот случай еще раз доказывает, что государство закрывает глаза на системность проблемы. Дело ингушской девочки СК представляет как частный случай, в котором виноват только врач, причинивший вред пациентке во время работы. Однако родственники, которые привели девочку на операцию против ее воли, привлечены не будут, хотя именно они были организаторами операциями.

Отчасти этот случай всплыл на поверхность и дошел до уголовного разбирательства лишь потому, что родная мама девочки не знала об операции: процедуру сделали втайне от нее и при участии второй жены.

Большинство же случаев калечащих операций не доходит до общественности, не обсуждается и не осуждается — потому что чтобы стать уголовным разбирательством, нужны заявители. Маленькие девочки ими выступать не могут, а их родители чаще всего и становятся теми, кто ведут их на эти калечащие операции.

Но государство продолжает делать вид, что ее нет.

Татьяна Ускова