Представители благотворительных фондов, кризисных центров и правозащитных объединений, занимающихся помощью женщинам, рассказали Даптару, как изменится их работа в текущих обстоятельствах и есть ли какие-то утешительные новости.
Адда Альд, «Крепость»
– «Крепость» начала работу в мае 2020 года и специализировались на социализации женщин, попавших в трудное положение. Мы работаем с жертвами домашнего насилия или насилия, связанного с ЛГБТ-идентичностью. Наши подопечные должны быть гражданами РФ, других ограничений нет. У нас есть московский шелтер – это несколько комнат, в которых могут одномоментно разместиться 20 человек. Мы их кормим первое время, вообще люди могут жить бесплатно 10 дней, за это время они должны найти работу. За это время мы должны выработать план по выходу из кризиса. Это индивидуальный план, он включает юридическую и психологическую помощь, социализацию, помощь в поиске работы. Человек может оставаться в шелтере три месяца, если следует определенным правилам (самое главное – не палить убежище). Раз в неделю мы созваниваемся с ними, чтобы узнать, как выполняется план.
Наша работа строится на волонтерской деятельности, и в мирное время мы работали довольно эффективно, но эти несколько дней просто парализовали всю работу. Сейчас я планирую переезд в другую страну и занимаюсь в основном только этим, но это не означает, что «Крепость» прекратит свое существование: подопечные по-прежнему смогут на нас рассчитывать. Конечно, кто-то из сотрудников собирается уезжать, кто-то не сможет помогать, потому что качество жизни людей резко упадет, и они просто не смогут помогать так, как раньше. Кроме того, я думаю, что донатить будут намного меньше по той же самой причине. Но у нас по-прежнему есть волонтеры и возможность координировать деятельность Крепости онлайн.
Могу сказать, что мы собираемся снять часть денег с нашего счета и перевести часть в наличные и в криптовалюту, потому что совершенно непонятно, что будет со счетами. Ну, и важно забэкапить всю информацию, потому что неизвестно, какие соцсети и мессенджеры будут работать в России.
Алена Ельцова, кризисный центр «Китеж»
– У меня только начал оформляться какой-то план работы, потому что для меня происходящее – это полное крушение мировоззрения. Я родилась в СССР, и, наверное, потому не верила до последнего, что такое может произойти. Мне вот понадобилась неделя, чтобы нащупать какую-то точку опоры. Думаю, что сейчас нас ждет режим выживания: часть сотрудников придется уволить или они будут работать по другому графику, пока не очень понятно, как.
«Китеж» существует с 2013 года. Мы помогаем женщинам, пострадавшим от домашнего насилия вернуться к нормальной жизни. У нас нет никаких ограничений – мы оказываем помощь всем: это социальная, психологическая и юридическая помощь, трудоустройство и многое другое. Когда мы только открывались – наощупь, мы практически были первопроходцами в этой области – то не очень представляли, кто может нуждаться в такой помощи. Сейчас у нас приблизительно четверть от общего числа подопечных – это девушки из исламских регионов, из Северного Кавказа, а также трудовые мигрантки из ближнего зарубежья. Могу сказать, что в нашем шелтере жили девушки из 20 стран.
У нас три шелтера (в Москве, в Новой Москве и Ярославле – с партнерской организацией) и мы собирались открывать четвертый – в Подмосковье. У нас там есть помещение, которое нужно было довести до ума. Никаких платных услуг у нас нет, мы предоставляем своим подопечным крышу над головой и питание. Конечно, питание базовое, без разносолов. Но у человека есть какой-то время, чтобы отдышаться и оглядеться по сторонам. Больше 3 месяцев в шелтере никто, как правило, не живет.
За девять лет помощью Китежа воспользовались, наверное, человек 800 – это те, что жили у нас, и еще есть люди, которые получают консультации, их намного больше, не меньше 1500 в год.
Я была в Китеже с самого первого дня, и вижу, как сильно благотворительная сфера просела под давлением государства. Наше государство всегда широким катком проходит по всему, что ему непонятно или кажется опасным. Каждое непонятное слово типа «феминистка» или «гендер» воспринимается как враждебное и как повод, чтобы приглядеться к организации или тем людям, что в ней работают. Поэтому мы крайне осторожно присутствуем в медийном поле – два года назад я давала интервью и назвала себе радикальной феминисткой. Сейчас я уже вряд ли стану так о себе говорить.
В обществе растут консервативные настроения – еще в 2015 году проходили круглые столы по теме домашнего насилия при участии представителей РПЦ, теперь такое невозможно. Когда-то это тема обсуждалась на канале «Спас», но он тоже резко «поправел» и даже поувольнял многих ведущих.
Ну вот есть такой «эффект вареной лягушки», знаете? Когда ее помещают в комфортную температуру и потом медленно начинают греть воду, а она до поры приспосабливается к изменениям во вчера еще комфортной среде, а потом перестает приспосабливаться и погибает. Но и нас так медленно варили, и каждый год что-то потихоньку менялось не в лучшую сторону.
А теперь вот случилось то, что случилось, и нам надо как-то перестроиться на режим экстренного выживания.
Самое сложное сейчас – это принять новую реальность. Многие потеряли опору и нам всем надо понять, куда двигаться дальше. Ладно, деньги, найдем – не найдем. А как нам найти силы? Вдохновение, чтобы работать? Еще очень важно в нашей работе – это когда можешь консолидироваться с кем-то. И мне кажется, что нам будет намного сложнее где-то найти реальную помощь. Люди потеряли запал, и они не в ресурсе.
У нас всегда были волонтеры, потому что постоянно работать в этой сфере могут не все – тут выгораешь быстро. И волонтеры нам помогали – кто-то с логистикой, кто-то покупал продукты. Думаю, что и с волонтерами теперь будет сложнее.
У нас по-прежнему есть партнерские проекты, и я надеюсь, что мы сможем продолжать работу. Мы должны делать то, что делали уже почти 10 лет. Вот у нас две сотрудницы – бывшие подопечные нашего фонда. Теперь они вернулись к нормальной жизни, и уже сами предлагают свою помощь людям. В этом можно черпать силы и вдохновение.
Наталья Никифорова, фонд «Птицы»
– Как волонтерская организация мы начали свое существование в 2017 году, а в 2020 мы зарегистрировались как НКО. Сейчас у нас 10 постоянных сотрудников плюс волонтеры под разные задачи. Вот вчера нам надо было, чтобы кто-то поехал к одной нашей подопечной помочь ей вызвать врача: женщина 55 лет сейчас в большом стрессе и не способна на такие простые действия, как вызов врача. Эта женщина не живет в шелтере, потому что у нее нет проблем с проживанием, но есть остальной набор проблем по нашему профилю.
Наш профиль – люди, пострадавшие от всех видов и форм домашнего насилия. Люди, которые пережили в прошлом сексуализированное насилие, которое их догоняет во взрослом возрасте – это к нам. Люди, которые сталкиваются сейчас с систематическими побоями и унижениями – тоже к нам. Не всегда это физическое насилие – очень часто обращаются девушки, которых постоянно унижают: говорят им, что они нехороши, указывают на то, что им делать не должно и в результате от жизни человека не остается ничего, кроме желания, чтобы эта жизнь закончилась. Вот тут мы можем помочь – психологическая помощь, юридическая, трудоустройство. Все, чем можем.
Сейчас у нас есть кризисная квартира для тех, кому надо вот прямо сейчас уйти, и постоянно работают два юриста и шесть психологов. Мы очень небольшой фонд, у нас всегда было плохо с финансами, но мы работаем.
Что происходит сейчас? В любом учебнике по социологии написано, что в период социальной напряженности, в обществе нарастает насилие. Как правило, у правозащитных и благотворительных фондов работы становится гораздо больше. Потому что начинают обращаться люди, которые справлялись со своими проблемами, а потом – на стрессе – перестали. Мы пережили пандемию с ее резким всплеском обращений по поводу домашнего насилия, но теперь мы понимаем, что это были только цветочки.
Работы прибавилось, денег меньше, и думаю, что будет еще меньше, потому что всем не до нас. А наши битые-перебитые женщины никуда не делись. И потому руки мы опускать не должны. И я надеюсь, что найдутся хорошие люди, которые придут к нам на помощь.
…Когда все это началось, мы запустили группы психологической поддержки онлайн для всех. Не только для тех, кто пострадал от насилия, а для тех, которым трудно пережить происходящее без посторонней помощи, потому что люди испытывают одновременно вину, стыд, тревожность и панику. Это не телефон доверия. Во-первых, это группа «вКонтакте», куда мы выкладываем актуальную информацию: как помочь себе, как помочь близким, какие есть психологические техники, чтобы успокоиться и так далее. И еще есть постоянно действующий чат вацапа. Там у нас дежурят по очереди психологи: можно выговориться, обсудить свою ситуацию, получить обратную связь. Я вижу, что все это не напрасно, и что для кого-то это единственная реальная помощь в сложившейся ситуации.
Но это не заместительный проект – необходимость содержать шелтер и помогать подопечным тоже никуда не делась. Вот сейчас у нас две подопечные девушки – мигрантки, которые пошли наперекор воле родителей: одной запрещали учебу, другая, 17-тилетняя, пришла к нам, будучи беременной вторым ребенком. Плюс у нас есть женщина, которая пострадала от рук собственного сына, и ее психика просто не справилась. Мы помогаем ей одеждой, продуктами, а также пытаемся сейчас оформить ей инвалидность – при избиениях сильно пострадало ее зрение.
План? Я работаю в клинике 5 дней в неделю, у меня друзья, ребенок в школе, и фонд «Птицы». Нет, я не планирую уезжать. О будущем я стараюсь не думать вообще, потому что это напрасная трата энергии. Что бы ни происходило вокруг, мы должны продолжать помогать людям. Это вот моя зона ответственности.
Конечно, я понимаю, что будет хуже. Но я начала совать свой любопытный нос в сферу благотворительности в 2009 году и могу сказать, что ситуация с помощью людям в стране улучшилась за эти 13 лет. Сейчас у людей намного больше возможностей получить помощь.
М., волонтерка группы «Марем»
– На 24 февраля у нас была назначена эвакуация. Женщина с двумя детьми. Там очень тяжелая история, и по нашей оценке риск для жизни очень велик. И нужно было ее вытаскивать.
Это в нашем случае (а мы работаем преимущественно по Северному Кавказу) почти всегда требует быстрых решений – надо срочно выстраивать логистику, понять, как и куда вывозить, где забирать, как пересаживать, найти водителя, сопровождающего, договориться с шелтером, где женщину могли бы принять. И все это накрылось в один момент. Мы не смогли ее увезти.
Теперь все стало намного сложнее и страшнее. Все наши связи и договоренности подвисли, деньги, которые нам скидывали на помощь – превратились в труху. Мы просто боимся смотреть, сколько их там осталось и считать, на что их хватит.
То же самое, наверное, происходит в других организациях: содержание в кризисных центрах резко выросло в цене. Впечатление, что благотворительная сфера рухнула: люди в ужасе, они спасаются сами и им кажется, что какие-то действия в благотворительном направлении просто бессмысленны.
Мы отвечаем нашим заявительницам «надо подождать», «надо потерпеть», но ощущение такое, будто мы уговариваем их не волноваться, пока их гонят в душегубку. У нас был опыт, когда мы не успели, когда людей вырвали из рук. И мы ужасно боимся пережить это заново.
Если раньше мы видели запрос и думали, так, сейчас мы это дело будем разруливать, мы поможем, спасем, то сейчас нас просто колотит. Мы сделались слабее раза в четыре.
Еще вчера в случае, если кого-то из наших беглянок находили родственники и пытались похитить (а такое происходит сплошь и рядом), мы могли звонить дружественным адвокатам. И человек летел в этот ОВД, и защищал девушку, напоминал нашим доблестным полицейским, что она не вещь, ее нельзя просто взять и «вернуть» мужу, отцу или брату. И что аргумент «у них, кавказцев так принято» не имеет никакого отношения к закону. Но кому звонить сейчас?
Все адвокаты, которых можно назвать «нашими» сейчас заняты помощью тем, кто вышел на митинг, пикет или просто был арестован за листочек с антивоенными надписями. И на наших девушек просто нет ни сил, ни времени.
Уже объявлена охота на ведьм, на всех инакомыслящих, несогласных, внегосударственных и, разумеется, первыми под удар попадут самые незащищенные, женщины, дети и те, кто им помогает.
«Марем» существует с 2020 года, у нас были случаи, когда становилось плохо, опускались руки, но мы как-то выживали, собирались с силами. К тому же нам всегда охотно помогали. Сейчас вся эта помощь отрублена. Люди замерли от ужаса. У них мало ресурса для поддержания собственной жизни. Что уж говорить о помощи какой-то неизвестной далекой Аминат, которую лупцевал папа, лупцевала мама, а сейчас совсем уже страшно изуверски лупцует муж и ей хоть в петлю.
И она пишет нам. Мы же еще два дня назад что-то могли, купить билет, переправить ее, обеспечить убежищем, сделать нормальный паспорт. И вот она пишет – «Я собралась!»
И мы отвечаем – «Прости. Ничего не можем сделать».
А она спрашивает, как же так, пишет, что постарается продержаться еще несколько дней, даже неделю, ведь через неделю же точно получится…
И мы не знаем, как ей объяснить, что страна, которой всегда было плевать на то, что у этой Аминат там происходит, где просто не существует законов, которые могли бы ее хоть немного защитить, теперь еще и проехалась по ней танком…
Зарема Магомедова
DAPTAR 