«У них было страстное желание вырваться и начать свободную жизнь». В Казани из шелтера забрали двух дагестанок

Вечером 18 октября из казанского шелтера для женщин неизвестные полицейские забрали укрывавшихся там двух девушек из Дагестана. Совершеннолетние дагестанки бежали в Татарстан, так как жить в своих семьях они не могли: замуж их выдали по принуждению, они терпели издевательства и т.п. Даптар выяснил, что произошло в шелтере и как бежали дагестанки.

Надеюсь, мой отец пожалеет

…Эвакуация откладывалась месяц за месяцем. Она обещала быть сложной – предстояло вывезти одновременно двух двадцатилетних девушек. Одна жила в Хасавюрте, другая – в горном селении Кикуни. Родители дружили семьями, и девочки общались с детства. Неудачные ранние замужества их только сблизили. Пару обеим нашли родители, не спросив мнения юных невест.

Айшат рассказывала, что жениха впервые увидела накануне брачной ночи. Патимат муж бил до синяков. Айшат супруг «всего лишь» оскорблял, а после унижений насильно занимался с ней сексом. Деваться обеим было некуда. Образования нет – Айшат, по ее словам, даже толком не училась, один или два года в исламской школе для девочек, после чего родители ее забрали, «посадили дома», купив справку об окончании 9 классов. Патимат учиться не давал муж. На родителей надежды не было. Алигаджи Сайгидгусейнов, отец Айшат, известный проповедник, руководитель отдела просвещения при дагестанском муфтияте по Хасавюртовскому району, на жалобы дочери внимания не обращал, советовал делать сабур, то есть, терпеть, как подобает мусульманке. Девятнадцатилетней девушке он предлагал подождать, пока ее двадцатипятилетний муж повзрослеет.

«Я так хочу, чтоб у меня все было как у людей, – писала Айшат участницам правозащитной группы «Марем». – И одеваться, как хочу, и заходить в свой дом с любовью, и ходить на работу. Я никогда не была в кино, в цирке, на аттракционах. Я хочу, чтобы у моего ребенка была детство. Конечно, нам будет сложно, но ничего. Каждый день он (муж – прим. автора) говорит слова, которые меня больше и больше ранят. Что я дура, что ничего не смогу в жизни сделать, что я бесполезная. Надеюсь, когда я уеду, мой отец пожалеет, что так поступал со мной».

И все же прямой угрозы жизни подруг не было, и активистки медлили. Иногда они даже начинали готовить план побега, но всякий раз решали еще подождать – один месяц, другой. Вдруг отступятся? Жизнь в шелтере, в незнакомой республике, не сахар. Хватит ли девушкам, за которых все всегда решали другие люди, самостоятельности? Не пожалеют ли?

Но те продолжали умолять. И вот, день эвакуации определен. 16 октября Айшат с маленькой дочкой приезжает к Патимат в гости. В назначенный час за ними приходит координатор. Дверь открыта, чемоданы заранее собраны. Мужчина с багажом шагает впереди, девушки в темных хиджабах следуют чуть поодаль. За углом все садятся в машину. Выехав из лабиринта улочек Хасавюрта, она устремляется на север. Айшат и Патимат почти не разговаривают, даже ребенок сидит удивительно тихо. Через три часа Северный Кавказ остается позади. Последний блокпост, и вокруг уже тянутся бесконечные степи Калмыкии. Активистки «Марем», которые не могли принять участие в эвакуации лично, а только отслеживали, как по карте на телефоне ползет маленькая машинка, облегченно вздыхают и поздравляют друг друга с успехом.

В Волгограде беглянки записывают стандартные видеобращения – мы, такие-то и такие-то, ушли из дома добровольно, просьба нас не разыскивать и наше местонахождение родственникам не раскрывать.

Эти видео будет обработано, метаданные удалены, а затем его разместят на сайте МВД РФ.

Переночевав, девушки на другой машине в сопровождении другого волонтера едут дальше, в Казань, где их ждут в «Мамином доме». Это кризисный центр для женщин и шелтер при нем. То есть, убежище.

А еще через несколько часов первому водителю звонят силовики, и начинают задавать вопросы о пассажирах и заказчике поездки.

Табуированная тема

Группа «Марем» занимается помощью кавказским женщинам около полутора лет. За короткий срок она успела облегчить жизнь десяткам жертв семейного насилия на Северном Кавказе. Им помогают получить светский или исламский развод, отстоять детей, найти адвоката. Эвакуация применяется в крайнем случае, когда другие варианты исчерпаны или женщинам грозит непосредственная опасность.

Хотя нет статистики, что в регионе уровень семейного насилия выше, чем в других, специфика Кавказа такова, что эта тема крайне табуирована. «Стыдные» проблемы не решаются, а замалчиваются. Попытки предать их гласности и помочь жертвам натыкаются на агрессивное противодействие общества. Родственники чаще всего предлагают женщине терпеть «ради семьи», «ради детей».

Поэтому группа «Марем», не стесняющаяся открыто говорить о проблемах, с каждым месяцем получает все больше просьб о помощи. Для поддержки жертв насилия в ноябре 2020 года была открыта кризисная квартира в Махачкале. За полгода через нее прошли 17 женщин и детей. А 10 июня 2021 года в убежище без ордера вломились полицейские, и передали сбежавшую из семьи чеченку Халимат Тарамову отцу. После этого инцидента участницам группы оставаться в республике было опасно. Они временно переселились в другую страну, но работать не перестали. Поэтому полицейские едва ли удивились, когда опрошенный водитель назвал имя организатора поездки – Светлана Анохина, главред Даптра и лидер группы «Марем».

– Откуда такая спешка? – спросила Светлана у связавшегося с ней сотрудника полиции. – Это совершеннолетние. Они не пропали, а ушли добровольно. Почему вы включились в выходной день, за считанные часы?

Ведь лишь недавно завершилась многомесячная история Нины Церетиловой, которая, несмотря на решение суда, смогла вернуть детей лишь когда их перевезли в соседнюю Чечню. Здесь же реакция была молниеносной – несмотря на отсутствие нарушений закона и просьбу не искать.

Полицейский ответил, что женщинам лучше было бы обратиться для защиты от семейного насилия в МВД.

«Тут меня стало пробивать на смех, – рассказывала потом Светлана. – Потому, что это село Кикуни, где папа Айшат – безусловный авторитет. Обратись она в полицию, ее бы просто прогнали подзатыльниками и передали в руки отца».

Кризисную квартиру покидали в спешке. Вряд ли те, кто по своей воле решил вернуться, оставил бы все так…

Разрушить семью для меня неудобно было

17 октября беглянки выезжают из Волгограда в Казань. В тот же день на телефоне Светланы отображается незнакомый номер. Это Алигаджи, отец Аиши.

– Я ее не виню, она многое терпела от мужа, – говорит он глухим, надтреснутым голосом. – Мы сами сказали – сабур делай, терпение делай, раз дочка есть от него. Но и у терпения тоже конец бывает. Я сам богослов, разрушить семью для меня неудобно было.

Алигаджи уверяет, что теперь все будет иначе. Айшат уже развели с мужем по канонам ислама, она будет жить спокойно дома, ребенок останется с ней, и ей «никакого притеснения не будет».

Светлана мягко отказывается связать его с дочерью, поскольку это противоречит регламенту работы убежищ. Отцы и мужья нередко обещают жертвам насилия, что исправятся, что теперь все будет иначе, но чаще всего это остается пустыми словами. Некоторых женщин, поверивших родственникам, эвакуируют и во второй, и в третий раз. Так в 2015 году молодая женщина из Ингушетии, бежавшая от мужа, поверила родственникам и старейшинам, клявшихся Аллахом, что больше ее никто не обидит, и вернулась домой. Вернулась и исчезла бесследно. Ее не нашли ни живой, ни мертвой, лишь на полу в гостиной лежали веревка и фен с прилипшей к нему прядью окровавленных волос. Звали ее Марем Алиева. Именно в память о ней девушки назвали свою группу.

Тем не менее, Светлана обещает передать слова Алигаджи дочери.

– Я ему не верю, – Айшат в эвакуационном чате пишет быстро, почти без запятых и заглавных букв. – Когда мама умоляла забрать меня, он не забрал, говорил заберу потом, когда муж сказал что типа я инстаграм скачивала в телефон, что я ему не улыбаюсь, типа все время как больная хожу, отец сказал, что это все моя вина, сказал, что вот твой муж, умри там рядом с ним, терпи ради ребенка. Мой папа всегда против телефонов, типа у женщин должен быть фонарик, чтобы звонить мужу и все.

Это же не Дагестан!

В 4 часа ночи 18 октября девушек привозят в Казань. Соблюдая правила безопасности, они выходят из машины, не доезжая до пункта назначения, остаток пути идут пешком. В 11 утра в офисе шелтера «Мамин дом» беглянки заполняют бумаги о том, что поступают сюда по собственной инициативе. «После замужества не было работы и учебы, муж постоянно недоволен чем-то, от этого и ссоры каждый день. К родителям пускал редко, говорил, имеет право вообще не пускать», – пишет Патимат. «Не хочу для своей дочки такой же жизни», – завершает объяснение Айшат.

– У них было страстное желание вырваться и начать свободную жизнь, – скажет впоследствии руководительница шелтера Алия Байназарова.

Она узнала, что Патимат шьет, и тут же предложила работу в швейной мастерской. Собственный заработок – основа адаптации к самостоятельной жизни, и девушка с радостью согласилась. Дочь Айшат планировали отдать в детский сад. Однако за счастливыми планами пришло и столкновение с реальностью. В шелтере беглянки оказываются одни. Нет даже администратора. В здании не закончен ремонт, отопление не работает. Девушки жалуются на холод и бардак.

Однако за счастливыми планами пришло и столкновение с реальностью. Ремонт в шелтере не успели закончить вовремя, отопление не работало, для проживания была подготовлена одна комната и девушек заселили лишь потому, что любая проволочка ставила под угрозу их безопасность. 

«Когда мы зашли в ‘Мамин дом’, девушки расстроились, – рассказывает активистка, сопровождавшая девушек в убежище. – Айшат успокаивала Фатиму (Патимат – прим. ред.), та прям нервничала, постоянно в телефон смотрела».

В то же время полицейские приходят к дочери Светланы в Махачкале. Они показывают фотографию доверенного лица, координировавшего эвакуацию на месте. Видеозаписи, на которых девушки говорят, что ушли из дома добровольно, их не убедили. Они просят, чтобы беглянки лично явились в участок в любом городе, поскольку, якобы, есть подозрения, что их собираются переправить в Сирию. Становится ясно – в поисках мгновенно задействовали серьезные ресурсы силовых структур, и в шелтере девушкам оставаться рискованно. Надо отсидеться пару дней в безопасном месте и ехать дальше. Но где найти такое место в далеком городе?

Участники группы «Марем» обзванивают коллег, знакомых – всех, кого считают достаточно надежными людьми – с просьбой приютить беглянок, которым грозит опасность. Кто-то отказывается – «У меня самого дети, я не могу рисковать», кто-то испуганно отмалчивается. Наконец, возникают два варианта – храм и съемная квартира. Казанцы ждут сигнала, чтобы действовать. Сотрудница «Маминого дома» направляется в шелтер. Около 22 часов координатор группы «Марем» получает сообщение: «Они нашли нас, к нам в кризисный центр менты пришли».

Сотрудница приходит слишком поздно. Калитка шелтера заперта снаружи, девушки исчезли.

– Это же не Дагестан! – удивленно восклицает Алия Байназарова несколько часов спустя. И замолкает надолго. – Не знала, что у нас, в Казани, это возможно. Я почему-то думала, что так нельзя…

Скриншот с сайта МВД, куда девушки отправили видеообращения с просьбой не объявлять их в розыск, так как они по своей воле ушли

Как вещь

Представители группы «Марем» бросаются звонить в СМИ, ищут на местах журналистов, которые могли бы найти Айшат и Патимат в полицейском участке, убедиться, что их не передадут родителям против желания. Новости о похищении расходятся по медиа и телеграм-каналам.

И тут Светлане снова приходят сообщения от Айшат – «С нами все хорошо, телефон не забирают, мы будем на связи» – и обрывки видео из магазина.

– Айшат, – отвечает она. – Я не верю ни ментам, ни твоим родным, ни твоим сообщениям. Человек, который говорит в присутствии родственников, не может сказать, что он в опасности. Телефон не забирают, чтобы мы шумиху не поднимали. Я и не поднимала бы, если бы вам хотя бы дали время отдышаться и принять решение самим. Но вас тупо взяли и выдали родне. Как вещь.

– Я получила то, что хотела, я развелась, – пишет Айшат. – Пожалуйста, не надо журналистов. Клянусь, что папа попросил прощения. Все хорошо. Отец даже грубо не посмотрел на меня. Впервые в жизни он мне сказал, что был неправ.

– Полиция пришла в центр, и мы пошли в отдел, — следом сообщает Патимат. – Там все решили, и возвращаемся домой.

– Я не понимаю, что случилось, – говорит Светлана час спустя. Источник в правозащитных органах сообщил ей, что Айшат, узнав про развод, сама связалась с родственниками. Эта версия объясняет все – кроме недавней реакции девушки на слова отца, кроме жесткого: «Я не могу передумать». В нее очень хочется верить – ведь история в таком случае обретает хоть и неожиданный, но счастливый конец. Однако сама Айшат в переписке это отрицает, а поговорить с ней откровенно, без родственников, стоящих за плечом, уже невозможно…

Отец Патимат сказал журналистам, что девушки находятся в Махачкале. Он заявил РБК, что Светлана Анохина, которая помогала девушкам сбежать, «закрутила девочкам голову и увезла» их. Оказавшись в Казани, девушки якобы поняли, что их обманули, и решили вернуться домой. В чем же состоял обман? На этот вопрос мужчина не ответил. Он также утверждает, что полиция не приходила за девушками в шелтер.

Представитель МВД по Татарстану работникам местного шелтера заявил, что девушки были объявлены в розыск, что никто не знал об их местонахождении, а потом сами дагестанки позвонили родственникам. Последние якобы обратились в дагестанскую полицию, а те уже связались с татарстанскими коллегами. Потому и пришли правоохранители в убежище для женщин. Отметим, что ранее правозащитникам говорилось другое: если те, кто забрал девушек, были в полицейской форме, то это не значит, что они на самом деле были силовиками…

Владимир Севриновский