Перечеркнутое материнство

На логотипе инстаграм-аккаунта @heda_media три фигурки – мужчина, женщина и ребенок между ними. Все трое держатся за руки. Так обычно изображают семью. Вот только женская фигурка нечеткая, размытая, будто кто-то пытался стереть часть рисунка. Пытался и, кажется, преуспел. Метафора простая и ясная, как и название самого проекта. Авторы назвали его «Кавказ без Матери», поскольку он о практике отъема детей у женщин после развода или после смерти мужа. Эта одна из самых болезненных проблем, с которыми сталкиваются женщины Чечни, Ингушетии, реже – Дагестана. Впрочем, почему только женщины? При разлучении с матерью страдают и дети, но, когда начинается война за ребенка, это мало кого волнует.

«Мне повезло, меня не били»

Два года назад Милана разошлась с мужем, но, вопреки чеченской традиции, ее единственный сын остался жить с ней. По словам женщины, такое тоже часто бывает, когда за спиной женщины – влиятельные родственники.

Милане было около четырех, когда отец разлучил ее с мамой. Девочка родилась Казахстане, в городе Уральск, в смешанной семье: мама – татарка, папа – чеченец. В 1998 году папа решил поехать в Чечню, чтоб «показать ребенка родным». Мама Миланы ехать категорически отказалась – это было время второй чеченской кампании. Папа с дочкой уехали сами. С тех пор Милана свою маму никогда не видела.

«Нельзя сказать, что папа меня украл, потому что мама сама согласилась, чтобы я ехала с ним. Но согласилась, потому что думала, что мы вернемся. Позже уже от третьих лиц я узнала, что мама меня искала, но на тот момент здесь уже и дороги были перекрыты, и многие бежали из Чечни, а меня, наоборот, привезли сюда. А когда в более осознанном возрасте я начала интересоваться у родных, где моя мама, мне стали говорить разное: «Твоя мама тебя бросила», «Мама от тебя отказалась». Когда я стала чуть старше, пошли другие разговоры, мол, мама загуляла, мама спилась, у мамы другая семья…», – вспоминает Милана.

Подростком Милана нашла в личных вещах отца две фотографии: на одной ее молодой папа стоял рядом с ее молодой мамой, а на второй фотографии – маленькая Милана у мамы на руках. Это все, что у нее осталось от мамы. Там же, среди вещей, был блокнот, в котором девушка нашла имена и адреса маминых близких.

Освоив интернет, Милана отыскала маминых родных сестер. Они и сообщили ей страшные новости.

«Оказывается, еще в 2003 году мама умерла. У нее обнаружили опухоль в головном мозге. В 2001 году ей сделали операцию, после которой ей стало лучше, и она продолжила работать. Мама была учительницей в школе в Уральске. Но осенью 2003 года ей вдруг стало плохо, опухоль разрослась. Как мне рассказали тети, буквально за одну ночь мама ослепла и потеряла речь. Ее срочно уложили в больницу на операцию, но на операционном столе она в себя так и не пришла. Маме было примерно 33 года», – рассказывает Милана.

Вспоминая детство, девушка считает, что ей повезло. Ее история не настолько трагична, как история Аиши Ажиговой из Ингушетии, которая в результате истязаний в семье родной тети лишилась руки. Милану не били, как она сама говорит, в семье она «была любимицей», но тоска по маме не отпускала ее все детство, не отпустила и сейчас.

После того, как Милана рассказала публично о своей обиде на родственников отца за то, что ее лишили мамы, отношение с родней сделались напряженными.

Для Миланы эта реакция была ожидаемой: «Я осознанно шла к этому. Я хотела рассказать всем про эту травму, чтоб, наконец, люди сняли розовые очки и не думали, что мы, чеченцы, такие белые и пушистые, такие ангелы. Здесь происходит жестокость по отношению к бывшим женам, когда отбирают детей. Я понимаю, когда лояльная семья, когда не мешают матери забирать детей к себе на выходные, видеться с ними, когда мать захочет, а не когда сторона мужа соизволит. Есть, конечно, такие семьи. Но есть и семьи, которые прикрываются вот этими лживыми традициями и обычаями. Они просто-напросто убивают в себе все человеческое».

Статистика и просвещение

Авторы проекта «Кавказ без Матери» – активистки с Кавказа. По словам руководителя проекта Медины (имя изменено по соображениям безопасности), основная цель проекта – собрать статистику по делам в Чечне, Ингушетии и Дагестане, когда после развода родителей детей отнимают у матери. За последние пару месяцев проект получил более 150 обращений по этой проблеме.

«Но реальной картины даже эта статистика не дает, это только те, кто обратился к нам, — поясняет Медина, — А сколько женщин ведут свою борьбу за детей самостоятельно и сколько сдались, не сумели бороться, мы и представить себе не можем»

«’Дети растут с отцом и его родными’ – нестрашная фраза, правда? Но стоит копнуть, и обнаружится, что в наших регионах за ней стоят искалеченные судьбы, отчаянье, потеря доверия к миру, слезы и страдания.  Причем, от матери чаще всего ничего не зависит. Но именно ее, женщину и назначают ответственной. Мы решили разобраться, почему так происходит, почему ни одна женщина, как бы хороша она ни была, не может быть застрахована от подобного развития событий», – говорит Медина.

За несколько месяцев работы к проекту подключились и волонтеры: местные общественники, социологи, психологи и юристы. Почти все они сами нашли Медину в инстаграме, на страничке «Хеда-медиа», и предложили свою помощь.

Сейчас участники проекта собирают и анализируют полученную информацию. Ближе к осени, надеется Медина, уже удастся собрать какую-то статистику. Она также надеется, что эта статистика «станет инструментом в руках юристов, правозащитников и самих матерей».

«Еще одна цель проекта – просветительская. К своему удивлению, мы обнаружили, что это достаточно очевидное явление остается этаким «слоном в комнате», которого многие не видят и не замечают. Подавляющее большинство женщин, столкнувшихся с отъемом детей, говорят, что не знали о такой опасности ни до брака, ни даже до развода. Мы хотим рассказать девочкам и девушкам, что их будущие дети в глазах семейства в широком смысле и даже общества будут им не принадлежать, что это дети «рода отца». Что велика вероятность похищения ребенка в случае ссоры и неудавшегося брака, что судейские, полиция, опека, муфтият и прочие инстанции посоветуют ей смириться, потому что «у нас такой менталитет», что  при любом исходе ее назначат ответственной и виноватой, недостаточно мудрой или покладистой», – рассказывает Медина.

Азалия, студентка-медик, у нее отобрали двоих, потому что… Да ни почему! Самодуру мужу показалась вредной ее учеба, он развелся

На страничке проекта в инстаграме выложены реальные истории, произошедшие в Чечне, Ингушетии и Дагестане. Героини некоторых соглашаются говорить лишь на условиях анонимности, а другие, наоборот, не скрывают не только имени, но и лица: открыто рассказывают на камеру, что пережили и через что им приходится проходить сейчас.  

Среди кейсов, которые изучает «Кавказ без Матери» есть и те, в которых женщины дошли до Европейского суда по правам человека и даже выиграли этот суд. Этих дел – с десяток по регионам Северного Кавказа, их сопровождает проект «Правовая инициатива».

«Но из одиннадцати разлученных с мамами детей даже после триумфа в международной инстанции, к мамам вернулись лишь трое. Отцы и их родственники не выполняют решений судов. Моя соседка Элина – парикмахер, у нее нет возможности жить с детьми. Она развелась, потому что муж бил, потом мстил, запрещая детям видеться и только два года назад, благодаря очень статусной клиентке она добилась, что дети приходят к ней на выходные. Другая знакомая, Рагда, в 18 лет имеет двух детей. Муж выгнал ее из дому и теперь заставляет написать отказ от детей и перевел на себя детские пособия. Азалия, студентка-медик, у нее отобрали двоих, потому что… Да ни почему! Самодуру мужу показалась вредной ее учеба, он развелся: «Домой не приходи, детей не покажу!» Дети тем временем переживают психологическую травму и тоскуют по маме. И хорошо, если их не бьют за попытки увидеться и пообщаться», – рассказывает Медина.

Photo by Idina Risk on Pexels.com

«Меня это не коснется»

Чеченка Лизана Умарова вышла замуж за ингушского парня, когда ей было 20 лет. Семья жила в Москве, у них родились трое детей. Через девять лет супруги развелись, младшему ребенку тогда был год. Сначала Лизана встречалась со своими детьми, но через 4 месяца после развода бывший муж увез детей в Ингушетию и с тех пор препятствует их общению.

Лизана не видела своих детей больше четырех лет. Сейчас она живет в Европе, а дети – с папой в Москве. Однажды Лизана позвонила учительнице старшей дочери (сейчас ей 12), чтобы пообщаться через нее с дочкой, но девочка не захотела говорить.

«Раньше мы общались нормально. Ребенок меня любит, она говорила, что скучает, что хочет, чтоб я приехала, — рассказывает Лизана. — Но, когда учительница предложила ей поговорить со мной, дочку начало трясти, она стала рыдать и сказала: «Я не хочу, мама меня бросила». Как-то я передавала им подарки с курьером, но курьер написал на сайте магазина, что пакеты были выброшены за дверь. И когда учительница сказала ей: «Ну, как же мама тебя бросила? Она тебе подарки передавала», на что ребенок сказал: «Они были отравлены, от них мы могли умереть».

Лизана вспоминает, что замуж она выходила по любви, хотя отец был против. О традиции оставлять детей в семье мужа после развода знала до свадьбы, но тогда она об этом не думала: белое платье, свадьба, любимый парень рядом… «Меня это не коснется».

«Разногласия начались, когда муж начал давить, мол, мой отец должен нам помогать. Мои родители иногда помогали, но это были скорее разовые акции. К тому же я работала, а муж хоть и не работал, но все равно проворачивал какие-то дела, деньги у него были. Но видимо хотелось еще. Однажды (это было уже через 3-4 месяца после развода), когда я хотела увидеть детей, мне передали, что он согласен, если я отдам ему сертификат на материнский капитал. Я отказалась, за встречи со своими детьми я платить не собираюсь», – говорит Лизана.

Выгнали молодую беременную жену, а перед родами забрали обратно. Она родила, сертификат на материнский капитал отняли, а девушку опять прогнали

По словам Медины, тема денег в таких историях всплывает часто. Если дети маленькие, речь почти всегда о материнском капитале. Если женщина овдовела — о наследстве.

«Сертификаты на маткапитал – это сплошь и рядом. Только что девушка из Чечни в инстаграме писала, как выгнали молодую беременную жену, а перед родами забрали обратно. Она родила, сертификат на материнский капитал отняли, а девушку опять прогнали, – говорит Медина. – А у Эллы Запировой (она чеченка, но живет в Ингушетии) детей забрали братья покойного мужа. Когда муж умер, деверь заставил ее продать квартиру в Ставрополе, а на вырученные деньги построил дом и оформил его на себя. Она жила там какое-то время, но ее выгнали. Когда Элла попыталась отстоять свои права на дом через суд, братья мужа отобрали у нее детей, вспомнив про традицию. С 2019 года ее дети в той семье, где их бьют за слова «Я люблю маму», угрожают детям, что их маму убьют, а из дочки Эллы сделали служанку, она теперь у них по хозяйству пашет».

По рассказу Лизаны, она знает много семей, в которых «обманули государство»: родители написали отказ от детей, а кого-то из родственников оформили в опекуны. Таким образом, опекун получает соответствующие выплаты, дети — пособия как оставшиеся без попечения родителей, а по достижению совершеннолетия еще и жилплощадь.

«Бывший муж предлагал мне провернуть такое же. Он долго меня об этом просил, лично говорил, через сноху передавал, но я всегда говорила, нет, я от своих детей отказываться не буду. И снохе я передавала, я люблю детей, хочу с ними жить. И если у него нет возможности [их растить], пусть детей мне отдаст. Я никогда в жизни не запрещу им общаться с отцом», – говорит Лизана.

Сейчас она судится с бывшим мужем и сожалеет, что из страха перед общественным мнением не обратилась в суд раньше: «У нас обращение в суд считается позором».

Женщины против мужчин

Не каждая женщина, у которой отняли детей, готова отстаивать свои права в суде. Об этом говорят как правозащитники, так и сами женщины. Причин несколько: некоторых женщин отговаривают родители, кто-то не хочет травмировать судами детей, а некоторые считают, что это разозлит бывшего мужа, и он вообще запретит какое-либо общение с детьми.

«Если подаешь в суд, получаешь затягивание вопроса, спрятанных детей и гарантию, что детей будут настраивать против тебя. Даже те, кто дошел до Европейского суда и выиграл там, детей до сих пор не увидели», — резюмирует Медина.

По словам адвоката Оксаны Садчиковой, статистика, которую сейчас собирает проект, может быть полезной для судебных разбирательств в ЕСПЧ. Оксана работает над делом дагестанки Аминат Махмудовой. Больше пяти лет женщина пытается вернуть двоих сыновей, которых бывший муж Аминат вывез из Эстонии в Россию, в Дагестан.

«ЕСПЧ рассмотрел некоторое количество таких дел. В каждом из них, я уверена, есть специфика, которая не прописывалась в самом решении. Она не юридического, а какого-то эмоционального, территориального плана или связана с традициями. Поскольку ЕСПЧ имеет дело с совершенно разными правовыми системами и укладами жизни, он рассматривает ситуацию через призму всего европейского опыта, что дает ему преимущество перед национальными судами. Мы бы могли делать акцент на особую ситуацию на Кавказе. Она есть, и мне словами очень сложно передать, в чем она заключается», – говорит адвокат.

Женщина понимает, что она не сможет безопасно развестись и выстроить какие-то доверительные отношения с отцом своих детей

По ее словам, «специфика» Северного Кавказа проявляется в действиях – или бездействии – определенных исполнительных служб. И на какие-то «элементарные юридические действия» здесь затрачивается гораздо большее сил и энергии, чем в другом регионе России.

«Работа может сопровождаться прямыми оскорблениями со стороны родственников, участников исполнительных действий и даже от полицейских. К нам относились, как к чужакам, не понимающим местной специфики. Все, с кем мы взаимодействовали в органах власти, имеют совершенно иное мировоззрение, и их цель всегда была не в том, чтобы по должностным обязанностям нам помочь, а в том, чтоб используя должностные обязанности, нам препятствовать. Когда мы нуждались в защите, нас, наоборот, подвергали насилию. Все с ног на голову перевернуто», – рассказывает Садчикова.

У нее пока только один опыт работы на Северном Кавказе – дело Аминат Махмудовой. События, о которых она рассказывает, происходили почти два года назад, в мае 2019 года. Несмотря на решения суда, согласно которому дети должны быть возвращены в Эстонию, сыновья Аминат до сих пор проживают не с ней.

«Это была чистая имитация работы [судебных приставов] с формальным составлением каких-то документов, с абсолютным игнорированием прав детей и прав моей доверительницы. Было ощущение, что мы вдвоем боремся против всего мира, который существует там. Это было поразительное состояние постоянного вынужденного сопротивления и необычного напряжения, далеко выходящее за рамки обычных условий, к которым привыкли она и я. Такое отношение, с которым я столкнулась в Дагестане, я и сейчас не могу понять», – удивляется Садчикова.

Photo by Anna Shvets on Pexels.com

Уходи тихо, уходи молча

Зная, с чем придется столкнуться в случае развода, многие женщины остаются в токсичном браке, как бы тяжело им ни приходилось. Психолог, психотерапевт, волонтер центра «Нетерпи» и группы «Марем» Настасья Андриадзе говорит, что фактически все женщины из так называемых «кавказских браков», оказавшись на терапии у психолога, делятся этой проблемой: желание уйти разбивается о страх потерять детей.

«Это, конечно, всегда война. И женщина понимает, что она не сможет безопасно развестись и выстроить какие-то доверительные отношения с отцом своих детей, чтоб была совместная опека, чтоб дети могли навещать папу, могли навещать маму, чтобы это были не агрессивные диалоги, а договоренности. Договоренности соблюдаться не будут, и это пугает», – говорит психолог.

По словам Андриадзе, очень важно, если женщина хочет уйти от мужа, не сообщать об этом плане ему, его родственникам, а зачастую и собственным родным: «Для эксплуататора в таком браке самое страшное, что предмет, который он эксплуатирует, хочет покинуть зону эксплуатации. Грубо говоря, раб хочет выйти из рабства. Такая ситуация создает мощную сепарационную тревогу у автора агрессии. Как это так, женщина сейчас заберет детей, сыновей, которые принадлежат нашему роду, она их куда-то увезет, разместит в другом месте, контроль над ними и над ней будет утерян! В таких случаях в ход идет запугивание: «Попробуй только, не вздумай. Соберешься, тебя найдут в каком-нибудь ущелье или в лесу». И лучше не демонстрировать свое желание уйти, чтобы не провоцировать агрессию».

К тому же есть вероятность, что папа или его родственники станут настраивать детей против матери, чтоб им не захотелось уходить с ней или к ней возвращаться. Внушить эти мысли маленьким детям несложно, дети, в принципе, всегда верят взрослым, говорит педагог-психолог Оксана Жмурова.

Насильственная разлука ребенка с матерью может сказаться на его поведении в подростковом возрасте и во взрослой самостоятельной жизни

Поэтому она рекомендует женщинам, которые дошли до суда и уверены, что детей «натаскали», запрашивать проведение психологической экспертизы, либо иметь на руках заключение специалиста.

«Ребенка просто могут осмотреть специалисты: педагог-психолог, психиатр, просто психолог, это может быть просто педагог из школы, которому ребенок доверяет. Если брать в правовом аспекте, это называется «заключение специалиста». Это не экспертиза. Но мама может обратиться суд о назначении и проведении психолого-психиатрической экспертизы, где можно установить, каково истинное отношение ребенка к обоим родителям, есть ли у мамы какие-то особенности личности или характера, препятствующие воспитанию ребенка. Очень часто начинают «натаскивать» ребенка, чтоб отвечал, что мама пьет, мама гуляет, мама не любит, мама издевается и все остальное. А здесь она получает ответы на эти вопросы, приходит в суд, и уже написано ее истинное отношение к ребенку, где описаны детско-родительские отношения, как ребенок относится к маме», – говорит Жмурова.

По ее словам, насильственная разлука ребенка с матерью может сказаться на его поведении в подростковом возрасте и во взрослой самостоятельной жизни.

«В любом случае это травмирует ребенка. И в подростковом возрасте, когда мы получаем весь букет гормонов, эмоций, чувств, взросления и бунтарства, это может привести к чему угодно. Когда у ребенка дома все хорошо, он придет домой и будет советоваться дома.  А в этой ситуации ребенок же еще себя обвиняет, он же спрашивает себя: «А что со мной не так, если моя мама меня бросила?» И тут, как пойдет развитие личности, предугадать трудно. Это может вылиться и в суицид, и в попытки суицида, и в алкоголизм, и в наркоманию. А может появиться и дурная компания, потому что там можно быть кем хочешь, крутым и самим собой. Как правило, такое девиантное поведение и является следствием разлуки с матерью», – говорит Оксана Жмурова.

Чеченка Милана, которую лишили матери, вспоминая свое детство, говорит, что ребенку «очень легко вдолбить в голову, что мама – плохая». Она знает об этом по собственному опыту. А также знает, каким ударом стала для нее открывшаяся так поздно правда.

«Мои родные мне говорили: мы тебя забрали, мы тебе сделали такое великое одолжение, мы тебя воспитываем, мы твоя семья, мы тебя не бросили, ты наша кровь, – вспоминает Милана. – Но они же меня мамы лишили! Пусть дали бы хоть какую-то возможность общаться с ней, пересекаться, чтобы мама приезжала, чтобы я к ней ездила. Ребенку же нужна мать! Каждый раз, когда я думаю, что никогда ее не увижу, я начинаю плакать и больше не могу говорить…».

Аида Мирмаксумова