Меня скрывали от мамы, а ее – от меня. История чеченки

Согласно чеченским традициям, после того, как муж и жена расходятся, дети должны оставаться с отцом. Матери пытаются отсудить детей, но получается это не у многих. Да и женщин, кто обращается в суд не так уж много. История Миланы – не про суд. Она выросла с отцом и его родней. Ей рассказывали небылицы про маму, а потом она нашла письма…

– Родилась я в Казахстане. Были ли мама с папой расписаны на тот момент – я не могу сказать, но в свидетельстве о рождении отец был вписан. А через какое-то время отец засобирался на родину, в Чечню. Мама категорически отказалась туда ехать. И папа ей предложил: типа давай я дочку повезу, покажу ее там отцу, матери, братьям, сестрам.

Я была еще маленькой, не соображала, куда меня везут, зачем меня везут. Осознанно я себя помню годиков с четырех – четырех с половиной, когда уже начала привыкать, когда начала разговаривать на родном языке. Все время я спрашивала: «А где мама? Когда мама приедет?». Поначалу были отговорки: «А, мама работает. Мама скоро приедет. Мама скоро будет». А когда я стала постарше, папа сказал, что мама то ли спилась, то ли загуляла, мол, маму можешь больше не вспоминать – она не приедет.

В то время шла вторая чеченская. Но мы жили в горах, там особо войны не было. Война была внизу: в Грозном, Гудермесе, Аргуне. У нас зачистки были, военные ходили, но мы, пока находились там, войну не чувствовали.

Когда я немножко подросла, среди записок отцовских нашла конверты от каких-то писем. Я сразу поняла, что мама писала. А в 14-15 лет, когда мы уже жили в Грозном, я нашла женщину, что в свое время жила в том же городе, где я родилась, где жила до Чечни. Я с ней разговорилась. Оказалось, что эта женщина жила через пару домов от моей мамы. Она рассказывала, что моя мама к каждой чеченке подходила с вопросом: «Вы не собираетесь в Чечню? Передайте это. Найдите их». Но ей врали: мои чеченские дедушка и бабушка писали ей, что папа меня куда-то увез. Меня скрывали от нее, а ее – от меня. Я об этом узнала в 2003 году, когда мама уже умерла. 

У меня была истерика, наверное, дня три-четыре. И на этой почве я совершила поступок такой: выскочила замуж в 15 лет, можно сказать, что за первого встречного. Он был единственный, кому я доверила вот это все. Сказала: «Я больше не хочу возвращаться в этот дом, где все мне врут, где все меня обманывают». И он в тот же вечер увез меня. Просто посадил в машину и привез к себе домой – всё. На следующий день отправил стариков со своей стороны к моим дедушке и бабушке – так я вышла замуж. Я как бы пыталась этим доказать, что я не вещь, что моей жизнью не нужно распоряжаться. Ведь я просила – покажите мне маму. А когда уже все вскрылось, оказалось – мамы уже давным-давно в живых нет.

У вайнахов, у чеченцев и ингушей, женщина чисто так, знаете – инкубатор, уборщица, служанка и больше никто

Сейчас они понимают, что сделали, пытаются загладить свою вину. Отец пытается со мной на диалог выйти, но я отгородилась от них от всех. Я живу отдельно. Я вижу своих родственников, но если больше, чем раз в две недели – для меня это слишком часто. Да, конечно, они дали мне всё: они дали мне образование, всё-всё-всё, что я имею на сегодняшний день – жилье, диплом, учебу. Да, за это я им благодарна. Но они не дали мне маму…

Когда-то, не знаю, в каком веке, какой-то чабан в папахе, отправив своих баранов пастись, сел около костра и начал придумывать какие-то небылицы, какие-то традиции, какие-то адаты, где женщина, по сути дела, не является человеком. У нас в Чечне жизнь женщины ничего не стоит. По исламу у женщины очень много прав, но на самом деле у нас, у вайнахов, у чеченцев и ингушей, женщина чисто так, знаете – инкубатор, уборщица, служанка и больше никто. То есть, ты пришла в семью, ты рожаешь детей, но это не твои дети. Дети принадлежат фамилии. А ты вот хочешь – уходи, но дети с тобой не будут. Дети останутся. Плевать, с кем они останутся, лишь бы дети не остались со своей матерью. Я потеряла всё. Я была лишена всего. Я никогда ее не видела, но она всегда со мной.

Photo by Kristina Paukshtite on Pexels.com

Я развелась два года назад. Поначалу мой муж тоже требовал, чтобы я сына оставила в их доме, мол, наш сын – это его сын. Но оказалось, что ребенка им не на что не только содержать, но и элементарно кормить!

Я ребенка забрала. С моей стороны родственники воспротивились – зачем ты нам в доме нужна с ребенком? Был разговор:

— Не в вашем доме я буду жить. Я буду жить отдельно. Как бы мне ни было трудно, ребенок со мной с голоду не умрет.

— А что люди скажут?

«А что люди скажут?» Это на Кавказе очень распространено. Это, знаете, как такой бог, которому мы поклоняемся. Этим богом женщинам затыкают рты, они боятся, потому что у них дома якобы начинаются сплетни, скандалы. Они боятся за свою репутацию. А я не боюсь. Мне плевать.

И я хочу обратиться ко всем женщинам: если уже дошло до развода – бейтесь за своих детей до конца. Не нужно бояться, бейтесь за своих детей и ни за что не отдавайте их в семью мужа. Как бы тяжело ни было. Иногда нам с сыном по несколько дней нечего было есть. И даже тогда я не звонила своему родному отцу, не просила у него денег, я пыталась пойти и заработать как-то сама эти деньги.

Там похоронены моя мама, ее бабушка и ее мать. Все три рядом

Как бы трудно ни было – роднее твоего ребенка никого не будет. И твоему ребенку роднее тебя тоже никого не будет. Я живу сама по себе. И я никому ничего не должна. Самое главное – мой ребенок со мной. Мой ребенок просыпается и видит меня, а не чужую тетю, бабушку, дедушку. Ребенок видит мать. Это самое главное.

К этим словам я шла осознанно всю свою жизнь. Еще два года назад пыталась написать, но как-то не решилась, а сейчас вот мы начали говорить  – и слова сами шли, я уже не боялась ничего. Я и не боюсь.

Я много лет пыталась выехать в Уральск, а сейчас у меня уже появилась такая возможность, но из-за карантина Западно-Казахстанская область закрыта. И я не могу попасть даже на кладбище, где похоронена моя мама. Мне уже объяснили, где это, прямо на въезде в Уральск кладбище находится. Там похоронены моя мама, ее бабушка и ее мать. Все три рядом.

Мне сейчас 26 лет – и мне очень плохо. И я, наверно, все, что имела отдала бы, чтобы день с матерью провести.

Смотришь на две фотографии, которые у меня сохранились от нее, и понимаешь: вот, вроде на фотографиях ты маленькая с ней вместе. Но ты ее не знаешь, не помнишь. И осознаешь, что никогда ее и не увидишь. Потому что ее нет.

Записала Асият Нурланова