Старинные традиции предписывают кавказской женщине единственно правильный сценарий жизни: выросла, вышла замуж, родила детей – забудь о себе. Забудь о своих увлечениях и мечтах, полностью растворись в семье, угождай свекрови и всем родственникам мужа, живи для них, потом для детей, после для внуков и правнуков, обретя в этом свое «женское счастье». В этом сценарии нет места для твоего личного пространства, и тебя самой, как человека, тоже нет.

«Даптар» поговорил с практикующим психологом Мадиной Расуловой о том, как танцевать и в 70, почему терпеть не надо, зачем горянке ее ноша и отчего близкие тебя не слышат.

А кто сказал, что мне нельзя?

― Многие женщины боятся возраста, иногда уменьшают года. А ты так легко называешь его.

― Я даже чуть преувеличиваю. Мне еще нет пятидесяти восьми, а я уже в них. Да я и в семьдесят спокойно скажу сколько мне. Не возраст расстраивает, а лицо, которое видишь в зеркале. Взгляд, в котором все меньше беззаботности, спокойствия. Даже лет десять назад он не был не такой травмированный, вот это расстраивает сильнее, чем морщины. Бывает, кто-то говорит – вот, тебе хорошо, ты стройная, подтянутая, а у меня так не получается. Я обычно отшучиваюсь, списываю все на генетику, обмен веществ и состояние души. Я действительно чувствую себя не на свои 58, а немного моложе. Но это не 25 или 30 лет, конечно. Лет 45, наверное, больше подойдет.

― Тебе не пытаются напомнить о том, что ты – горянка, что тебе много лет и должна чему-то там соответствовать?

― Наверно, много таких, кто про меня думает: уже в возрасте, а платок не носит. Еще и вечно ходит куда-то, танцует, рисует. Но в лицо говорят редко. Я не сильно парюсь по поводу чьего-то мнения о себе, это их право думать и осуждать мой образ жизни. Если бояться агрессии в свой адрес, будешь на нее постоянно натыкаться. Я с такой агрессией двигаюсь параллельно, а общаюсь только с теми людьми, что меня принимают такой, какая я есть, с кем мне комфортно быть собой. Я не совершаю ничего противоречащее моим нравственным ценностям, поэтому я спокойна и уверена в себе. 

Ощущать себя молодой и вести себя, как молодая – несколько разные вещи. Одеваться, выглядеть как 18-летняя девушка все равно не получится, а быть комичной и не ощущать гармонии не хочется. Поэтому я иду на компромисс: отдаю дань возрасту и традициям места, в котором живу, не хожу в коротеньких юбках или кофточках, но в то же время ношу комфортную для себя одежду – брюки, туники, рубашки, не стесняющие и не старящие меня.

Возраст все же регулирует наши действия сам, и не только в одежде. Я бы хотела, допустим, учиться кататься на горных лыжах, заниматься альпинизмом или на коньках пируэты выписывать, но боюсь – в моем возрасте упасть и сломать кости уже чревато длительными последствиями. Поэтому приходится говорить себе «Стоп».

Я понимаю ограничения, которые накладывает возраст, но не потому, что «это неприлично», а потому что надо чувствовать возраст, понимать его

― Часто приходится слышать, что «стареть нужно достойно». Что это значит для тебя?

― Мы во многом стареем от того, что знаем ограничения – в 60 лет так, в 70 так. Для меня стареть достойно, это быть в гармонии с собой и теми возможностями, которые у тебя есть. Скажем, я не стану скакать на лошади, потому что это для меня опасно, рискованно. Но я могу спокойно прокатиться верхом. Походить по горам – мое, а участвовать в альпиниаде, даже если она интересна, нет. Я понимаю ограничения, которые накладывает возраст, но не потому, что «это неприлично», а потому что надо чувствовать возраст, понимать его. Не смириться с возрастом и признать «да, я уже не такая шустрая, гибкая и подвижная», а соотноситься с ним. Я занимаюсь калланетикой, аэройогой, делаю все возможное, чтобы эти ограничения не стали больше, чтобы какие-то из них отодвинуть, а какие-то и вовсе снять. Я всю жизнь думала, что я не гибкая и деревянная. Оказывается, в любом возрасте можно свою гибкость увеличить, развить, и это дает какой-то физический комфорт. То есть, когда  твоему телу хорошо, когда ты висишь вниз головой в гамаке, и освобождается шея, плечевой пояс, позвоночник, когда ты делаешь какие-то кульбиты, безопасно, конечно, и тело чувствует себя хорошо, то эмоционально тоже становится еще лучше. Когда спина поет, а не кряхтит и страдает, тебе хорошо, и тебе тоже хочется еще чего-то хорошего.

―  Как ты относишься к пластической хирургии? Разве это плохо исправить то, что тебя мучает и не дает радоваться своему отражению в зеркале?

― Сама боюсь идти на такое. Это не для меня и я боюсь последствий таких процедур. Но если кому-то надо, то нормально отношусь. Это их право, естественное желание, значит, что-то не реализовано, что-то недополучено, чего-то не хватает, или нет какой-то внутренней уверенности в себе. Или хочется нравиться, я считаю, это тоже нормально. Главное, чтобы не во вред себе это было.

А некоторые даже в зеркало не хотят лишний раз смотреться, а как боятся фотографироваться!

Если это становится проблемой, то надо с этим что-то делать. Потому что тогда идет негативное самовнушение тоже. Можно быть недовольной, но если ты вообще не хочешь на себя смотреть, это твой внутренний ребенок, это твой бессознательный разум. Это неприятие себя. Если это мешает самому человеку, провоцирует депрессивные состояния, лишает возможности быть где-то, делать то, что он хочет в каких-то сферах жизни, с этим надо что-то делать.

Танго к юбилею

― Всем известно, что «настоящая дагестанка», выйдя замуж, став женой, невесткой, мамой и бабушкой, просто обязана забыть о себе, о своих желаниях и увлечениях. Эти идеи всепоглощающего материнства и жертвенности близки тебе?

― В чем-то да, потому что мы и физически, и психически отличаемся от мужчин, и традиционно тоже. Дагестанских девочек с ранних лет приучают к сценарию: выйдешь замуж, себя забудь, все для мужа, все для детей. Какое-то умение жертвовать, ставить кого-то на первый план, впереди себя, в чем-то это суть женщины. И хотя меня в этом духе целенаправленно не воспитывали, но все это витало в воздухе, и вокруг всегда находится столько примеров, что сложно им не следовать. Тем более во время моей юности.

― Но у тебя перед глазами был прекрасный пример – Манаба Магомедова. Первая из кубачинок, что нарушила строгий запрет, по которому девочки к ювелирному делу не допускались, и стала не только первой женщиной-златокузнецом, а удивительным мастером.

― Да, очень часто можно видеть, как нарушение запретов приводит к очень хорошим результатам. Я видела Манабу, когда она приезжала из Тбилиси, общалась с ее дочками. Она была на недосягаемой высоте, конечно, ее работы вызывали восхищение, я с восторгом смотрела все фильмы, которые тогда снимали о ней, но все равно была очень далека от мысли, что я хочу и могу последовать ее примеру. Хотя, казалось бы, Манаба выросла в селе, а я была городская девочка и в Кубачи, с его традициями и древними распорядками, совершенно не вписывалась. Мне нравилось сбегать в ущелье или сидеть на веранде и слушать Высоцкого. И совсем не тянуло общаться с сельчанами или сидеть и вышивать кIазы (кIаз − традиционный кубачинский платок с золотой или серебряной вышивкой) с другими девочками.

Тяжелая ноша горянки и сегодня есть в некоторых селах, где условия быта не отличаются от тех, что были сто лет назад

― А как сложилась твоя семейная жизнь?

― Первые годы я старалась жить как «правильная горянка»: ограждала мужа от лишних забот, брала все на себя. Оставила перспективную по тому времени работу. Сидела с двумя дочками, брала на дом редакторскую и корректорскую работу. А в 90-е, когда рухнуло все и фактически, нечем было кормить семью, еще и занялась ювелиркой – помогала мужу. Тогда во мне проснулись кубачинские гены. Мне ужасно нравилось работать с огнем, когда металл становится мягким и слушается тебя. Несколько лет я делала модные тогда золотые цепи-веревки. Наверное, собрала сотни метров этих цепей.

Но все мои занятия были домашними, а мне не хватало общения с людьми. Ты ж пойми, я училась на филфаке, у меня были прямо звездные однокурсники, потом работала в качестве пресс-секретаря МВД, и вдруг оказалась замкнутой дома. Я как будто постепенно теряла себя, и мне это не нравилось. И я решила, что мне надо идти учиться на психолога. Но муж не хотел понимать, что это важно для меня. Тогда я сказала – если не разрешишь мне учиться, я не рожу тебе сына. В итоге сына я родила, на психолога выучилась, но с мужем мы чуть позже расстались. Он ушел после 20 с лишним лет совместной жизни. Устал, наверное, от моего характера. 

И мне пришлось учиться жить без мужа. Это был новый этап, который открыл мне новые возможности. В каждом тяжелом моменте есть какие-то ресурсы, надо только пережить утрату и найти в себе силы шагать дальше.  Это непросто, тут же не только внешние запреты, но еще и  внутренние, например, неверие в себя, в свои способности. Но если есть потребность, то и способности раскроются. Я вот не считаю, что хорошо танцую, но мне страшно хотелось научиться танцевать к своему 50-летию. Я решила не переживать по поводу возраста, научилась и станцевала танго на юбилее.

― Так у тебя начался роман с танцами?

― С танго было полегче, а вот фламенко – танец необычный. Нужен опытный хореограф, который передаст тебе дух, энергетику танца. Фламенко можно осваивать десятилетиями и танцевать в любом возрасте, хоть в 70, хоть в 80. И это не стыдно! Я учусь не для того, чтобы достичь какого-то совершенства или мастерства, а потому что мне нравится. Но хореографы в Дагестане долго не задерживаются, и мои новые танцевальные юбка и туфли ждут своего часа.

― Как живут твои сверстницы в тех же Кубачах? Насколько тяжела их «ноша горянки»?

― Тяжелая ноша горянки и сегодня есть в некоторых селах, где условия быта не отличаются от тех, что были сто лет назад. Отчасти это происходит потому, что женщины приняли для себя те правила, в которых они были воспитаны, и не пытаются их изменить. А те «горянки», с которыми я общаюсь, путешествуют, ведут активный образ жизни. Те, кто хочет реализоваться иначе, заниматься чем-то еще, помимо дома, могут это делать, и не видят препятствий со стороны мужа и семьи. Но если для кого-то важно оставаться дома, заниматься детьми, внуками, хозяйством, то ничего страшного в этом нет. И если женщине так органично, это здорово.

В моем случае, ни работа, ни танцы, ни походы по горам, ни занятия рисованием ничему не мешают. Мне удалось найти такое сочетание, баланс – я себя не забываю. Ни как невестка, ни как мама, ни как бабушка я себя не забываю, но и здоровый эгоизм мне присущ.

• 

• 

Не только Долг и Жертвенность

― Если помнишь, недавно в соцсетях обсуждался проект памятника Матери. И мы тогда столкнулись с удивительным. Практически все предлагали изваять женщину, измотанную тяжелой работой, обвешанную детьми, преждевременно состарившуюся. Откуда этот архетип, почему он так живуч и как он формирует наше сознание?

― Это идет из глубины веков, когда у женщины, вышедшей замуж, не было дороги назад. Она была бесправна, не могла сама содержать детей и была вынуждена терпеть все, что на нее сваливалось. Ей было очень тяжело. Но мир изменился, а мы продолжаем цепляться за какие-то отголоски старых традиций, которые были пригодны в другое время и в других социальных условиях. Уже XXI век в разгаре, а у нас эти отголоски никак не стихнут.

У наших женщин нет хороших привычек –  веселиться с детьми на людях, беззаботно скакать, бегать, радоваться. В нашем регионе не культивируется образ счастливой, успешной, довольной жизнью мамы, которой хочется подражать. А если мама всегда такая жертвенная и изможденная, то и дочка  растет с мыслью – я не хочу быть мамой, я не хочу быть, как мама – постоянно уставшей, замученной, невеселой. Многие и замуж не стремятся, чтобы путь мамы не повторять. Когда дети видят несчастную мать, которая  бесконечно жертвует ради них, они принимают предложенную им модель поведения, и учатся одному, самому главному – тоже жертвовать собой.

― И девочка, которая вырастает в семье с моделью «жертвовать и терпеть − это нормально»…

 ― …как правило, выходит замуж за тирана или за эгоиста, и полностью переносит модель поведения жертвы на свою семью. Пока не дойдет до того, что у нее или разовьется депрессия, или куча болезней психосоматических навалится. И она будет или десятилетиями заглушать лекарствами эти болячки, или с помощью психолога переосмыслит свое состояние. То же самое касается поведения мальчиков. Мальчики смотрят на отца, который относится пренебрежительно или проявляет какую-то жестокость, насилие. И даже если в детстве это поведение вызывает у мальчика отторжение, недовольство, впоследствии он эту модель, образ жизни отца все равно усвоит. Будет считать, что эта семейная модель и есть правильная.

― А еще якобы справедливая, защищающая его собственную мать! По типу, моя мама так жила, а ты что, лучше моей мамы?

― Ко мне часто приходят на консультацию женщины на грани развода и спрашивают, как сохранить семью. В семье отношения хуже некуда, несчастны все, но женщина готова терпеть. Конечно же, ради детей. Пусть даже ее не тиранят, но она просто несчастна. Она решила для себя, что ее жизнь закончилась, муж ее не любит, дети ни во что не ставят, но она готова нести свою жертвенность и дальше. Тут вопрос встает: а надо ли детям видеть несчастную мать, которая поставила на себе крест? Надо ли им привыкать к мысли, что семья, в которой нет тепла, нет совместной деятельности, нет взаимной объединяющей всех любви, это норма? Дети и не просят родителей жертвовать чем-то очень большим.

Вот приходит на прием взрослая женщина, лет 40-50. И говорит: «Я до сих пор не могу простить маме, когда папа пил, и бил ее и нас, и мы убегали из дома, я просила маму – не надо возвращаться, а она мне говорила, что делает это ради нас. И потом она говорила – это я ради вас терпела столько, а я отвечала – а мне не надо было столько».

Банальное правило самолета – если внештатная ситуация, сначала надень кислородную маску на себя, потом на ребенка. Потому что если вы потеряете сознание, спасать вашего ребенка будет некому. Но у нас об этом помнить не принято. Это считается неправильным, зазорным.

― Это снова о жертвенности женщины, из серии «ты никто, и твоя жизнь тебе не принадлежит»?

― Да, и особенно удачно это внушается молодым, даже юным, и очень покорным  девушкам, только вышедшим замуж. А потом они приходят ко мне, 30-50-летние, и даже старше, и говорят: «Я всю жизнь для мужа, для детей все делала, а сейчас? У мужа проблемы в бизнесе, я всю жизнь ему помогала, я подняла ему бизнес, открыла магазин, все делала, а у него теперь молодая. А что со мной будет? Попала в больницу, сын приходит проведать, открывает в палате холодильник и говорит – что, у тебя тут поесть нечего? Хочу отметить день рождения с внучкой, а дочь говорит – мам, я же в спа иду, ты что, сама не можешь отметить?»

Тогда я спрашиваю их: а вы когда-нибудь говорили мужу, детям, что вам от них нужно что-то? Вы, из года в год транслировали им послание: «Я могу сделать для вас и то и это, и еще много чего. Все – ВАМ»! Отвечает, что  послания «МНЕ НАДО» не было. Говорят – «меня же этому не учили, они же должны понимать, что мне тоже надо, я же им все делаю». К сожалению,  не понимают «они» почти никогда. Если от вас во Вселенную не исходит послания «Я хочу, чтобы за мной тоже поухаживали, позаботились», то и ответа вы не получаете. И с этим перекосом приходится очень долго работать.

Анна Гаджиева