«Даптар» выяснял, почему известнейшая женщина-ювелир Манаба Магомедова выбрала себе исконно мужскую профессию.
Уже год, как с нами нет Манабы Магомедовой. Первая дагестанка-ювелир оставила после себя большое культурное наследие: ее работы хранятся как в музеях России и Грузии, второй родины художницы, так и в известнейших зарубежных.
«Творчество Манабы Магомедовой — уникальный пример развития авторского искусства на почве народной традиции. В ее жизни и творчестве целенаправленное, осознанное изучение национальной традиции сочеталось с пристали ным интересом к современному искусству, его формам и стилям, к высшим достижениям мировой культуры. Именно на этой базе был сформирован новый тип художника-ювелира: смелого, открытого всему новому, создающего свой собственный индивидуальный стиль. Манаба не боялась отойти от традиции, скрыто или явно, жившей в ней, как нечто, полученное от рождения», — считает искусствовед Патимат Гамзатова.
В работах Манабы, уроженки известного аула златокузнецов Кубачи, можно найти все виды обработки серебра и других металлов (монтировка, гравировка, чернение, инкрустация, насечка, чеканка, ковка, филигрань), а также различные виды художественной эмали (перегородчатая, выемчатая, сканная, живописная). За свой вклад в развитие культуры Манаба удостоена различными званиями и наградами.
«Даптар» выяснял, почему Манаба выбрала, как тогда считалось (впрочем, и сейчас в Дагестане так считают), мужскую профессию.
***
Однажды бабушка показала мне серебряный портсигар отца, выгравированный в честь первенца — сына. У нас такая традиция: если родился первенец, выгравировать уникальную вещь. Тот портсигар храню я и поныне. Он гравирован и чернен. На нем автограф. Самым сложным орнаментом в Кубачах считается гравировка с черным фоном и неразрывными линиями — «гумусу накьиш».
Моим отцом выгравирован не только фон такого характера орнамента, но и автограф. В центре портсигара выгравирована розетка с полулунными серпами, как бы объединяющими мир. Вокруг розетки расположены угловые орнаменты; ими заполнены в строжайшей симметрии все четыре угла. Симметрии в орнаменте соблюдена до незаметной глазу точности. От «тамгъи» разветвляются основные линии симметричного орнамента. На черном фоне с левой и правой сторон идет двойной каймовый орнамент «мархарай» и «лумла накьиш». На серебряном фоне черный орнамент — это очень выразительно!
На обратной стороне портсигар тоже гравирован, как и на лицевой, тончайшими линиями графического орнамента. Мне кажется, любой карандаш графика не сможет провести такую тонкую линию. Оно и понятно — отец был незаурядным гравером, воспитанником знаменитого мастера Каде-Али.
Портсигар отца… Я видела, конечно, произведения хабичу уста — мастеров гравировки — более впечатляющие. Но они были далеки от моего сердца, а тут вещь, согретая сердцем отца…
Да, этот портсигар, который я берегу, как главную реликвию семьи, заставил задуматься по-особенному: не взяться ли и мне за штихель? А не кощунство ли это? Кубачи не знают случая, чтоб украшать металл взялась женщина. Ее удел был — заниматься домашним хозяйством да вязать носки, валять войлок, расшивать казы (платки — Даптар). Ее оружие — вязальные спицы и иголки, а не стальной штихель хабичу уста.
Штихель — для сильных мужских рук.
Но я дерзнула…
***
Кубачинки издавна известны как искусные золотошвеи, использующие в своих узорах орнаменты златокузнецов. Но никогда никто из горянок не перешагивал грань, разделявшую мужское и женское мастерство. Сам факт, что девчонка взяла в руки вместо иглы золотошвеи или спиц вязальщицы отцовский резец златокузнеца, был нарушением вековых житейских правил; он вызвал осуждение не только со стороны мужской и особенно женской половины односельчан, но и самых близких людей, считавших себя чуть ли не опозоренными тем, что девушка их семьи расспрашивает уважаемых мужчин аула о секретах мастерства отцов, и ради этого сидит рядом с ними на годекане аула — традиционном месте сбора мужчин, только мужчин!
***
В один из приездов в Кубачи я попала на свадьбу. Праздник был богатый, собралось много народу, подавались самые разнообразные кушанья. Но меня интересовали не люди, не танцы, не кухня. Блюда, мучиалы, нукнусы (кубачинская посуда. — Даптар)— вот что привлекало мое внимание. Вся посуда была чеканная. Причем чеканка отличалась особой красочностью и изяществом. После обильного пира я принялась мыть посуду. А мыла не столько потому, чтоб помочь хозяйкам, а чтобы лучше, ближе рассмотреть чеканные предметы.
Один из стариков, Бахмуд, сказал мне:
— Зачем ты это такими глазами разглядываешь?
— Хочу научиться чеканке.
— Это очень трудно, девочка.
— А разве гравировать по серебру легче? — вмешался в разговор известный монтировщик и чеканщик Гаджи-Абдулла Гаджиламамаев. — А она уже опытный гравер.
Бахмуд отрицательно покачал головой:
— Пусть этим занимаются мужчины.
— Но я тоже хочу! — почти вскрикнула я. — Мне уже надоело это постоянное: «Не женское дело».
Тут вступил в разговор мастер Магомед Абакаров.
— Приходи, Манаба, ко мне в мастерскую. Научу, — сказал он.
Я обомлела от радости. И, не раздумывая, цепко ухватилась за новое дело. И, конечно, не сразу достигла желаемого. Было много неудач.
***
Я благодарю судьбу за свою профессию.