Среди номинантов на премию агентства «Кавказский узел» – «Герой Кавказа» за 2021 год – оказался ингушский телеграм-канал «Что хочу сказать, Мадо…». В 2019 году Даптар уже писал о них, точнее, девушки сами коротко написали о себе. Теперь мы поговорили анонимно с одной из активисток «Мадо» о причинах такой конспирации, почему кавказские традиции держатся на молчании женщин и зачем воевать с маршруточниками.

«Правильная женщина» – это та, которая молчит

— Как в группе отнеслись к номинации?

— Мне кажется, это что-то новое на Кавказе, чтоб так поощряли женскую группу, которая говорит очень неудобные вещи. Многим хочется закрывать на это глаза, а мы тычем им в лица этой своей правдой, тем, что происходит с нашими ингушскими женщинами. Мы привыкли к ярости, к проклятиям, угрозам, а тут вдруг такое признание. Но сразу хочу сказать, никаких подобных целей мы не преследовали, не искали ни признания, ни грантов, ни денег, это была группа, созданная на чистом энтузиазме и желании что-то изменить в лучшую сторону.

— Изменить или выговориться?

— В данном случае, выговориться и изменить – это одно и то же. До «Мадо» мы не видели площадок, где обговаривались бы права женщин. И то, что мы начали говорить, это уже изменило ситуацию. С 2019 года мы, можно сказать, выросли, подруг стало больше у «Мадо». Мы видим женщин, которые стали говорить о том же, что и мы, женщин, которые стали разделять наши идеи. Состав наш тоже изменился, некоторые стали писать реже или вообще перестали, но пришли новые девочки. Это всегда люди, которым мы доверяем. Которых знаем. Из соображений безопасности мы не могли открываться незнакомым и принимаем только тех, кого знаем, с кем общаемся.

— Когда мы говорим о «соображениях безопасности», для человека, живущего не на Кавказе, это звучит странно, как проявление шпиономании. Чем грозило вам выступление под вашими собственными именами? Вы ж не говорите ничего такого, что не соответствует реальности и за что можно наказать. Почему нужна была такая глубокая конспирация?

— Почему ты думаешь, что за правду не наказывают? Как раз именно за правду чаще всего и наказывают. Многие живут в самообмане, в мире розовых пони, где женщины не страдают, где женщины прекрасно уживаются в этой системе, и когда ты говоришь, что это не совсем так, им не нравится. И настолько не нравится, что они способны на довольно серьезные вещи. Как минимум, припишут тебе какие-то мотивы, извратят то, что ты делаешь, чтобы бросить тень и на тебя, и на твою деятельность. Про Мадо писали, что все это делается на западные деньги, что это пропаганда ЛГБТ, что канал создан для разрушения общества, скреп и традиций, что это делается назло мужчинам. Ничто из этого не является правдой, просто многим легче демонизировать и дискредитировать оппонентов, но не признать проблему и заняться ее решением.

Мы видели, насколько могут остервенело действовать фанатично настроенные националисты и религиозно ориентированные молодые люди.

Вспомни ситуацию с дискуссионным клубом, это была группа молодых людей, которые собирались и устраивали дискуссии. Они учились дискутировать друг с другом на разные темы. Причем, темы выбирали сами участники. Одна из выбранных тем называлась «Феминизм. За и Против». После того, как тема была анонсирована, началась массовая травля организаторов и участников. В чем только их ни обвинили! Сказали, что они пропагандируют ЛГБТ, что они это делают на западные деньги, взломали страницы участниц, и девочки оказались в жуткой ситуации, подверглись травле в интернете, им писали проклятия и угрозы. А когда такая волна хейта поднимается, родственники тоже не остаются в стороне.

Один из основных страхов, что если кто-то из семьи будет опорочен или не так поведет себя, то представители этой семьи не смогут устроить свою личную жизнь

— Разъясни мне, пожалуйста, эту деталь. Чем это чревато для ингушской женщины?

— Для нее это чревато всякими формами насилия, в том числе, и физическим. Вот я тебе приведу конкретный пример с одной девочкой. Она занималась приблизительно такой же деятельностью. Группа родственников пришла к ее отцу, и они сказали, что если ее семья не может «свою женщину остановить» и закрыть ей рот, чтобы она не говорила про права женщин, то они сами ее «остановят», а у нас прекрасно понимают, что может подразумеваться под этим словом. Они сочли позором, что женщина их фамилии заявляет о себе как активистка, как лидер, как бунтарка. Обычно приходят религиозные и традиционные мужчины, которые считают, что если женщина выделяется, то это плохо.

— То есть, семья сидит, условно говоря, пьет чай. Тут стук в дверь, входит несколько мужчин с предъявами. Сколько их может быть?

— Не знаю, два, три, четыре, пять. Я не присутствовала при таком, но знаю, что иногда могут позвонить и сказать, мол, ваша дочь или сестра делает вот такое, остановите ее.

— А может семья сказать «Пошли вон, идиоты!» и захлопнуть перед ними дверь?

— Я слышала, что было такое, но обычно там два условия. Либо с этой семьей потом не будут общаться, либо это должна быть достаточно влиятельная семья, которая не особо зависит от остальных. Тут нужно понимать. Если это люди не ингушской и не кавказской культуры, им такой общественный бойкот не очень страшен. Они могут искать свою стаю, свою группу, могут переходить из одной в другую, у них больше, так сказать, социальной мобильности. А в ингушском обществе, если ты родился ингушом или ингушкой, то ты считай, всю жизнь будешь принадлежать этой группе, следуя ее правилам. И многим страшно из этого выходить.

Вторая причина – это такая, своего рода характерная для нас изоляция, которая тоже побуждает немножко отстраняться от других культур или обществ, ввиду чего усиливается привязанность именно к своей культуре. И осознавая свою пожизненную привязанность или зависимость от своего общества, люди боятся пойти ему наперекор. Один из основных страхов, что если кто-то из семьи будет опорочен или не так поведет себя, то представители этой семьи не смогут устроить свою личную жизнь. То есть, за их мальчика не выдадут девушку, или их девочек не возьмут замуж. Их всю жизнь будут обсуждать, эта семья станет заклейменной, их не станут приглашать на свадьбы, похороны, значимые мероприятия.

— А почему так важно, чтоб тебя приглашали на свадьбы и на похороны?

— Важно, потому что эти мероприятия дают человеку возможность почувствовать себя частью этого общества, почувствовать, что он не один, что может рассчитывать на поддержку. Условия и сама жизнь изменились, но все равно наверно в памяти людей сохраняется этот страх остаться одному и поэтому люди держатся друг за друга. Хотя, по моему мнению, это вообще не так страшно, это очень хорошо и удобно! Сейчас уже другое время, когда люди могут со многим самостоятельно справиться.

Так вот, о девочках, которые собирались принять участие в дискуссии о феминизме. На них обрушилась такая волна хейта, что некоторым пришлось уехать. Одной – потому что ей стали угрожать ее родственники. Еще несколько тоже вынуждены были уехать, они боялись нападения, боялись, что с ними что-то сделают. Мы в «Мадо» следили за этой ситуацией, читали комментарии, посты и мы видели, что это не просто травля в интернете. Видели, как собираются группы агрессивных молодых людей, которые намеревались пойти на эту дискуссию и разбираться с участниками прямо там, на месте. Они оскорбились из-за самого факта, что в Ингушетии произносится слово «феминизм». Что кто-то еще может быть «за». Вот это их оскорбило.

Но нам очень понравилось, как девочки себя вели. Очень достойно. Они не опускались до ответных оскорблений. Может быть, им было страшно, но они этого не показывали. Они не закрылись, не сдались, не стали оправдываться. После того, как свернули и затравили эту дискуссию, они вроде как были вызваны на дебаты с богословами. Но предлагаемый им вариант был не дискуссионный. Скорее они были приглашены на лекцию о вреде феминизма, чем на дебаты о нем. На такой недискуссионный формат организаторы не согласились, потому что они хотели провести эту встречу так же, как и остальные – чтобы у всех участников было равное время и возможность высказаться. Но на это не согласились уже богословы. Так что разговор о правах женщин все же состоялся, но проводили его онлайн, не было слова «феминизм» и у всех участников были отключены камеры, чтоб никого не сумели идентифицировать. Богословы участвовать не стали, что, если честно, было ожидаемо. Потому что по роду своей работы они больше говорят и их слушают, а когда предлагают вариант обсудить что-то на равных, тем более с младшими или с женщинами, – невообразимо!

Маршрутка и Тихая справедливость

— Скажи, команда «Мадо» за время своего существования что-то смогла сделать на уровне практическом?

— Так, чтобы от имени «Мадо» – такого не было. Именно отдельные участники делали. Это факт. Собирались средства для женщин, которые нуждались в помощи. Были случаи, когда женщина на улице осталась. Она с детьми, ее выгнал муж, некому поддержать. Искали юристов, психологов. Был даже случай, что активистка «Мадо» помогала женщине возвращать детей, которых муж выкрал у бывшей жены после развода. Если каким-то женщинам нужна поддержка, если женщина напугана, она могла обратиться к нам. Если про каждую рассказывать, там длинные истории получатся. «Мадо» – в целом ингушская группа, но мы следим и переживаем и за женщин из других регионов и стран. Я знаю, что некоторые наши активистки оказывают помощь женщинам и из других регионов и стран тоже – напрямую или через женские фонды.

— Я помню еще историю с маршруткой с мизогинными надписями в Ингушетии. Мы о ней писали. Это же тоже кейс «Мадо»?

— Да. Там была наклейка с двумя уродливыми карикатурными тетками и надпись: «Не хлопай дверью, дура!» Кто-то увидел это в маршрутке, потом через знакомых своих знакомых мы вышли на человека, который курирует это транспортное направление и постарались донести до него ситуацию.  Когда ты занимаешься проблемами женщин, тебе начинают поступать всякого рода жалобы. На что часто жалуются женщины – это поведение водителей маршруток. Часто очень грубо обращаются с женщинами. С мужчинами уважительней, а женщинам хамят. Так и тут, наклейка на двери маршрутки была адресована именно женщинам и женщин это оскорбило. Кто-то в соцсетях выложил фото, кто-то призвал женщин бойкотировать эту маршрутку, видимо накипело. Руководство этого автопарка после обращения сделало замечание водителю. Потом кто-то выложил ролик, как он снимает это все с двери. Тут такой еще момент, что наклейка возмутила и мужчин. Поэтому они тоже протестовали против такого обращения. В целом, в нашей среде все же есть мужчины, которые всю эту ситуацию понимают. Я помню, как году в 2010-м слушала по радио выступление одного из видных научных ингушских деятелей. Оно было длинным, многого я уже не помню, но в завершении он так искренне сказал: «То, что мы ведем себя с нашими женщинами — Всевышний нам этого не простит». Вот так он сказал. «Мы должны об этом задуматься». И он говорил так серьезно, с такой болью и горечью, что это прямо чувствовалось по голосу. Так что есть мужчины, которые понимают, что нельзя так относиться к женщинам, что то, о чем мы говорим – это невыдуманные истории. Другое дело, что они не решаются говорить об этом вслух. Не хотят потерять свой авторитет, не хотят конфронтации с другими мужчинами. Такая тихая справедливость, можно сказать. Справедливость про себя.

Допустим, иногда у нас убивают за оскорбление. Потому что по правилам местной формы токсичной маскулинности «мужчина должен быть агрессивным, он не должен спускать оскорбление»

—  Как вы в целом оцениваете перспективы изменений в ингушском обществе и его состояние сейчас?

— Мы считаем, что ситуация критическая. Такое ощущение, будто у нашего народа включился суицидальный режим. Открываешь новости – сплошной криминал: «убили», «украли», «разбились». Масса ДТП, аптечная наркомания. Мы много обсуждаем происходящее с коллегами, социологами, и они говорят, что народ не смог пережить травмы и потому всю агрессию направляет на себя. Раненое общество, которое пережило и депортацию, и 1992 год, и то, что отрезали кусок нашей земли в 2018 году. За счет этого и гнев, и агрессия, которая направляется не на развитие, не на преодоление каких-то своих травм, а друг на друга. На тех, кто слабее, на ком можно выместить всю свою боль.

Есть тут, конечно, ответственность руководства страны – не помогают, не делают каких-то программ восстановления, реабилитации. Но, с другой стороны, это часть и нашей ответственности. Я не разделяю точку зрения, что мы во всем виноваты, во всех своих бедах. И я точно так же не разделяю мнения некоторых, что во всем виновато руководство страны. Я думаю, есть ответственность и с той, и с этой стороны. Но в первую очередь мы сами должны честно посмотреть в глаза своим проблемам. Мы должны посмотреть, откуда корни и работать именно с причиной и корнями этих проблем. Допустим, иногда у нас убивают за оскорбление. Потому что по правилам местной формы токсичной маскулинности «мужчина должен быть агрессивным, он не должен спускать оскорбление». И многие могут поддерживать это, хотя от этого погибают люди, а кровная месть, начавшаяся из-за ерунды, может длиться поколениями. Но что говорят некоторые? Они такое оправдывают. Для них жизнь человека стоит ниже, чем какие-то понятия, соответствие придуманным токсичным образцам. Но у нас нет новых лидеров, которые могут выйти и сказать: «Друзья! Вот это и это нам привычно, но неправильно, и надо что-то с этим делать».

— Как дальше будет жить «Мадо» и будет ли?

— Мы запустили акцию «спасибоженщине», чтобы подчеркнуть вклад женщин, их поступки, пользу, которую они приносят. Потому что вклад женщин часто не замечается. В рамках акции просто надо рассказать о том, как тебе помогла или вдохновила та или иная женщина. Сейчас собираем эти истории. А так, хочется делать что-то приятное, конструктивное, а то негатива в целом и так хватает. Возможно, если мы увидим, что исчерпали себя или уже не можем дать ничего хорошего и полезного, то мы просто закроемся. Но пока женщины пишут, что канал помогает и поддерживает, наверно, есть смысл быть.

Светлана Анохина