Девичья пора в судьбе женщины предстает не просто самостоятельным периодом жизни, но особым пространственно-динамическим состоянием, пишет в книге «Женское пространство в культуре народов Кавказа» историк и этнограф Юрий Карпов. Далее – отрывки из работы выдающегося исследователя.
Достигнув физической зрелости, девушка проявляет себя разнопланово, но целеустремленно. Она еще не введена посредством брака в жесткие рамки семейной жизни, где единственно правомочным вариантом самореализации становится служение мужу и детям. B известном смысле она «внедомна» и достаточно свободна. В это же время в ней происходит поиск себя, насколько позволяют это осуществить довольно жесткие предписания социума.
Вместе с тем, подобное состояние вовсе не отменяло генеральной линии становления женской личности. Семантическая направленность обрядов, совершавшихся в девичьей среде, общий настрой отношений с молодыми людьми подводили девушку к наиболее ответственному рубежу жизни.
В практике женских объединений просматривается оттенок противостояния, в известном смысле конкурентности и одновременно подражания мужским структурам, игрового соперничества между ними. Примечательна практика маскирования их участниц в мужские костюмы при сборе продуктов для своих вечеринок (право сбора продуктов обычно составляло привилегию членов мужских союзов), проведения девушками некоторых даргинских селений своих сборищ в ночное время на запретном для них в норме годекане (сельской площади, так называемом мужском клубе под открытым небом).
Оппозиционностью и наличием момента подражания объясняется некоторое противодействие женским посиделкам со стороны мужчин, наблюдавшееся, например, в осетинской среде. Но конфронтация была больше игровой, внешней, нежели реальной. Молодые люди приходили на девичники с требованием выделить им долю продуктов и получали ее, используя при этом хитрость, а иногда и силу. Их сторону нередко принимал находившийся в доме проведения вечеринки мужчина-хозяин.
Своего рода примирением сторон становился допуск юношей на девичники, равно как организация совместных вечеринок.
Интересен обычай организации тиндинцами и хварщинами праздничных сборов кьедаба/кьедоба. Проводились они по поводу празднования середины зимы, и в них последовательно участвовали четыре категории населения. Сборы устраивались по пятницам среднего месяца зимы. В первую пятницу раздельно собирались мальчики и девочки в возрасте 10-13 лет. Каждый из пришедших приносил свою долю продуктов. Хозяйки готовили угощение, дети веселились, а после ужина расходились по домам.
Местные предания сообщают много примеров героических поступков легендарных женщин
Через неделю на свои кьедоба собирались по отдельности юноши и девушки. Иногда девушки допускали в свой дом парней. Сценарий обряда предполагал разыгрывание свадьбы. Из числа девушек выбиралась «невеста», по предварительной договоренности с ней один из юношей исполнял роль жениха. Обряд имитировался достаточно полно. Шились наряды, приходили «дружки» «жениха», осуществлялся перевоз невесты и т. д. Исполнители ролей вели себя как и подобает настоящим жениху и невесте.
В третью пятницу отмечали кьедоба молодоженов. В этот вечер родители приглашали к себе на ужин замужних дочерей с их мужьями. Это был так называемый ужин молодых зятьев. Приглашение считалось обязательным.
Наконец, в четвертую пятницу на свой праздник собирались сельские чабаны. В настоящем примере отчетливо видна общая логика развития праздничного действа. Его открывали дети-подростки, продолжала молодежь брачного возраста, разыгрывавшая представление эротического характера, эстафету подхватывали лица, недавно вступившие в брак, и завершали чабаны, «ответственные» за плодовитость скота и косвенно — за благополучие общества. И весь этот «спектакль» происходил в переломный момент годового природного цикла — время ухода зимы и прихода весны. Символика отчетливая и понятная — последовательное включение половозрастных групп, потенциально и реально ответственных за воспроизводство жизни, в своего рода инсценировку акта творения в ответственный период бытия макрокосма.
На пороге нового времени европейские путешественники принесли дополнительные известия о девах-воительницах на Кавказе. Они опирались на рассказы жителей Западной Грузии, Черкесии, Дагестана о нападениях на них самих или их предков неких враждебных племен, в войсках которых были женщины. Демонстрировались даже доспехи и вооружение, якобы принадлежавшие воительницам.
Позднее появились археологические материалы с Центрального Кавказа, явившие миру захоронения женщин с многочисленными образцами оружия и давшие новый повод для восстановления интереса к означенной теме. Для освещения проблемы привлекался фольклор — сказки, предания, легенды о девах-богатыршах, победоносно сражавшихся воинствах девушек.
Местные топонимика и этнонимика предоставляли возможность интерпретировать названия как «девичья крепость», «девичий мыс», «страна девушек», «девичий народ», и это тоже давало почву для размышлений и полета фантазии.
Однако большинство исследователей относились к подобным материалам осторожно. В женщинах-воительницах из исторических сообщений такие авторы видели «безусых и безбородых» кочевников-азиатов, будь то сарматы, калмыки или какой-либо другой народ.
Следует также заметить, что местные предания сообщают много примеров героических поступков легендарных женщин, некогда спасших свой народ, страну, селение от неприятеля. Бытует немало рассказов, подкрепленных фактами истории, об участии девушек и женщин в походах, набегах, войнах. В том же Дагестане женщины устраивали между собой соревнования наподобие мужских – в беге, прыжках, борьбе, поднятии тяжестей и т. п.
Вообще «амазонство» – явление едва ли не универсальное. Его «исторические прецеденты» известны в самых разных уголках земного шара.
Известный по легенде обычай амазонок выжигать одну грудь правомерно связывать с ношением девушками корсета – обыкновением, до сравнительно недавнего времени распространенным у ряда народов северной части Кавказа. Многие исследователи склоняются к мнению, что упоминаемые античными авторами гаргареи (мифический народ, живший на Кавказе. Гаргареи, по словам Страбона, были соседями амазонок, с которыми жили вместе по два месяца в каждом году, для того чтобы прижить детей. Родившихся мальчиков отправляли к гаргареям, а девочки оставались у матерей; прим.ред.) скорее всего имеют отношение к предкам современных галгаев, то есть, ингушей или шире – вайнахов.
Сообщества амазонок выглядят женскими аналогами мужских союзов, воспринявшими мужские функции как приоритетные. Правда, сообщества упоминаются только в легендах. По другим источникам, рецидивы «амазонства» носили единичный характер. Уже во второй половине XIX в. как о почти исчезнувшем явлении говорилось о девушках-даргинках, «одевавшимися в мужское платье и занимавшимися исключительно мужскими делами», и подобными им ингушках.
Очевидно, и в других частях региона, где гипотетически могли существовать сообщества воительниц, к концу XIX в. они исчезли как таковые, оставив по себе своеобразную память.
Примером этому служит Чечня. Здесь записано предание, поразительно похожее на страбоновский рассказ об амазонках. В исторической памяти населения отложились воспоминания о существовавшей прежде особой категории женщин, именовавшихся мехкари.
Как писал кандидат исторических наук, историк и этнограф из Чечни Саид Хасиев, они не только могли, но и обязаны были употреблять все, запрещенное обычным чеченкам. Они носили мужской головной убор, предварительно состригая волосы на затылке на два пальца выше мочек ушей. Носили и применяли оружие, перетянув правую грудь ремнем силгlа, сделанным из кожи трехгодовалого бычка. Ездили верхом, при условии совершения девочке в свое время операции обрезания (частичная резекция labia minora).
В категорию мехкари входили только девушки-первородки, посвященные богу войны, грома и молнии Сиели. С обычными мужчинами они не общались. Сам термин мехкари может быть переведен как «девственницы».
Яркий вариант отправления женщинами специфических обрядов представляет культ Камалил Башира в дагестанском ауле Чох. Культу сопутствует легенда, повествующая о некогда жившем необыкновенно красивом молодом человеке по имени Башир, сыне Камала. Когда он пил воду, видно было, как она переливалась в горле. Ему опасно было выходить на улицу, ибо женщины пленялись им. В результате его запирали в комнате, которую охранял караул. Однако женщины сделали подземный лаз в комнату и посещали Башира ночами. По одной из версий легенды, красавца-сына убил отец, вынужденный пойти на такой шаг по требованию односельчан.
У почитаемой могилы Камалил Башира чохские женщины с целью вызывания дождя, а также в первый день весны совершали обряд чух хlак. Они приходили к могиле с распущенными волосами, в одних платьях, без поясной одежды. Вокруг ямки, считавшейся могилой, они совершали ритуальный танец. Резонно видеть в образе Камалил Башира отсылку к умирающему и воскресающему божеству растительности.
Мужчина, по несчастью встретившийся с толпою женщин и девушек, делается их жертвою
Немецкий путешественник Адам Олеарий (XVII в.) в своих путевых заметках сообщал о почитании в Дербенте могилы Курхуда, бывшего, согласно преданию, проповедником ислама и лишившегося за это жизни. Хранительницей его могилы, размещавшейся в пещере, была старуха.
«Из города и издалека, – писал путешественник, – пришли многие женщины и девушки, прошли босиком в пещеру, целовали гроб и садились наземь, чтобы помолиться о том, что каждая из них желала… В течение всей следующей ночи мы… слышали, как у этого места погребения… раздавался сильный крик, как бы от лиц, которые веселились, плясали, а то и пели. Получалось впечатление чего-то языческого и варварского».
Вообще фигурирование пещер (то есть, земного родильного начала) в качестве мест поклонения либо объектов, опосредованно связанных с культами, встречается часто. Упомяну пещеру Яц-Татц (‘брата и сестры’), в которой, согласно преданию, скрывались легендарные основатели селения Цудахар — брат и сестра или 2-3 брата и столько же сестер. Любопытно другое название этой пещеры, дословно переводимое как «щель в камне публичной женщины».
Предписаниями культа, судя по всему, мотивировалось и оригинальное поведение женщин горного Кайтага, о котором очевидец сообщал следующее: «…Мужчина, по несчастью встретившийся с толпою женщин и девушек, делается их жертвою: его обезоруживают, принуждают танцевать, прыгать и исполнять все их капризы; достаточно натешившись, они отпускают свою жертву при громком хохоте и остротах. Это случается особенно в тех случаях, когда женщины выходят из аула для сбора мху и особой травы на брачные подушки и тюфяки новобрачным».
DAPTAR 