Современные свадебные традиции в кавказском обществе иногда очень похожи друг на друга: дорогая машина, пиршество, бессчетное количество подарков и т.п. И все чаще слышишь, что раньше, дескать, не так было. А как было-то? Мало кто может ответить на этот вопрос, не уходя в лубочные дебри а-ля наши предки были всем предкам предки. Даптар узнал, что собой представлял путь осетинской девушки от сватовства до свадьбы. Ниже – фрагменты из монографии кандидата исторических наук из Северной Осетии Алины Хадиковой «Этнические образы и традиционные модели поведения осетин».
***
При сватовстве вести разговоры о невесте, о ее наружности, здоровье и прочем осетин считает оскорблением для себя, точно так же он считает себя оскорбленным, если его спросят о здоровье жены.
***
Во время сватовства девушка, потупя стыдливо взор, и краснея, ничего не отвечает первым допрашивателям, особенно если между ними есть такой, с которым она не была прежде откровенна. В этом случае этикет не дозволяет ей не поскромничать; ее назовут даже наглою и бесстыдною, если она на вопрос спрашивающих ответит прямо и решительно, утвердительно или отрицательно. А такое молчание дочери со стороны родителей считается как бы сигналом соглашения с желанием их… …По народному обычаю, со стороны девушки было бы нагло, если бы она сказала в ответ «да» или «нет». А потому родители, чтобы все-таки узнать ее желание, посылают к ней того, пред кем она смела и откровенна»».
***
Есть и другие свидетельства о предбрачном поведении невесты: «После помолвки невеста должна скрываться от взоров своего нареченного». «Девушка, став официальной невестой, обязана «прятаться» (по возможности не показываться никому) как от жениха, так и от всех его родных обоего пола, так что до момента бракосочетания ее почти никто не видит».
***
Засватанной девушке в родительском доме не рекомендовалось произносить имен жениха, будущего свекра и свекрови. Крайне бестактными считались расспрашивания и излишние упоминания о скорой свадьбе в её присутствии.
***
Приличия предписывали девушке не ходить по улице, где живет семья её будущего супруга, она также не должна посещать те места, где можно встретить его ближайших родственников. По существу – это начальный этап избегания, вступающий в действие еще до брака.
***
Жених не мог явиться лично к родителям избранной и объявить о своем желании соединиться с их дочерью. С его стороны это было бы выражением величайшего бесстыдства, соединенного с не меньшей наглостью и пренебрежением к обычаям старины. Сознавая хорошо свою бесправность, положенную народным обычаем, жених надеется только единственно на помощь своего друга. Он уполномочивает его от своего имени переговорить с родителями девушки. И вот с этого момента жених становится лицом совершенно пассивным, как в деле сватовства, так и в деле свадьбы вообще. Свою активную роль он передает другу, который становится ходатаем, устроителем свадьбы, а сам он, становится как бы лицом посторонним.
***
Со дня сговора поведенческие регламентации между женихом и невестой и их родственниками усиливаются: «После сватовства осетин стесняется открыто приходить в дом своего тестя». Жених прекращал ходить по улице, где жила его невеста, а при встрече с ее родственниками он должен был остановиться, спешиться, если был верхом и почтительно переждать, пока те пройдут.
***
Невеста считалась сосватанной («куырдуат») со дня сговора: «С этого времени девушка по народному обычаю должна вести жизнь несколько иную. Прежде она могла являться в сопровождении подруг на все общественные увеселения. Теперь, сделавшись невестой, она могла являться лишь на такие увеселения, на которых не могла встретиться с каким-либо дальним или близким родственником жениха, ибо по обычаю осетин она должна скрываться если не от всех, то, по крайней мере, от значительно превосходящих летами родственников жениха». При общении с ними она уже придерживалась норм поведения, принятых для молодой снохи, а именно, избегания – «уайсад». Девушка начинала избегать встреч со старшими представителями и своей фамилии. Считалось особенно престижным, чтобы «куырдуат» продолжался до года. В старину этот срок использовался женихом для годичного похода за добычей «бæлц», позже в это время часто уходили на заработки.
***
У осетин для празднования свадьбы в доме невесты собиралось все сельское представительство с тем же порядком застолий и количеством затрат на него, что и в доме жениха. На равноценность событий указывает и существование специфических в церемониальном плане терминологических определений свадьбы: происходящие в доме невесты «чызгæрвыст» («проводы девушки»), в доме жениха – «чиндзæхсæв» (ночь невесты). Ключевым мотивом этого этапа является прием «чиндзхассаг» («увозящих невесту») – так называется делегация, состоящая из нескольких старших, но преимущественно молодежи – тех, кого снарядила в путь за своей невестой семья жениха.
***
Кульминацией этого дня является прощание невесты с отчим домом — родным очагом. По описаниям историка Максима Ковалевского, у осетин сложилось убеждение, «что с переходом в чужую семью, невеста разрывает свою связь с культом своей семьи и вступает в новую, с предками мужа… …При оставлении родительского жилища, невеста, обошедши три раза очаг, слегка отталкивает рукою спускающуюся над ним цепь. Это выражает разрыв её с культом своих отцов, культом, все проявление которого неразрывно связано с фамильной цепью».
***
В дом жениха невеста отправлялась на арбе. Причем, «арба должна быть своя, ни в коем случае не жениха. Это считалось позором для всей фамилии невесты».
***
Особыми действиями сопровождалось движение свадебного поезда: младшие из дружков, «сидя на лошадях и смеша зрителей разного рода уморительными телодвижениями и ухватками, походят во многом на паяцов». Джигитовка, стрельба, песни, общее веселье усиливались при приближении к дому жениха: «Заслышав выстрелы, девушки аула пускаются навстречу невесте. Следуя за арбой с пением и с игрой на гармонике, они провожают ее таким образом до дома жениха. Тут ее ссаживают и вводят в нарочно для нее приготовленную и прибранную комнату. Там она в углу с головой, покрытой шалью, стоит, приняв позу опечаленной статуи, пока не придет шафер и не посадит ее, усевшись и сам возле».
***
Шафер (дословно – «держащий за руку») в течение всей последующей жизни женщины считался лицом с ней породненным: «Она называет его с этого времени братом. Взаимные отношения их с этой поры становятся, в самом деле, братскими. С ним одним она ведет разговор, не стесняясь. В первое время семейной жизни невесты шафер становится ее руководителем, ее ментором». Он имеет право вмешательства во внутренние дела семьи в случае жалобы женщины, как и любого, связанного с ней конфликта.
***
Во многих этнических культурах был распространен обряд приподнимания покрывала с лица невесты, но не руками, а с помощью своеобразных символов оружия – стрелы, кинжала, кнута, палки; покрывало приподнимает человек, специально для этого назначаемый. У осетин эта свадебная должность именовалась «хызисæг» («сниматель фаты»).
***
Возле очага невеста оставалась только на время, необходимое для её чествования и ритуального приобщения к новому дому. Позже её сопровождали в специально подготовленную комнату, где оставляли под опекой соседских и родственных девушек. Для приветствия и знакомства к ней заходили и женщины. По особой просьбе пирующих гостей невесту могли вновь вывести к ним для исполнения одного танца.
***
Поведенческие предписания для невесты подробно представлены в литературе. Однако строгие коммуникативные ограничения для жениха не привлекали к себе особого внимания. Отметим, что прикрытие лица было характерно не только для новобрачной – особенностью облика жениха в ситуациях, когда официально предполагалось его присутствие, являлась шапка, очень низко надвинутая на глаза. В то время как невесте отводились места, наиболее престижные (центр, внутренний угол помещения), жених занимал наименее почетные – прямо у дверей, на пороге.
DAPTAR 