Говорят ли на Кавказе о любви? А если говорят, то в каком ключе? Что слышит в своей семье подрастающая девочка и как это формирует ее личность? Корреспондент Даптара поговорила об этом с представительницами разных народностей Северного Кавказа. Ведь, с одной стороны, о любви кричат из каждого утюга, а женщина, никогда не влюблявшаяся, считается неполноценной, и задушевные беседы подруг начинаются с вопроса «что на личном фронте?». А с другой – традиции требуют от женщины послушания и сдержанности, долг ставится выше любви, а сильные страсти расцениваются как болезнь и несчастье.
***
– Лет семь назад в Дербенте я брала интервью у одной милой пожилой женщины. Кроме всего прочего спрашивала и о семье. Моя героиня охотно рассказывала об отце, о маме и о том, как они познакомились, показывала фотографии, пожелтевшие, начала прошлого века снимки. И текст ей очень понравился. Только одну фразу она попросила исправить: «Давайте вместо ‘Мама и папа очень любили друг друга’ напишем ‘уважали’». Будто случайно проговорилась о чем-то не совсем приличном, сомнительном, бросающем тень на репутацию родителей.
***
– У нас в Чечне не принято вообще говорить об этом чувстве. Об этом говорят очень тихо, незаметно. В семье, когда заходит речь о замужестве, то это не про любовь, это скорее про выгоду, либо про то, чтобы угодить семье. Либо своей, либо семье будущего мужа.
***
– У моей прабабушки в селе была соседка, ее ровесница примерно, она была, что называется, острая на язык. И говорила прямо: если женщина влюбляется, она неверная женщина. Сегодня влюбилась, завтра разлюбила, на такой нельзя жениться. Жениться нужно на той, что выходит замуж из чувства долга. Потому что так надо, чтоб отец и мать были довольные. Очень она осуждала одну невесту за то, что та радуется. Говорила, девушка на своей свадьбе должна быть печальная, даже немножко плакать можно. Она должна пугаться, что уходит из родительской семьи, бояться брачной ночи. Если видно, что радуется – то она как бы не совсем порядочная девушка, кахба. Эта соседка говорила на нашем языке, но одну фразу произносила на русском – «Влюбленная баба своей ***** не хозяйка».
***
– У меня отец чеченец, а мама русская. У чеченцев такие браки не одобряются, то есть, наверняка они женились по любви. Но к тому моменту, как я стала что-то понимать, между родителями уже все было плохо. И я ни разу в жизни не слышала, чтобы они рассказывали о времени, когда были молодые, влюбленные, счастливые. Наоборот, отец всегда говорил, что тот день, когда он на маме женился, был самым несчастным, проклятым днем в его жизни.
***
– Когда в 17 лет я уезжала учиться в Москву, единственное наставление моей матери было таким – «Только не влюбляйся! Особенно в русского». И я все время помнила, что эти ваши любови – пустое, что это не про меня, зачем мне это? От этого нужно держаться подальше. При этом меня засватали еще до моего рождения. Жених приходился мне двоюродным братом. С одной стороны, мне все время говорили, что это мой брат. С другой – напоминали, что это будущий муж. Как-то он пришел к нам, когда дома никого не было, и я его не впустила. Потому что так была воспитана – посторонний мужчина не должен входить в дом, если я одна. Потом мне за это попало. Мол, как так, брата не пригласила войти, чаем не напоила, не накормила.
Он мне не то чтобы не нравился, мы просто были с ним совсем разные. У меня до 16-т лет не было телефона, я его специально не покупала, чтоб он не мог мне звонить. А когда на день рождения, он мне подарил мобильный, я его даже не распаковала. Тут же нашлись люди, которые пошли и рассказали его матери, моей тетке, что я вот такая высокомерная сука. Помолвку я расторгла, когда начались разговоры насчет кольца. Мол, девушке уже 17-й, пора детей женить. Тогда стало понятно, что оттягивать больше нельзя. Мы встретились у другой тети. Поговорили. Говорила в основном я. И разговор был короткий. Мама потом очень на меня сердилась, отец два месяца не разговаривал. Но вопрос решился.
***
– В моей семье до определенного момента, наверное, где-то до совершеннолетия вообще нельзя было об этом говорить. У моего отца сразу глаз дергаться начинал. Тети тоже как-то неодобрительно реагировали. Если я что-то спрашивала про любовь или про отношения мужчины и женщины, это было, как что-то грязное, будто я что-то нецензурное сказала. Разумеется, мне нельзя было общаться с мальчиками. Тем более сказать, что мне кто-то понравился. У всех тут же паника начиналась. Один раз мне (я еще мелкой была) признались в любви. Я написала про это подружке, а домашние прочли переписку. Отец был в бешенстве. Я гуляла во дворе, он меня просто посадил в машину и куда-то повез. Там какие-то заброшенные дома были. Какая-то деревня. Какой-то мост. Ну, короче, непонятно, какое место. Лес, не знаю, что это. Не знаю даже, как назвать. Потом отец остановил машину и начался этот разговор. Я была очень сильно напугана, оправдывалась. Но оказалась во всем виноватой. Грязной. Порочной. Потом отец развернулся, и мы поехали обратно. Я ему говорю – «Это же не я в любви признавалась, а этот мальчик!» А отец отвечает – «Еще б ты, блин, согласилась. Еще бы ты, блин, ответила ему взаимностью. Тогда бы мы точно доехали до конца этой дороги»…
***
– Помню, как в Москву с родителями попала и увидела в метро пару. Там был красивый мальчик, красивая девочка. Они целовались. Обнимались. Я прямо засмотрелась на них, такие они были красивые. И тут же получила от отца. Причем, жестко так. Он начал орать – «Не смотри туда! Смотри в пол!» Короче, для ингушей это табу. Это невозможно.
***
– Моей сестре было лет 17. Это было утро, она собиралась в школу. И они о чем-то говорили с тетей, наверное, там был какой-то разговор соответствующий, душевный. Потому что сестра сказала, что она влюбилась. Я уловила лишь слово «любовь», а после него последовала такая оплеуха по щеке звонкая. Меня это пригвоздило. Словно напомнило, что это что-то плохое. Что от этого нужно держаться подальше.
***
– Мои родители никогда не скрывали, что поженились по любви. Мы с сестрой с детства знали, что мама и папа сначала влюбились, а потом поженились. Они нам так и говорили. Как-то я пришла из садика и стала рассказывать про мальчика Руслана из нашей группы: «Он такой красивый, мне все время хочется сидеть рядом с ним». И папа так оживленно спросил: «О, ты влюбилась?»
Это был первый раз, когда я это слово примерила на себя. До этого момента в моем сознании оно относилось только к маме с папой.
Помню, подростком я услышала, как соседка жалуется моей маме, что муж ни разу не сказал ей «люблю». Я тогда очень удивилась. Так не бывает!
Это потом уже, когда я выросла, узнала, что есть много семей, в которых не принято говорить об этом. Что тема нежности и влюбленности между родителями закрыта даже для родных детей. Что многие мои друзья никогда не видели своих родителей обнимающимися или воркующими друг с другом. Тогда мне казалось, что в их семьях что-то не так. Потом я поняла, что таких семей очень много и скорее, моя семья была исключением из этого общего правила.
***
– У нас если и говорили про любовь, то как о беде и болезни. Вот такая-то влюбилась и убежала с парнем. Опозорила семью. А другая, когда ей не разрешили замуж за любимого выйти, покончила с собой. А третья просто осталась старой девой. А если речь о женатой паре шла, то там или измена была, или убийство от ревности, в общем, тоже какая-то трагедия.
***
– Запрещено говорить об этом. Когда речь об этом заходит, все девочки переходят на шепот. Потому что любовь к мужчине это табу. Это как грязное белье какое-то. Даже если это твой муж. На людях нельзя проявлять любовь к нему, заботу о нем. Это считается позором. У нас даже есть правило, что муж и жена даже не смотрят друг на друга в обществе. Они сидят отдельно друг от друга. Типа, не знают друг друга. У них хоть орава детей, но они вообще не причем. Как незнакомцы ведут себя.
***
– Я в детстве не слышала ни одной хорошей истории о любви. Первая, которую услышала, была история моей двоюродной бабушки. Она была безумно влюблена в своего парня, и он ее ужасно любил. И они поженились, и все у них должно было быть прекрасно, но детей у них не было. И в какой-то момент он пришел к своей жене и сказал – «Уходи». И просто привел другую женщину. И стал с ней жить. Для бабушки это было невероятное горе. Она не знала, что дальше делать. В итоге взяла, и второй раз вышла замуж и родила шесть детей.
Этот муж второй оказался страшным тираном. Очень сильно избивал и ее, и детей. Рассказывали, что по вечерам они прятали все приборы: ножи, вилки. Потому что он мог, что угодно взять и их ударить. Однажды он ударил бабушку чайником, располосовал носиком ее лицо. Она умерла, когда ей было чуть за 40.
А ее первый муж со второй женой недолго прожил. И тети мои, дочки бабушкины, рассказывали, что он часто стоял и смотрел, как они играют, как со школы идут. А спустя 30 дней после смерти бабушки, он умер. И это всегда рассказывалось как доказательство, что нельзя любить. Что это всегда заканчивается плохо. Тебе причиняют боль. Тебя разочаровывают. Тебя предают.
***
– Моя прабабушка так всегда и говорила – «Какая такая любовь? У нас, аварцев любви нет. Это только у русских есть. И в телевизоре».
***
– Ни о какой любви и речи у нас нет. Ты должна приготовить, убрать, постирать. То есть тебя берут служанкой, инкубатором и так далее. Ни на что больше не надейся. Вот свадьба будет, вот дадут тебе приданое, вот это все – твой максимум. Я ни разу за все свое существование не видела чеченскую супружескую пару, где сказали бы, мол, мы друг друга любим или что по любви женились. Про любовь говорят разве что подростки. Но и то, пока кто-то из старших не услышал. А те сразу же начинают стыдить, как-либо по-своему извращать, что это грязь, что это мерзость. А люди по сути ничего не сделали. Они просто стояли в пяти метрах друг от друга. И просто проговорились тихонечко о любви какой-либо.
***
– Тетя рассказывала, что когда была молодая, на ней хотел жениться один парень. Их семьи дружили. И вот ее мать подошла к ней и так по-дружески спрашивает – «Скажи, любишь его?» И тетя чистосердечно говорит – «Да, люблю». И тут же ей в лицо летит рука с кукишем – «А фиг тебе!»
Так и не отдали за него. За другого отдали.
***
– Не знаю, почему, но мне всегда хотелось романтизировать историю родителей. Я знала, что у отца была другая невеста и придумала, что мой отец увидел мою мать и решил отменить ту свадьбу, чтобы на ней жениться. Так мне это в детстве представлялось. Мне хотелось в это верить. А повзрослев, я узнала, что та, первая невеста, оказалась переборчивой, ей принесли «чемодан», а она начала говорить, что ей это колечко не нравится, цепочка не та и вообще я хотела другое. Семья отца разобиделась и решила, что им такую капризную не нужно. Но со всеми же уже договорились, сняли зал какой-то, нашли, кто готовить будет. А моя мать как раз для этой свадьбы должна была печь. Тут про нее и вспомнили. Работящая, некапризная, не замужем. Меня больше всего удивляло, что дома об этом говорили не как о курьезе. А как о чем-то естественном, не обидном. Ни для матери, ни для нас, детей.
***
– Была у нас семейная история, не помню, может, это прабабушки сестра или еще кто-то. Она, как мне рассказывали, была из очень знатного рода, а он простолюдин. И они влюбились, а родители не давали им пожениться. В итоге они покончили с собой и написали свои имена кровью на стене. Вот на таких историях примерно я выросла. Поэтому, наверное, мне так нравилось читать Джейн Остин. Там все всегда заканчивается хорошо и свадьбой.
***
– Мне кажется, я выросла на ужасных историях о любви и ее последствиях. Все они были назидательные. Что в этом есть что-то опасное, чего нужно непременно остерегаться. Смерть, одиночество, боль – вот с чем было больше связано. Сейчас мне 27, у меня никогда не было того, что называется «настоящими отношениями». Я слишком осторожна, настороженна. Я никогда не ходила на свидание. Не целовалась в подъезде. Не обмирала от мужских прикосновений. Уберегло ли меня это от предательства, боли и разочарования? Нет. Не уберегло.
Записала Светлана Анохина
Иллюстрации Майсарат Килясханова
DAPTAR 