«Мы занимаемся исключительно борьбой с педофилами. К нам часто обращаются дети, у которых такие строгие родители, что им проще отправлять интимные снимки педофилу, чем прийти к маме и все рассказать», – говорит Анна Левченко, руководитель некоммерческого партнерства «Мониторинговый центр по выявлению опасного и запрещенного законодательством контента». Но как выявлять педофилов? Как защитить детей? Что делать, если с ребёнком случилось страшное? На все эти вопросы здесь ответят, подскажут, помогут.

Как работает центр

— Наше движение называется «Сдай педофила». Основная задача – выявление преступлений сексуального характера против детей и привлечение к уголовной ответственности. Кроме этого мы предоставляем юридическую и психологическую помощь семьям, где дети уже пострадали. Причем, как самим детям, так и их родителям. 

— Что понимается под юридическим сопровождением?

— Консультирование по основной канве событий: куда обращаться, что иметь на руках, какие права человека и ребенка должны быть обеспечены.  Мы не «вместо юриста», и не ходим за руку с пострадавшими в следственный комитет. У нас есть всероссийская горячая линия, телефон указан на сайте. В нашей группе во «вКонтакте» есть онлайн-приёмная, можно написать туда. Кстати, несовершеннолетним этот формат удобнее, они привыкли к этой соцсети, да и не всегда у ребенка есть возможность говорить голосом. Им проще написать со смартфона.

Позвонить нам на горячую линию может каждый, независимо от возраста, региона проживания, времени суток. Но мы не принимаем анонимные звонки, а все разговоры записываются, чтобы мы могли эту запись в любой момент передать в правоохранительные органы, если в этом возникнет необходимость.

— А если окажется, что «показалось», что позвонили зря? Не упекут за клевету самого звонившего?

— Опыт говорит, что чаще всего если человеку показалось, то ему не показалось. Просто нужно собрать больше доказательств. Многие думают, что звонить нам можно, когда на руках уже есть какие-то доказательства. Это не так. Лучше позвонить сразу, вас проконсультируют, стоит ли этой ситуации опасаться или нет. Если вы просто что-то заметили, проинформировали, но это не подтвердилось – ни за какую клевету вас не посадят, если, конечно, вы не будете во всеуслышание распространять свои подозрения, упоминая при этом имена и фамилии. Вы просто сообщите, а проверять уже будем мы. Естественно, бывают и случаи оговоров. Подчеркну: не ошибок, а намеренных оговоров. Они почти всегда связаны с разводом и судебными тяжбами между родителями. Но эти случаи очень легко выявляются еще на уровне опытного оператора: начинаешь задавать вопросы, и человек сначала одно говорит, потом другое, либо сразу начинает ругаться, позабыв о теме.

— Сколько у вас закрытых кейсов?

— Статистики у нас нет, потому что не все люди, которые обращаются на нашу горячую линию, потом перезванивают и говорят что-то типа «спасибо, педофила посадили». Многих достаточно просто сориентировать по поводу дальнейших действий, дальше они уже сами. Например, многие не знают, что по всем делам, касающимся несовершеннолетних, нужно обращаться в следственный комитет, а не в полицию. После нашего инструктажа люди в большинстве случаев решают свои проблемы без нас.

Но мы знаем точно, что по нашим наводкам порядка 180 педофилов сидит в тюрьме. Благодаря своевременной консультационной помощи нашей организации в городе Егорьевске была выявлена банда педофилов. Подтвердить это может обратившийся тогда к нам за правовой помощью сотрудник службы безопасности, случайно обнаруживший подозрительный дом в Егорьевске. В настоящее время двое членов банды отбывают наказание.

В 2014 году нам удалось добиться задержания брянского депутата-педофила Никифора Жукова. Его покрывала вся местная полиция. В уголовном деле 212 эпизодов. Он выстроил целую пирамиду — охватил сразу несколько населенных пунктов и организовал сеть детской проституции. Жертвами стали более 60 девочек. Мы договорились с ГУВД Брянской области и через три дня депутата задержали борцы СОБРа. Жуков до суда не дожил. По официальным данным он скончался в СИЗО от сердечного приступа. Тем же летом задержали и одного из его подельников.

Неверно думать, что жертвами становятся дети из неблагополучных семей

— Сколько лет вы уже работаете?

— Лично я занимаюсь этим с 19 лет, то есть, почти 12 лет. А организация наша как юридическое лицо существует с 2012 года. В том же году появилось движение «Сдай педофила». Я начинала с блога, и вокруг этого блога собралось некое сообщество. Люди помогали распространять информацию, привлекали внимание журналистов. 

— Это и есть ваша команда? 

— С командой всё сложно. У нас обширная волонтерская сеть, но с улицы мы людей не берем. Неравнодушный человек может репост сделать в фейсбуке, обратить внимание общественности на проблему, но привлекать его к работе с людьми нельзя. У нас любой оператор прежде, чем будет допущен до работы с людьми, должен пройти специальную подготовку: обучение полгода в интенсивном режиме. И это уже настоящая работа, работа за деньги. Но поскольку у проекта нет никакого госфинансирования, мы вынуждены собирать деньги в интернете на зарплату этим людям. 

— У вас есть «свои люди» в регионах?

— Поскольку вся наша работа происходит онлайн, нам для работы нужны только компьютеры, интернет, телефон. И конечно, многие вопросы мы решаем через специалистов на местах: сотрудники правоохранительных органов, уполномоченные по правам ребенка, психологи. Таким образом мы охватываем 68 регионов РФ.

— Как вы работаете? Можете описать процесс?

— Например, к нам на днях обратился мужчина из региона, который сообщил, что обнаружил у своей дочери переписку с ее бывшим физруком. Девочке 13 лет, учителю около 30. Он ей с января пишет недвусмысленные вещи. Благо, он не успел в отношении девочки ничего совершить – папа перехватил переписку. Но что мог бы сделать папа, если бы пришел с этой перепиской в следственный комитет? Там ведь нет состава преступления, нет фото интимного характера, хотя и понятно, что происходит. Но по закону придраться не к чему. А мы можем поступить тоньше: у коллег в рабочем чате я спросила, есть ли в регионе наши люди? – «Нет, но найдем». И так нашли человека, который непосредственно с такими делами работает в том городе. По моему опыту негласные оперативные мероприятия скорее выявят и других пострадавших девочек, потому что педофил – это всегда история серийная, и писал он наверняка не только ей. На этом уровне работа ведется аккуратно, и когда наберётся достаточное количество доказательств – его можно будет привлечь.

Кстати, неверно думать, что жертвами становятся дети из неблагополучных семей. Девочка-отличница 12 лет из полной семьи посылала свои интимные фото взрослому мужчине, потому что он угрожал, что убьет ее маленькую сестру. К нам часто обращаются дети, у которых такие строгие родители, что им проще отправлять интимные снимки педофилу, чем прийти к маме и все рассказать

— Вас не сравнивают с «Оккупай-педофиляй»?

— Репутация Тесака и его команды нам мешает, но они и не боролись ни с чем, просто вымогали деньги у попавшихся по этой теме. А мы работаем в рамках закона, мы не берем на себя функции правоохранительных органов, и тем более устраивать какие-то судилища, как это делал Марцинкевич, не собираемся.

К сожалению, в нашем нездоровом обществе многим кажется, что это здраво: «бить их надо, и народный герой нам поможет». Но если педофила вот так зажимать в углу и издеваться – что мы получим? Он отряхнётся и пойдет дальше заниматься, чем занимался, но теперь более осторожно, более озлобленно. И оторвется на детях. Для борьбы с педофилией эти методы как раз вредоносны.

По Кавказу нулевая статистика. «Это стыдно!»

— Зависит ли количество таких преступлений от региона? У вас по Кавказу, например, есть какая-нибудь информация?

— По Кавказу практически нулевая статистика. Мы знаем об огромном количестве таких преступлений, но к нам никто не обращается.  Думаю, это связано с двумя факторами: первый – о нас мало кто знает, второй – боятся к нам обращаться. Тут дополнительная проблема, помимо стыда и страха. Это проблема с самими правоохранительными органами. К нам из Татарстана, например, было много обращений: звонили взрослые девушки после изнасилования, пытаясь добиться возбуждения дела через нас. Потому что в полиции им говорили: «Ты же сама села в машину», «А чего ты после 9 не дома была?», «Позорить семью будешь, что ли, теперь этими рассказами?» и всё в таком духе. И семья ведь тоже принимает решение не в пользу девушки, не в пользу ребенка, а фактически в пользу насильника, иначе все узнают, что «мы запачкались». 

— Есть идеи, как решать эту проблему?

— Разве что через просвещение и профилактику. Люди просто должны понять, что они могут к кому-то обратиться и быть услышанными, что проблема решаема. Люди боятся приходить в органы «с улицы», боятся об этом рассказывать, ведь насильники, имея над жертвой власть (особенно если речь идёт о внутрисемейном насилии), запугивают ее, в том числе и  «родственниками в органах». Многие ещё просят обеспечить контроль из Москвы, потому что нет доверия, не уверены в том, что работа на местах будет проводиться объективно и качественно. 

— Многие считают неприемлемым предавать огласке такого рода преступления. 

— Признаюсь, насчет мусульман у меня были предрассудки. Но я ошибалась. Например, мы полтора года сотрудничаем с одной мусульманской НКО в Москве, и в прошлом году меня приглашали туда в женский клуб «Ясмина» поговорить как раз на тему профилактики педофилии. У этих женщин огромный интерес к этой теме, и, несмотря на строгие религиозные правила, в этом обществе легко было говорить на тему секса, прав, насилия. Я была приятно удивлена, и поняла, что с этими сообществами можно работать. Через таких просвещенных мусульманских женщин может и должна распространяться эта информация.

Только сейчас этот стереотип начал разрушаться: люди начали понимать во всем мире, что старый – не значит мудрый

— У нас на Кавказе принято подчиняться старшему, неприлично говорить «нет». Культурные установки, выходит, идут вразрез с безопасностью. Что делать?

— Так и в немусульманских и некавказских регионах та же история. Это советская установка: старших надо слушаться, взрослый всегда прав. Она скорее даже не патриархальная, а просто часть механизма по взращиванию удобных людей, то есть, политическая подоплёка там. И только сейчас этот стереотип начал разрушаться: люди начали понимать во всем мире, что старый – не значит мудрый. Об этом, безусловно, надо говорить везде. Вообще как-то по темам культуры секса надо разговаривать с людьми.

— Секспросвет на Кавказе – с трудом себе такое представляю. Как быть в таких сообществах? 

— Почему я сейчас всё это и стараюсь делать через социальные сети: хотя бы так, иначе совсем глухо будет на эти темы. Мы завели телеграм-канал, там люди могут задавать вопросы. Но вообще заниматься родителями очень сложно, а уж погружаться в какие-то региональные культурные особенности – это невероятно сложная работа. Она требует привлечения специалистов по регионам, финансирования, а это главная наша сложность: мы сидим без финансовой помощи, собираем деньги в интернете на то, чтобы людям на фулл-тайм хотя бы по 20 тыс зарплату платить. Куда уж замахиваться на такие тонкости… Пока мы вынуждены работать в формате «за что можем, за то и хватаемся».

Главное – знать, что помощь есть

— И всё же продолжу по поводу «региональных особенностей». Представителям кавказских народов, например, гораздо тяжелее бросить всё и всех, и уехать из республики, если произошло недопустимое. А остаться – зачастую значит остаться со всей семьей, в которой происходит зло. Какие пути можно найти для них?

— Да, уехать из Саратова в Москву проще, чем из условной Махачкалы. Что делать? Нужно популяризировать номера телефонов и сайты типа нашего, мы можем вступиться, помочь. Но там на местах наверняка тоже есть реабилитационные центы, уполномоченные по правам ребенка. Я бы заходила еще через религиозную общину, наверное, можно имамов  подключать. У нас был такой опыт с иудеями, православными.

— А куда девать ребенка? В детдом, если его надо вызволять из такой семьи?

— По-разному бывает, нет одинаковых ситуаций, но если никаких родных нет, то да, в детдом. Это лучше, чем оставлять ребенка в ситуации насилия. В конце концов, если педофила посадят – есть же мать? С ней и будет жить. Ну, или родственники какие-нибудь да найдутся же.

— По поводу родственников: на Кавказе часто именно родня давит на заявительницу и требует забрать заявление на насильника, дабы «не позорить семью»…

— Это невозможно юридически – «забрать заявление»! Потому что половые преступления против детей являются делами публичного обвинения, и если человек один раз написал заявление, то его уже невозможно забрать, это не бытовая драка, расследование должно быть проведено в любом случае. Касаемо давления родственников – на это время, значит, надо уехать куда-нибудь, хоть в тот же реабилитационный центр. Многие боятся судов, и им я сразу скажу, что в законе есть такая норма: в случае, если есть подозрение, что суд в данном регионе может быть неэффективным, то либо следствие, либо сами потерпевшие могут выступить с ходатайством, чтобы суд был перенесен в другой регион. У нас были такие кейсы. Главное – боевой настрой и готовность идти до конца.

Как правильно работать с детьми и их родителями

— В начале марта этого года ЕСПЧ принял к рассмотрению дело девочки из России. На суде и следствии ей пришлось более 20 рассказывать, что и как с ней делали. Как оградить ребенка от подобного?

— Это зависит от следствия и следователя. Бывает следователь адекватный и всё понимает, но раза 3 всё равно придется про это рассказать: дать первичные показания, потом вызывают на конкретный допрос. Но допрос ребенка должен происходить исключительно в присутствии педагога или психолога, а у нас с этим плохо. Формально они, конечно, присутствуют, но почему-то не понимают, что они полноправные участники уголовного процесса, что они могут и должны остановить следователя, если он задает некорректный вопрос.

Но в нескольких регионах, их уже порядка 20, есть так называемая «зеленая комната». Зеленая комната – это такое место, где находятся мама, кто-то из близких ребёнка. Они все находятся за непрозрачным стеклом, то есть, ребенок не понимает, что на него смотрит куча людей и его снимает камера. С ребенком разговаривает психолог, у психолога в ухе наушник, и следователь задает вопросы психологу, не ребенку! А психолог уже переформулирует их так, чтобы ребенок ответил на вопрос адекватно, не травмируя ребенка. А ещё, например, в Воронеже есть центр с зеленой комнатой, где пользуются специальной методикой с куклами, на которых ребенок может показывать, что с ним делали, чтобы не показывать на себе. Есть игрушки, модели автомобилей, ведь ребенок не сможет назвать правильно марку машины, а на конкретную машинку показать может. Есть много тестов, по которым можно собрать информацию, не травмируя детей. Этот центр работает с детьми от трех лет. 

— Из других регионов попроситься туда можно?

— Не знаю, как это происходит из региона в регион, но родители имеют право выяснять, что у них в регионе на эту тему есть, и требовать проходить эти процедуры там. Если есть – надо настаивать, потому что многие следователи просто не хотят напрягаться: «Вы пришли в наш райотдел, и мне удобнее здесь». Дело в том, что зеленая комната если в регионе есть, то она будет одна и скорее всего в главном управлении. А вообще, зеленая комната — это не какая-то сказочная штука, такое помещение несложно построить. Проблема в психологах, которых почти нет. Их даже в Москве нет толком, которые могли бы адекватно с такими детьми работать. В регионах, боюсь, с этим ситуация еще хуже.

Многим кажется, что достаточно «забить» ребенка хорошими впечатлениями, и он всё забудет

— Проводится ли какая-то реабилитация пострадавших после всех этих процедур?

— Это делается за счет родителей с психологом, и это надо делать обязательно. Многим кажется, что достаточно «забить» ребенка хорошими впечатлениями, и он всё забудет. Но так это не работает, на психологической помощи нельзя экономить ни в коем случае, потому что пострадавшие мальчики без реабилитации сами могут вырасти в педофилов, а девочки столкнутся с неприятием мужчин, секса, вообще семейных отношений. Это самые частые травмы, не говоря уже о прочем деструктивном поведении. На местах, конечно, дефицит квалифицированных психологов. Это серьезная проблема, но после коронавируса мы уже привыкли к онлайн-фомату и мы можем посоветовать психолога из Москвы, чтобы поработать по скайпу. 

— Некоторые родители всё видят, но порою доходит до дикого: покрывают насильника, ссылаясь на «а как мы проживем без этого дяди, придется терпеть». Как на это можно повлиять?

— Очень трудно на это влиять и это самый трудный момент в нашей работе. Позиция жертвы «куда же я пойду, мы у него живем» — порочна и не менее преступна, чем само насилие, растление. Мне часто задают вопрос «как вы работаете с педофилами, это же ужасно – то, в чём приходится копаться». Да, это ужас, но мы понимаем, что это преступники, конченые люди, от них ожидать нечего. А вот с такими мамашами я срывалась порою, да. 

— Некоторые считают, что «под прикрытием» заботы о детях органы опеки разлучают семьи. Что таким можно ответить?

— Я взяла себе за правило на такие нападки не отвечать ничего. Потому что те, кто такое говорит – у этих людей серьезные когнитивные нарушения, они живут в измененной реальности. И будут эмоционально критиковать всё подряд. Это либо тролли, либо глупые люди, которые не понимают, как всё это работает. Не реагирую. Эти же люди могут приставать по поводу того, что мы собираем деньги в интернете, что на странице у меня бывают фото с котами, едой и вечеринками.  С такими людьми невозможен диалог, они любой разговор заведут в тупик. Мы будем ориентироваться на адекватных людей, с ними можно что-то изменить.

«Убьют – приходите» процветает

— Насколько опасна ваша работа, угрозы бывают?

— Самая серьезная история была в 2015-2016 году, когда на горячую линию звонил какой-то псих. Он звонил мне, грозился, что, если я не прекращу свою деятельность, он меня расчленит и всё в таком духе. Я была взята под госзащиту и два месяца была вынуждена передвигаться по Москве с охраной. После этого случая поняла, что даже в случае таких угроз, правоохранительная система реагирует очень вяло. В районном ОВД моё обращение просто проигнорировали. Возбуждения уголовного дела я добилась только через Павла Астахова. «Вот убьют — приходите» процветает. Кстати, мой блог появился-то именно из-за того, что правоохранительные органы не хотели с этим работать.

— А как все началось для вас?

— Я заинтересовалась этой темой, когда жила в Воронеже и училась на юридическом. Я была на третьем курсе, когда дети, учившиеся в кружке игры на гитаре, куда в свое время ходила и я, сообщили, что учитель – педофил. Собрав достаточное количество доказательств, я обратилась в соответствующие органы. Сначала там все засуетились, учителя задержали, но… Через три дня его вдруг отпустили, а уголовное дело развалилось. И это при наличии вещдоков в виде видеозаписей и прочего!

Я начала писать дипломную работу об этом, а заодно разбираться. Я общалась с этим «учителем» и он рассказал много вещей, о которых я даже не подозревала. Я потеряла дар речи, увидев, какие масштабы это всё имеет, что есть куча сайтов, где они сидят совершенно открыто! А ещё я думала, что раз на этих сайтах всё в открытую, то там сидят наши оперативники. Оказалось, ничего подобного. Пока я писала диплом я успела порядка 200 педофилов выявить: они там сами всё рассказывали. В итоге из этих 200 посадили всего 11 человек. И я поняла, насколько всё это тяжело по крайней мере тогда проходило в России. Сейчас с этим, благо, ситуация получше, законы ужесточили. 

— А что с этим учителем?

— Сел.

Дана Алова