На фарси ее имя переводится как «нежная», а фамилия – «камень». Манижа Сангин – молодая певица родом из Душанбе, живет в Москве. Она запустила флэшмоб «Травма красоты» против навязанных канонов внешности, а с февраля 2019 года начала кампанию против домашнего насилия и побывала в нескольких городах Северного Кавказа.
Одна из основательниц осетинского движения против домашнего насилилия «Сестры» Агунда Бекоева встретилась с Манижей, чтобы узнать, зачем нужна «Нить», как бороться с хейтерами и о центрах помощи «авторам насилия».
На Кавказ Манижа приехала в рамках акции «16 дней против насилия», которую проводили местные правозащитники.
Манижа похожа на дивную заморскую птицу. И чувствуется, что это не слепленный продюсерами образ, что она просто такая, какая есть, впитавшая разные языки и культуры и умудряющаяся совмещать казалось бы несовместимое.
«Я родилась в мусульманской семье, где в принципе не принято, чтобы женщина что-то делала, а быть певицей – вообще постыдное дело», – говорит о себе Манижа.
Встреча с ней во Владикавказе прошла в одном из лекториев горно-металлургического института и была недолгой. Манижа показала клип на свою песню «Мама» и презентовала бесплатное мобильное приложение, которое может помочь жертвам домашнего насилия в критической ситуации.
Я знаю, что такое домашнее насилие, я пережила это в детстве. И я спасала своей маме жизнь дважды.
Клип – история девочки-подростка, которая живет с родителями. Отец издевается над матерью, по ночам превращаясь в оборотня. Но однажды девочка понимает, что больше не может смотреть на это и делать вид, что всё в порядке.
«Эта песня написана по мотивам моих переживаний, – призналась Манижа. – Это личная история».
Три года она искала спонсоров, никто не хотел финансировать проект: «Все улыбались и говорили, что это все, конечно, хорошо, но давай снимем что-то позитивное».
В итоге Манижу поддержала мама. Она сказала: «Это правда, так важно для тебя? Тогда снимай». И заложила квартиру. На эти деньги и был снят клип.
Когда вышла песня, многие стали писать Маниже в соцсетях о своих проблемах, о том, что пережили или переживают: «Выпустив клип, я поняла, что этого не достаточно. Что дальше? Что делать людям, попавшим в экстренную ситуацию? Тогда пришла идея создать приложение».
Приложение Манижа также делала на свои деньги, без какой-то поддержки. Оно называется SILSILA («Нить»).
Главные его функции: экстренная кнопка помощи и база всех кризисных центров России, с возможностью проложить маршрут до ближайшего такого центра.
При нажатии кнопки помощи SILSILA отправляет сообщение с вашими координатами близким, чьи номера телефонов вы указали в числе доверенных контактов.
«Я не полиция, я не закон, я не фонд. Я – артист. В моих силах сегодня написать песню, собрать команду, выпустить клип, создать приложение и отдать это в руки зрителя. Новое поколение артистов занимается не только музыкой. Музыка, безусловно, очень важна, она до сих пор объединяет людей. Но сегодня вокруг большое количество самых разных и доступных медиаресурсов, которые могут усилить этот объединяющий посыл. И чем больше инструментов ты используешь, чтобы донести свое слово, тем больше шанс на что-то повлиять. На статистику, например. Может через пять-семь лет людей, страдающих от домашнего насилия, станет меньше. Мне бы очень этого хотелось», – говорит Манижа.
«Я знаю, что такое домашнее насилие, я пережила это в детстве. И я спасала своей маме жизнь дважды. Мне 28 лет, но только последние три года я могу вслух об этом говорить. Даже с мамой мы это не обсуждали. Своим манифестом, клипом, приложением я просто хочу сказать, что мы есть друг у друга. Мы не одни и в наших руках следующее поколение. Не мир меняется, а люди меняют мир», – признается она перед аудиторией.
В разговоре с «Даптаром» Манижа рассказала, что это ее первая поездка на Северный Кавказ, но она хотела бы вернуться: «Хочется посмотреть, как меняется ситуация, что на что влияет».
— Приезд в кавказские города – часть промоушна приложения?
— Если бы это был промоушн, мы бы делали большую рекламу, мы бы писали везде о приложении. Это другое. Я называю это странным словом. Это служение. Когда ты просто по-человечески встречаешься с кем-то и делишься своим опытом, рассказываешь: «У меня есть вот эта штучка, которая может тебе пригодиться. Надеюсь, что никогда не пригодится».
Это не бизнес-задача. Где могу, я всегда рассказываю про приложение. Меня приглашают на мероприятия, связанные с этой темой, ко мне обращаются. То спикерство, которым я занимаюсь в последний год, собрало довольно большую аудиторию. Не так, что я написала пост, и приложение разом скачали 10 тысяч человек. Но люди потом рассказывают своим близким, выкладывают в сториз в «Инстаграме», отмечают меня – работает сарафанное радио. Люди сами рассказывают друг другу об этом приложении. Мы должны очень аккуратно говорить об этом. Дипломатичность мне лично кажется более эффективной, чем яркие манифесты с флагами и с кровью.
— Дипломатичность? Имеешь в виду здесь, в СКФО?
— Да. Я понимаю эту ментальность. Более современной русской молодежи кажется, что я мешкаю. «Ну ты встань, скажи громко!» А я другой культуры человек. И я понимаю, на каком языке мне нужно говорить. Меня очень много в жизни судьба меняла. Современное общество меняло, карьера… Но благодаря своей семье и традициям, которые во мне остались, мне удавалось сохранить себя. Я считаю, что в этой ментальности нет ничего пугающего, есть свои минусы, но и свои плюсы, а в любом человеке добро и зло. Всё, что мы можем делать, это строить мостики. Стоять посередине, сохраняя баланс.
— Ты же понимаешь, что есть большое количество женщин, которые хотят оставаться в религии и традиции. Которым не нужен «взрыв мозга». С другой стороны, они хотят соблюдения своих прав. Можно ли говорит о каком-то «особом пути» Кавказа по аналогии с «особым путем» России?
— Надо бороться со стереотипом, что на Кавказе женщине ничего нельзя сказать. Я видела и вижу здесь много женщин, которые открыто отстаивают свои права. Моя прабабушка была одной из первых, кто снял паранджу и стал работать. У нее отобрали детей. Но она их вернула через несколько лет, продолжая при этом работать.
— Это ведь нелегкий путь.
— Ничего в жизни не бывает легко. К сожалению, нам приходится прикладывать вдвое больше усилий, чтобы нас услышали. Но нас могут услышать. Нам не хватает здорового эгоизма. Мы должны научиться говорить о своих проблемах и быть примером для своих младших сестер и дочерей. Чтобы они могли прийти к нам и спросить совета: «А вот это нормально, что мой бойфренд/муж так-то себя ведет?»
У нас люди пытаются скрыть свои проблемы, потому что они хотят казаться сильными. Я видела в Грозном очень много безумно красивых женщин. С безумно сильным взглядом. То, как я плакала, то, как они плакали – я никогда не забуду. Таких глаз я не видела в Москве и ближних к индустриальным центрам регионах.
— Правда ли, что кризисные центры, которые вы указали в приложении, не всегда могли принять потерпевших?
— Не все. Когда мы обзванивали базы, некоторые центры были вынуждены отказаться, говорили, что не могут принять такое количество людей. Специалистов много, но людей с проблемами всегда будет больше. В эту поездку я хотела встретиться с такими специалистами, и я их встретила. Они рассказали, как они работают с людьми, как помогают. Но все это – не публично. Здесь есть шелтеры, мы хотели поехать туда, чтобы пообщаться с людьми, приободрить их. Но даже нас туда не пустили. Боятся впускать туда посторонних даже с добрыми намерениями.
Когда я начинала свой путь певицы, половина моей семьи была, мягко говоря, не рада тому, что я хочу этим заниматься.
— Ты слышала о Рагде Ханиевой из Ингушетии, которая выступила на «Голосе», и которую после этого затравили? Ты говорила, что находишь какие-то компромиссы, способы оставаться в религии и при этом жить светской жизнью. А вот Рагде хейтеры не оставляют такого шанса…
— Сегодня у хейтеров появилось так много возможностей высказать свое мнение, стало гораздо проще оставить комментарий и высказать свое недовольство жизнью другого человека.
Я могу тебе рассказать, что когда я начинала свой путь певицы, половина моей семьи была, мягко говоря, не рада тому, что я хочу этим заниматься. Я пишу музыку с восьми лет. Сегодня мне 28, из них я только пять лет существую как независимый артист. 18 лет ты прешь против системы! В том числе и против системы отношений внутри семьи.
Мне повезло. Меня поддерживала мама и поддерживала бабушка. Бабушка жила в Душанбе и присылала в конвертике деньги, чтобы меня мама водила на вокал. Но даже при том, что мне повезло, знаешь сколько раз меня обзывали шлюхой, нечистой, грязной…
Тебе 15-16 лет, близкий человек звонит в твой день и вместо того, чтобы поздравить или спросить, как настроение, обижает ли тебя кто-то в школе, говорит: «Я надеюсь, ты честь свою бережешь?»
Мне очень жаль эту девочку Рагду. Я уверена, что у нее найдется поддержка. Пускай этой поддержки будет глобально меньше, чем хейтеров, но ей будет этого достаточно. У нее есть она сама и ее выбор, за который нужно нести ответственность и быть готовой к нападкам неизвестных людей, с которыми тебя объединяет только национальность. Их тоже нельзя винить. У них своя правда. И у моих близких была своя правда. Но, когда я стала популярнее, пришла к какому-то результату, они повернулись ко мне лицом.
Против хейтеров поможет только одно. Твоя неизменная вера в себя и продолжение своего пути. Через 5-10 лет они устанут тебя ненавидеть. Они скажут: «Хм, ну в принципе, она нормальная. Столько лет идет и не сворачивает… Круто. Респект!» Да и большая часть критиков, когда видят тебя вживую, не способны высказать свою злость.
Все нуждаются в любви. Всем нужны любовь и внимание. Вместо слез и агрессии ответь любовью. Это непросто, я прохожу это каждый день. Мне пишут такие вещи в сообщениях каждый день… Это страшно. Это травля, с которой столкнуться сейчас может каждая девчонка. И как много суицидов, когда девочки не выдерживают издевательств и теряют самое главное, свою жизнь. Из-за чьих-то слов!
Нужно продолжать делать своё дело, чтобы быть примером для таких. Чтобы они посмотрели и сказали: «Она смогла – и я смогу».
— Ты говорила, что для того, чтобы повлиять на проблему домашнего насилия, нужно подключать мужчин…
— У нас в обществе думают так: если кто-то ведет себя плохо – он монстр. Даже в моем клипе девочка видит своего отца монстром. Но она его не убивает в конце, она его останавливает. К чему я это? К тому, что мы должны говорить с такими людьми, потому что иначе они будут нести это в себе и передавать это своим детям. Не бывает так, что человек в одночасье стал абьюзером. Это мучительный и долгий путь. На этом пути должны быть открытые сердца, готовые помочь. Абьюзер не должен убеждаться в том, что он настолько ужасен, что никто не может его принять. Он будет становиться еще хуже.
Мне самой непросто быть такой открытой. Когда ты реально встречаешь страшного человека, который тебе угрожает, то нелегко найти в себе силы, а еще труднее найти специалистов, которые бы помогли ему в его желании исправиться. Да и сколько у нас в России реабилитационных центров для мужчин?
— Центров по работе с гневом? Есть центры, которые лечат наркоманов, алкоголиков, игрозависимых… Про «центры для гневливых» не слышала.
— Их очень мало. Самый известный в Питере. У них очень интересный подход. Они не говорят «насильник», «абьюзер», они говорят «автор насилия». Ты меняешь слово и даешь человеку шанс.
— Это как с неприятным словом «жертва»? Я тоже стараюсь его избегать.
— У насилия нет гендера. Это может произойти с каждым. И самое ужасное, то, что нужно предотвращать первым делом – это то, что происходит с детьми.
— Самая «безнадежная» категория, мне кажется, – это старики. Они же даже не жалуются.
— Когда что-то случается, мы идем к самым близким. Но порой наши близкие не могут нас поддержать. Значит, должен быть план «Б». И вот все эти встречи, приложения, клипы – это маячки, которые нужны для того, чтобы дать человеку понять, что весь мир – это его семья. Если ты почувствовал в семье холод, ты должен знать, что у тебя есть еще один выход. И еще один. И еще много выходов.
Агунда Бекоева
Фото: Амиран Алборов
DAPTAR 