Чеченские женщины – в особой группе риска

«Новые» традиции в Чечне бьют по женщинам. Эксперт по Северному Кавказу Варвара Пахоменко рассказала «Даптару», как власти в республике не препятствуют «убийствам чести», наоборот – поощряют.

Переехавшая в одну из европейских стран бывшая жительница Чечни М. рассказала порталу «Даптар», что ее 28-летнюю знакомую, тоже чеченку, в начале апреля вывезли в республику, где она была убита родным братом.

«Я не буду называть имени подруги, так как боюсь выдать себя, — написала М. — Ее семья переехала в Европу, когда ей было лет десять. Она ни разу не была у себя на родине, и она абсолютно европейская девушка. Она встречалась здесь с молодым человеком из Турции, они собирались пожениться. Семье девушка об этом поначалу не рассказывала, поскольку с детства слышала, что замуж чеченки только за чеченца выходят. Но когда узнала, что у нее будет ребенок, решилась на откровенный разговор с родными. Старший брат ее сильно избил. А через неделю она  позвонила мне и сказала, что с братом и отцом едет в Чечню на похороны бабушки и что семья кажется ее простила. Она улетела 5 апреля, и больше от нее не было никаких вестей. А в середине мая я от нашей общей знакомой узнала, что подругу убил ее родной брат. Они с отцом обратно приехали, как ни в чем ни бывало и, как я знаю, в самой Чечне по этому убийству никаких расследований не было».

М. не стала обращаться в правоохранительные органы страны, гражданкой которой она является, опасаясь мести со стороны родственников убитой подруги.

«Даптар» выяснил, что подобные случаи не единичны и часто чеченских девушек, которые, по мнению их семьи, повели себя недостойно и «опозорили род», под разными предлогами вывозят домой в республику, где их след уже пропадает.

Сама же ситуация с «убийствами чести» в Чечне остается довольно плачевной. Данные преступления не расследуются никак, а если и доходят до суда, то аргумент у адвокатов обвиняемых простой — «Рамзан [Кадыров, глава Чечни] разрешил».

О данной проблеме мы поговорили с экспертом по Кавказу, правозащитником Варварой Пахоменко. Пахоменко работала на Северном Кавказе и, в частности, в Чечне не один год и как никто другой знает ситуацию изнутри. Кроме того, она оказалась единственным человеком, кто согласился на интервью — чеченские защитники прав человека наотрез отказались дать комментарии даже анонимно.

Такие разные чеченцы

Варвара Пахоменко: — Чеченцы в Европе и чеченцы в Чечне — истории разные. Причем, если говорить о первых, то в последнее время я стала все чаще получать информацию о домашнем насилии (причем, жестоком насилии) и «убийствах чести» среди европейских чеченцев. Это происходит, в том числе и оттого, что чеченские женщины там, в Европе, оказываются незащищенными совершенно, потому что они далеки от своей семьи. Если женщина замужем и в семье возникают серьезные проблемы, то живя в Чечне, она может пожаловаться отцу, братьям, в крайнем случае, уйти от мужа и вернуться в родительский дом. Да, это плохо, это не одобряется, но, так или иначе, у нее есть хоть какая-то поддержка, за ней стоит ее семья, род. В Европе же она оказывается без защиты, и поэтому там такое происходит чаще.

Еще важный момент, который, скорее касается, даже не жен, а дочерей. Дети же там растут в среде, которая не требует строгого соблюдения правил, принятых на родине, тех же чеченских традиций и обычаев. А родители опасаются, что их  дети, попав под влияние чуждой культуры и этических норм, перестанут быть чеченцами. И поэтому часто требования к чеченским девушкам и женщинам в Европе более жесткие, чем в самой Чечне.

В современной Чечне к межнациональным бракам относятся крайне неодобрительно, даже мужчине не так просто привести в дом жену не чеченку. А уж для девушки такое вообще практически невозможно. И семьи очень болезненно воспринимают «неправильный» выбор дочерей, семьи пытаются девушек изолировать, запрещают встречаться с избранником, кого-то увозят в Чечню, а иногда случается совсем страшное – т.н. «убийства чести». Для этого могут специально обманным путем выманить в Чечню.

— Получается, что они опасаются убивать в Европе, так как это не получится сделать безнаказанно, а в Чечне такой поступок будет понят, одобрен и убийцу даже прикроют?

— Собственно, проблема «убийств чести» всегда существовала в Чечне. Но, во-первых, в последнее время их стало больше, чем было в советское время или даже в 90-е, в 2000-е годы. А во-вторых, она приобретает какой-то очень извращенный вид. Дело в том, что даже дикие и варварские для нас с вами традиционные «убийства чести» это не бессудная расправа. Это наказание, рамки которого определяется традиционным правом, адатами, где есть свои нормы и указания, как, в каких случаях и за какую провинность оно может производиться. К тому же, все было на виду, и община не одобрила бы убийство без доказательств.

Но сейчас представления о нормах, в том числе и нормах традиционных, оказалось размытым. Да и общины в ее первоначальном виде не осталось. И адаты стали трактовать очень широко: достаточно подозрения в том, что женщина имела какие-то отношения до брака или вне брака. И в общем этих подозрений уже достаточно, чтобы ее ближайшие родственники (как правило, это муж, отец, или братья) могли решить, что ее нужно убить для того, чтобы «смыть позор» с семьи. Потому что считается, если на семье есть такой позор, то это повлияет на жизнь всех остальных родственников: сестер, дочерей не будут брать замуж, сыновья не смогут нормально жениться, устроиться на работу и прочее. И считается, что если это убийство совершить, то позор смывается – то есть, семья от девушки избавилась, доказала, что больше не имеет отношения к девушке и к ее «вине».

Когда-то чеченское общество было традиционным, но сейчас это активно трансформирующееся общество, молодые люди часто выезжают за пределы Чечни, смотрят не чеченское, а российское телевидение, где уже совершенно другие модели поведения. Они видят модели обществ, где считаются нормальными отношения между девушками и юношами до брака, считается нормальным не выходить рано замуж, попробовать строить с кем-то отношения. И молодые чеченцы как бы в них уже отчасти социализируются. Но представление о позоре сохраняется прежнее.

Появилась сильная власть в лице Рамзана Кадырова, устанавливающая традиции, и женщинам сразу сказали вернуться на свое место

Это один момент. Второй: влияние нынешних чеченских властей – Рамзана Кадырова и его окружения, которые занимаются государственным строительством и создают некую идеологию. Эта идеология отчасти базируется на традиционных чеченских ценностях, на чеченском национализме. Но это не совсем возрождение традиций. Это во многом создание новых, воссоздание старых уже в другом, искаженном виде. Например, если традиции предполагали, что только семья может обязать женщину вести себя тем или иным образом и посторонний человек не имеет права даже делать ей замечание, то сейчас все чаще можно слышать, как власти говорят о том, как молодежи, прежде всего — женщинам, необходимо себя вести, принуждают их к определенному дресс-коду. Именно о нормах поведения женщин власти стали в первую очередь говорить, когда взялись якобы возрождать традиции.

Еще один важный момент. У женщин во время двух войн и между войнами, была очень важная социальная функция, и это был очень модернизирующий период в истории чеченского общества. Если традиционно в Чечне женщина – это мать, хозяйка по дому, то во время войны она стала человеком, который зарабатывает деньги, который обеспечивает безопасность семьи и родственников. Если нужно, идет и отбивает мужчин, вытаскивая их из полицейских участков, или блокирует дороги перед танками. Некоторые женщины стали занимать руководящие посты, вплоть до глав сел. И роль женщины очень сильно выросла тогда.

Активные боевые действия закончились, появилась сильная власть в лице Рамзана Кадырова, устанавливающая традиции, и женщинам сразу сказали вернуться на свое место. Теперь снова мужчина – хозяин, женщина принадлежит мужчине и ее функции ограничиваются рождением детей и обслуживанием дома, обслуживанием мужчины. И это происходит очень болезненно: совсем недавно женщины получили немного этой свободы, причем, не по собственному желанию, им пришлось ее взять, а теперь их загоняют назад против их воли.

pexels-photo.jpg

 

— Правильным ли будет говорить, что чеченские власти не то чтобы порицают преступления против женщин, наоборот – одобряют «убийства чести»?

— Да, действительно. Частью всей этой политики стало, в том числе. и возрождение концепции «убийств чести» и поддержка это властями республики. Кадыров говорил, что лучше пойти второй и третьей женой, чем быть убитой, что если женщина гуляет, ее нужно убивать. Он это говорил публично. Когда в 2008, кажется, году было убийство восьми женщин в Грозном, а там были подозрения, что это были именно «убийства чести», то Кадыров это преступление никак не осудил.

И что еще поменялось сейчас — это очень важно — эти преступления не просто одобряются чеченскими властями, их часто стали совершать неблизкие родственники. Совершение этого убийства близким родственником – такой защитный механизм, потому что близкий родственник еще, может быть, три раза подумает, убить или нет ему дочь или сестру. Сегодня в Чечне это стало все чаще совершаться двоюродными дядями и братьями, работающими или в правоохранительных структурах или на каких-то государственных должностях. Это тоже, как мне кажется, попытка проявить свою лояльность, потому что требование властей сейчас – соблюдение традиций, надзор за поведением женщин, и вот они это и делают.

12360139_10156216711800161_170443196058197257_n.jpg
Варвара Пахоменко

 

Причем, есть немало случаев, когда ближайшие родственники были против: то есть, они не считали, что женщину нужно убить. Но, тем не менее, дальние родственники это совершали, а наказать их фактически невозможно. Есть очень известный случай про убийство в селе Гелдаган, которое пытался расследовать глава следственного управления по Чечне Сергей Бобров, когда он пришел в республику в 2013 году. В убийстве трех женщин на заправке, по сообщениям, подозревали полицейских из Шалинского райотдела полиции. Но даже попытка расследования этого дела привела к тому, что начались угрозы в адрес следователя и в адрес самого Боброва. Закончилось все отставкой Боброва. Он еще тогда пытался расследовать целый ряд дел, связанных с нарушением прав женщин.

«Да, он ее убил, но что, собственно, здесь такого?»

— Ты говорила в начале, что количество таких преступлений увеличивается и понятно, что статистики нет. А цифры откуда берутся? Из наблюдений правозащитников или из сообщений СМИ? 

— Последнее время чаще можно найти информацию, например, про изнасилования, особенно семейные, внутрисемейные или убийства детей… В последние годы в чеченских СМИ были несколько сообщений об изнасилованиях маленьких девочек и нескольких уголовных делах. Но это тоже какая-то верхушка айсберга. В основном мы можем оценить ситуацию только по сообщениям правозащитников. Когда ты просто общаешься, начинаешь спрашивать, то получаешь вал таких историй, кто-то знает о подобном случае в одном селе, в другом, но часто люди боятся называть имена и уж тем более предавать это гласности.

— То есть, я правильно понимаю, что до судов такие дела в основном не доходят? И даже если следствие начинается, то, как правило, прекращается?

— На сегодняшний день, насколько мне известно, есть только одно судебное решение в Чечне по убийству чести. Оно было в прошлом году вынесено. Отец убил свою взрослую дочь, ей было под 40 лет. Она была в разводе, пошли слухи, что она с кем-то встречается. Он ее убил. И, наверное, здесь самое показательное, как проходил судебный процесс. А проходил он очень тяжело, потому что все, включая свидетелей и прокурора, говорили: «Да, он ее убил, но что, собственно, здесь такого? Он не виноват ни в чем, потому что так принято, Рамзан Кадыров говорит, что это допустимо, прочие чиновники об этом говорят». Здесь надо отдать должное мужеству судьи, который вынес приговор, несмотря ни на что.

Но прежде всего, это, наверное, часть общероссийской проблемы расследования насилия в отношении женщин. Правоохранительные органы с неохотой берутся за такие дела. Это связано с тем, что сложно проводить следственные действия и женщины часто сами забирают заявления, потому, что, собственно, им просто некуда деться. Они на время следствия продолжают оставаться в одном доме с тем же мужчиной, с мужем своим. И, соответственное, насилие, как правило, становится только еще более жестоким из-за того, что она на него пожаловалась. Нет системы убежищ, куда можно было бы уехать…

— Но мы-то говорим про преступления, связанные с лишением жизни. Если брать такую усредненную Россию, думаю, что муж, убивший жену, или брат, убивший сестру, все-таки от расследования не уйдут. Кавказ и Чечня, в частности, — это совсем другое.

— Я имею в виду, что есть такая тенденция в целом по стране, но в Чечне все намного сложнее и страшнее. В республике большинство полицейских уверены, что родственники имеют право так поступать, и более того, сейчас они все больше уверенны, что родственники должны так поступать. За это нельзя не то, что наказывать, они обязаны так сделать. Поэтому такие дела не заводятся. Очень редко даже обращаются в правоохранительные органы по таким случаям, хотя это не дело частного обвинения, безусловно, это особо тяжкое преступление, и правоохранительные органы должны возбуждать дела просто по факту имеющейся информации. Но этого не происходит. Даже когда кто-то обращается, следствие не идет, все буксует. А если уж дело касается убийств, которые совершили сотрудники правоохранительных органов или представители власти, то практически вообще нет надежды никакой, что будет хоть какое-то расследование. Это все покрывается на самом высоком уровне, это проявление той безнаказанности, которой пользуются приближенные к власти люди. А также часть идеологии, продвигаемой властями республики.  Хуже того, такие преступления одобряются и обычными людьми.

Как я уже сказала, во многом такая ре-традиционализация произошла в последние годы. В советское-то время, кто-то мог и одобрять такое, но была возможность обратиться в правоохранительные органы, зная, что убийца будет наказан. Сейчас такой возможности нет и, соответственно, мы наблюдаем формирование новой «нормальности».

Особенность адата в том, что там достаточно подозрения.

Это очень сложная тема. Ведь у чеченцев не принято публично обсуждать отношения между мужчиной и женщиной. К этому относятся неодобрительно, даже если речь о романтических отношениях, о симпатии или влюбленности, а уж на темах, связанных с сексуальной сферой, строгое табу.

Еще имеет значение и религия. В том же, например, Дагестане, где все большее значение имеет исламистская идеология, мы видим несколько другой подход. По шариату, чтобы наказывать женщину за прелюбодеяние требуется какая-то судебная процедура, сбор доказательств, необходимо четыре свидетеля и прочее. И там нормально воспринимается, если женщина разводится и снова выходит замуж. В Чечне вопросы, касающиеся норм морали и нравственности, чаще решаются по адату, а не по шариату. Это в большей степени именно общество, до сих пор ориентированное на национальные традиции. А в условиях войны, изменений, неработающего светского права, адаты и традиции стали формой защиты. И хотя многие осуждают эту трансформацию, но вынужденно  принимают эту часть традиций.

— Как мне известно, в Дагестане «убийством чести» порой маскируют другие преступления – изнасилование или принуждение к сожительству несовершеннолетней дочери, например. Бывает, что убийца руководствуется исключительно корыстными соображениями, устраняя таким образом сестру-претендентку на наследство или жилплощадь. В Чечне наверное, картина такая же.

— Безусловно. Правозащитники сообщают о случаях, когда, например, дядя изнасиловал племянницу, а потом чтобы «смыть позор», убил девушку. Получается, раз «убийство чести» – это одобряемая практика, то под нее можно подвести все, что угодно. Бывает, что мужчина, желающий избавиться от жены, фальсифицирует «доказательства» ее измены. Как я уже сказала, особенность адата в том, что там достаточно подозрения. То есть, если кто-то пустил слух, что женщина себя недостойно ведет, то это уже пятно на семье. И многие считают, что смывается оно только убийством. Никто просто не ведет разбирательство, не собирает доказательств, и это серьезная беда. Хорошо, если есть какие-то родственники дальние, которые могут спрятать девушку. Я такое в Дагестане встречала, а в Чечне, как правило, люди боятся связываться, даже если кто-то осуждает эти убийства. Бывает, правозащитники пытаются вмешиваться и говорят: «Просто отдайте нам девочку, и вы больше про нее никогда не услышите. Увезем, спрячем». Но родственники очень редко на такое соглашаются.

Главное – спрятать женщину

— Может ли девушка найти защиту у духовенства?

— С муфтиятом все сложно. Я знаю о случаях, когда в муфтияте, который, казалось бы, должен отстаивать приоритет шариатских правовых норм, признают право родственников убить девушку, согласно адату. Например, мне чеченские коллеги рассказывали о случае, когда в одном из горных сел отец убил свою 16-летнюю дочь за то, что у нее якобы была связь с юношей. Пришел он к представителю муфтията, сказал, что убил, и ему там ответили, что он в своем праве. Хотя ислам четко предписывает серьезный сбор доказательств. Знаю о случаях, когда говорили мужу, избивающему жену: «Не бей ее, хотя бы пока ребенок не родится, пока она беременная». Хотя слово влиятельного авторитетного имама может остановить расправу и спасти женщину.

Могут помочь и правозащитники. Главное, что нужно сделать, – это спрятать куда-то женщину, чтоб ее просто физически не нашли те, кто ее хочет убить. В одной чеченской семье, живущей в Европе, девушку дважды похищали, и после второго похищения, полиция применила к ней программу защиты свидетелей. В России все сложнее. Нужно не просто куда-то убежать, а в те страны и города, где нет знакомых, а главное – чеченцев, иначе через неделю максимум, родственникам станет известно, где искать беглянку. Здесь, конечно, нужны центры реабилитации, нужны какие-то шелтеры (убежища — прим. ред.), где бы женщины могли на время пересидеть просто.

— В Москве есть такие шелтеры, но и в шелтере, и даже за рубежом – трудно обеспечить безопасность женщины. Вспомним историю Марем Алиевой из Ингушетии. Она же в Беларуси пряталась, но муж сумел ее выследить и увезти. 

— Тут важно, чтобы подключились власти. У правозащитников просто не может быть таких ресурсов и механизмов, чтобы противостоять угрозе насилия. Должна быть правовая защита, чтобы женщина могла обратиться в правоохранительные органы, доверяя им и зная, что закон может ее защитить. Считаю, что нужно уделять особое внимание именно чеченским женщинам, которые сбежали оттуда,  чтобы у них была государственная система защиты, чтобы родственники, которые за ними охотятся, были наказаны. Чтобы они не могли похищать девушку посреди европейской столицы. Мне кажется, что российские правоохранительные органы должны как отдельную группу риска выделять чеченских женщин, которые бегут из республики, не в поисках лучшей доли, а спасая свою жизнь.

Закир Магомедов