«У неё ведь это, две девочки есть уже. На УЗИ сказали, ещё девочка будет. Муж не захотел». На «Даптаре» – новый рассказ писателя Алисы Ганиевой.
Шум, гам, тарарам. За окнами маршрутной газели, в водовороте гудящих автомобилей скачут юркие дети-попрошайки и лавирует на инвалидной коляске хитрый безногий.
— «Ради Аллаха!» — навязчиво канючит чумазый туркменский мальчик, ударяя по стёклам газели наглыми ладонями. Водитель раздражённо отбрёхивается. Маршрутка, скрипя, вырывается из затора и поворачивает к мосту. Справа за беспорядочными многоэтажками выныривает и прячется лысая Тарки-тау. В затылок Лиане кто-то орёт невидимому телефонному собеседнику таинственные гортанные слова.
За окошком ходит ходуном круглый Анжи-базар, покачивая дешёвыми цветными боками. Точь-в-точь цирковой шатёр… Кто-то рассказывал, на месте музея на площади раньше был храм, а потом – зверинец со слонами. Никогда не видела… Чужие воспоминания, чужая Махачкала. Кочующие ослы с баками керосина и старьёвщики, общественная баня с нехорошим этажом, куда по слухам захаживали содомиты. В ещё не загаженном море кишат живые рачки, пляжные уборщицы накалывают бумажный мусор на острые палки…
А еще… Что еще? Пропахшие килькой портовые постройки, хоровые песни солдат в старой казарме у Дома писателей, танцплощадка с буги-вуги, летний кинотеатр в насаженном немцами саду. На набережной жужжат меломаны. Обмен пластинками, брюки-клёш, кафе «Мороженое». Вот амбалы за плату несут с базаров тяжести, а вот бронзовая девочка с цветами… Всё чужое, давно ушедшее.
— Отвечаю, на коврике прямо! – доносится голос с заднего сидения.
— Для молитвы? – удивлённо подхватывает другой.
— Тормознутый что ли? Да! Я тебе что раскачиваю? Там окошко электронное, прямо в коврике. Сколько поклонов сделал, столько отсчитывает.
— Как электронные чётки что ли?
Кто-то с обочины тормозит маршрутку, и Лиана, подумав, срывается с места. Дотянуться медяками до ладони водителя, остальные пассажиры, конечно же, упираются ей взглядами в зад. Ну и пусть. Юбка джинсовая, мама купила с рук. Здесь близко, только дойти до помойки, мимо пристроек, по высыпанным кучам песка, до зияющего подъезда, пешком на шестой этаж. Лифт не работает, нет света. В тёмном углу у нужной квартиры мяучет котёнок. Дверь распахивает Зайнаб и чмокает Лиану в щёку. В комнате с золотыми занавесками на столе с золотой же скатертью валяются медицинские учебники.
— Готовишься? – безразлично вздыхает Лиана и сразу идёт к раскрытому окну, высовывается наружу.
Протянутые между соседними пятиэтажками, болтаются в воздухе кабельные провода. Внизу пестрят магазинчики, обувные и хлебные будки, кривые пристройки. Около разбросанных под домом автомобилей прохаживаются двое полицейских с автоматами, присматриваются к номерам. А автомобиль, подлетел и зовет, и ты выходишь ко мне, ты, похожий на торт… Дурацкая песня, старая. И чего привязалась?..
— Готовлюсь, чё ещё делать, — кричит Зайнаб из кухни, — Абдуллаев, знаешь, сколько за экзамен берёт? Отец сказал, за эту мою сессию больше платить не будет.
— А я Абдуллаеву легко сдала, — смеется Лиана, отвлекаясь от окна и заглядывая на кухню. – Он меня спросил, кто я по нации. Потом, с какого района. Оказалось, мы земляки. Сразу мне «отлично» поставил.
— Вот ты какая, слушай, — волнуясь, звякает стаканами Зайнаб. – Ты чай после еды будешь или сразу?
— Я вообще есть не хочу, — отмахивается Лиана и возвращается в комнату. Утром смотрела на себя в зеркало. Показалось, наметился второй подбородок. И одна бровь толще другой. Мастерица в салоне на Советской намудрила, больше туда ни ногой.
Зайнаб входит с подносом. Медицинский словарь – тяжёлый, такой же в университетской библиотеке. Дезогестрел, дезоксикортикостерон, дезферриоксамин, декстроза, делирий… Дератизация – уничтожение грызунов…
— Слушай, Зайнаб, помнишь про ту девушку, которая якобы порвала Коран и превратилась в крысу?
— Ещё как, эту байку до сих пор рассказывают.
— Ты же верила в школе.
— Не верила я, неправда.
— А в бороду пророка?
— А чё в неё не верить, — Зайнаб плюхается в мягкое кресло, — привозили же. Ходили мы с тётей. Да полдома нашего туда ездило, в очереди стояли, чтобы посмотреть. Сами потомки пророка, мир ему, с бородой приехали. Борода тоже чё… Волосы, пучок такой. Рыжеватый. Ты что, не видела? В новостях крутили постоянно.
— Да знаю я.
— Один волос на вечное хранение здесь оставили.
— Интересно, чей он по правде, — хмыкает Лиана, но Зайнаб пропускает это мимо ушей и задумчиво мешает ложкой в стакане. — Соседи тоже смешные. Сами на бороду рты разевали, с ума от счастья сходили, а теперь целый гвалт устроили, что азан им спать мешает.
— У вас что, мечеть рядом что ли?
— Так-то нет, но один умник свой гараж в мечеть переделал, даже минарет пристроил.
— Я не заметила.
— С другой стороны дома. Прямо в окна теперь призыв идёт. Ночью некоторые плохо спят. А зачем спят, когда их на молитву зовут?
Халатик в леопардовую полоску, мягкое овальное лицо. Я люблю твоё лицо, Махачкала…
Азан, пармезан… Закачайте смс-услугу «Азан» от компании Мегафон. Расписание ежедневных намазов прямо на телефон с 4-15 до 4-30 утра. Стоимость услуги… Лиана снова подходит к окну. Полицейских уже нет. По гаражам, гикая, прыгают мальчишеские фигурки.
— Садись, остынет же, — брюзжит Зайнаб, — что про Амину нового слышно?
— Да ничего, с концами.
— В Турции?
— В Халифате.
— Астауперулла! С детьми что ли?
— Да, и детей потащила. Вконец их погубит. Вырастут фанатики. Обратного хода нет.
Медицинский словарь, шершавые страницы. Старая книжка, может завестись плесень. Двести миллиардов лет. Аспергилус Фумигатус. Выжила в открытом космосе. Селится в легких, кишечнике, вызывает рак… Раки – самые семейные среди знаков зодиака. Или самые умные? У самых умных в волосах больше меди и цинка. Кареглазые умнее голубоглазых. А у Зайнаб глаза голубые или зелёные? Что-то среднее, болотное…
— Лиана, алё, ты чего зависла?
— Ты знала про то, что у каждого пятисотого человека на Земле один глаз голубой, а другой карий.
— Это разве нужно к экзамену? – пожала плечами Зайнаб. Цедит чай, откусывает кусок рафинада. Пускай ест. Сахар отложится в коллагене, будут лишние морщины. – Я вот, если честно, даже учить не могу нормально, всё время отвлекаюсь. Здесь же у нас папина родня гостила, только-только уехали. Подай, принеси. Сестра двоюродная тоже понтушка, пошла себе ботокс вколола в шестнадцать лет.
— Уя, вредно же.
— Я тоже говорю, а мама там ещё глупее дочки. Типа это для профилактики, не помешает, дочка скоро невестой станет. На свадьбы всякие раз пять умудрились сходить, засветиться. Так радовались, что в Махачкалу попали, вообще…
Я люблю твоё лицо, Махачкала, отражённое в воде Каспийской, я люблю прямые улицы твои, чайки машут белыми крылами… Прямые улицы, подумать только. Разбитые, разрытые, не протиснуться. Вокруг — ни деревца. Сплошная стройка, стройка.
Бетон, мусор, глухие ворота частных домов. Но чайки и вправду летают. Море беспокойное, почти не солёное, никогда не дождаться штиля. Недавно во время шторма выбросило тюленя. Пятнышки на теле, мёртвая мордочка, стеклянные глаза, жёсткие усы… Нерпа. Держится стадами, беременность длится около одиннадцати месяцев.
— Зайнаб, а эта, как её, Диана родила уже?
— Ты что! Они же аборт сделали!
— Почему?
— У неё ведь это, две девочки есть уже. На УЗИ сказали, ещё девочка будет. Муж не захотел. Пошли на аборт и прикол, какой кошмар. Оказалось, на самом-то деле был мальчик. УЗИстка ошиблась.
— Ужас, судить её надо!
— Они хотели судить, но она троюродная племянница главного прокурора. Бесполезно, короче… Давай ещё налью.
Зайнаб выходит. Халатик в леопардовую полоску, мягкое овальное лицо. Я люблю твоё лицо, Махачкала… Душа зарождается у мужского плода на сороковой день, у женского – на девяностый. Кто сказал? Аристотель? Или нет? Египтянки применяли экскременты крокодилов на любом сроке, арабки – экскременты слонов. Зверинец на площади… За площадью – холмик Анжи-арка с маяком. Там стоял лагерь Петра I. Порт-Петровск… Порт-Петровск, Махач-кала. Махач –просто кличка. Настоящее имя – Магомед-Али. Революционер. Вся власть Советам, право нации на самоопределение. Дагестанская Красная армия. Схвачен и расстрелян.
— Лиана, слушай, — Зайнаб возвращается с обновлённым подносом, стаканы дымятся, — если я этот экзамен сдам, устрою гулянку в кафешке.
— В какой?
— Подумать надо. В модной.
— Только Заиру не зови.
— Ой, её только не хватало, карьеристки. Она же теперь в молодёжном парламенте. И в универе тоже, чуть что, весь свой тухум приплетает. Звонит и жалуется: «Дядя Халилбек, у меня с экзаменом проблемы». Преподы сразу заискивать начинают…
— Может, в этом парламенте себе мужа найдёт, – бормочет Лиана.
— Она же старше нас?
— Да намного старше нас. И не засватана…
Эльдар. В последний раз приходил на той неделе, играли в нарды под присмотром родителей. Его мать водила по магазинам, примеряли пальто. Живут у водохранилища, вдали оттуда видна телебашня. Строят второй этаж для будущей молодой семьи. Своя ферма на кутане. А вокруг бандитские дворцы и замки, дикий виноград и древние скорпионы. Ворота с орлами, искусная ковка. Неподалёку – осиротевшая берлога бывшего мэра. Захват на вертолётах… Что там был за шансон про вертолёты? Ча-а-абановать, этому его учил старший брат, а над кута-а-аном на войну вертолёты летят, смотрит на них Магомед, подгоняя ягнят…
— Я знаешь, что вспомнила, — вдруг оживляется задумавшаяся было Зайнаб, — как Заира к какому-то мулле пошла советоваться, почему её замуж не берут. И он ей назначил, какие аяты читать.
— Видать, аяты не помогли, раз она потом к цыганке бегала.
— Откуда ты знаешь?
— Я с ней вместе ходила, — смеётся Лиана, — на четвёртом курсе. Цыганка ей нагадала дату, когда она мужа встретит.
— И когда, когда? – заражается весёлостью Зайнаб.
— Уже прошла эта дата. Обломалась Заира.
У цыганки серые косы, ироническая ухмылка, тяжёлые серьги кружочками. Сказала, с учёбой будет хорошо, а счастья не ждать. Надо изменить что-то в себе, иначе колесо фортуны не повернётся. Мяла руку. Пальцы рук не имеют мышц. Зачем пальцам мышцы? Чтобы втягивать и вытягивать когти. У человека нет когтей, поэтому нет мышц…
— Я помню, ты мне говорила, — Зайнаб распускает крашеные хной волосы и, задрав локти, снова собирает их пластмассовым зажимом, — вы куда-то за ЦУМ к ней бегали.
Какой палец у Зайнаб длиннее, указательный или безымянный? Женщины, у которых безымянный длиннее, — красивые. А с мужчинами наоборот. Лиана изучает свои пальцы.
— Какие-то они кривые у тебя, да? – брякает Зайнаб. Лиана краснеет.
— С чего ты решила?
— Да пошутила я. Мне ещё запомнить надо про руки. Двадцать девять костей, столько же крупных суставов, сто двадцать три связки, сорок восемь нервов, тридцать артерий…
— Мы эту арифметику тыщу лет назад сдавали, ты чего, — хмыкает Лиана.
— Ты же знаешь Абдуллаева. Я же не его землячка. – обижается Зайнаб, — и не родственница Халилбека. Мне отца раскошеливать. Он и так злой, на заочку меня хочет перевести и в селуху замуж выдать.
— У нас же нет заочки.
— Оставь да, найдет, куда перевести. Придется готовиться
— Какой ужас, Зайнабка!
— Вот именно, ужас. Так что придётся готовиться.
— Я тебе мешаю…
— Не уходи, да, Лиана, — жалобно ноет Зайнаб. — Помоги мне. Спроси, сколько суставов в руке.
— Ты же уже называла.
— Хорошо, тогда что-нибудь другое, сейчас найду билеты.
Эльдар иногда спрашивает, молится она или нет. Говорит, азан звучит на Земле непрерывно двадцать четыре часа в сутки.
Зайнаб снова скрывается. Золотые занавески колышутся на ветру. Из окна врывается сначала хрип, а потом азан. Лиана встаёт и закрывает окно, подходит к столу, перебирает учебники. Сердце, лёгкие… Если внутренности животного сложить в таз с водой, все органы утонут, и всплывут только лёгкие. В общих дворах, на старых неровных улочках недалеко от побережья резали барана и раздавали соседям. Рождение сына. УЗИстка не ошиблась… Перед тем, как перерезать, шепчут молитву, и в бараний рот вливают воду. Крокодильи слёзы. Последнее желание перед казнью. Воскрешение невозможно. Регенерация, как у ящерицы. В детстве ловила под городом ящериц и хватала за хвосты. Отброшенные, машущие туда-сюда… Пара капелек крови. Зайнаб возвращается озабоченная, с ворохом тетрадей и бумаг.
— Зайнаб, ты в курсе, что у младенцев кончики пальцев могут регенерировать?
— А что, разве про это спросят?
— Не знаю, но правда, интересно? Если отрезать не дальше ногтя, то палец вырастет заново.
— А узор на коже?
— Не знаю. Наверное, уже другой. Если бы взрослые так могли, преступников не поймать было бы. Убил кого-нибудь, кончики пальцев себе отрубил, отсиделся месяц, отрастил и выходишь, как ни в чём ни бывало. Новенькая дактилограмма.
— По ДНК ловили бы.
Мулла на гаражном минарете распелся на всю катушку. А может, запись? Поставили магнитофон, усилитель. И вправду, чересчур громко… Зайнаб беспокойно озирается, шепчет, повторяет слова муэдзина.
— Лиана, ты подождёшь? Я всё-таки помолюсь. Для тебя тоже коврик есть. Иди ты первая в ванну, я потом.
Омовение. Придумать что-нибудь. Давно не молилась, движения забыты. Наклон, стойка, наклон, колени, поворот, касание лбом. Нет, всё забыла. Зайнаб заметит, будет стыдно.
— Я не могу, у меня месячные, — оправдывается Лиана.
Эльдар иногда спрашивает, молится она или нет. Говорит, азан звучит на Земле непрерывно двадцать четыре часа в сутки. Тысячу четыреста сорок минут подряд. И снова, и снова, и так бесконечно. А Заира перечитала все волшебные аяты, но замуж не вышла. Ей нужен только богатый, на выгодной должности…
Лиана смотрит во двор через стекло. По небу летит чёрный полиэтиленовый пакет. В мусорной куче у продуктового магазинчика «Гипермаркет» лазает мохнатая пёстрая кошка. Может, мать плачущего котёнка, который в подъезде?
Да, найдётся пара и Заире. Где-нибудь на собрании. Ассоциация молодёжи. Активистка, патриотка. Чёрные глаза, умираю, вспоминаю. Очи чёрные, очи страстные. Цыганка за ЦУМом… Полицейские с автоматами возвращаются прогуливающейся походкой. Автоматы лениво закинуты за спину. В ванной льётся вода. Омовение. Если Зайнаб снова провалит экзамен…
Не засидеться, скоро придут домашние. Поймать маршрутку, пересесть на Ленина. Мимо ресторанов, аптек, салонов красоты, стоматологических клиник, свадебных бутиков. И как они не прогорают? По десять в каждом квартале. И на Тарки-тау, вверх, по ухабистому серпантину. Бывший Семендер, хазарская столица. И куда подевались деревянные шатры, куда провалились церкви и синагоги?..
Дойти до родника, повернуть к саманному домику. Там, во внутреннем дворе, на цементе недомытый ковёр. Нужно закончить и высушить перед приходом мамы Эльдара. А внизу – Махачкала. Пузато-белая Джума-мечеть с двумя минаретами, правее коробка гостиницы «Ленинград», ещё дальше колесо обозрения у кромки озера. Ак-гёль – белое озеро. Кумыкский язык… Цвета: коричневый, песочный. Желто-серый, беспокойный, шумящий бардак, и только один зелёный клочок – сад Вейнера, где раньше танцевали буги-вуги. А дальше — море бутылочно-сизое, тающее у горизонта…
Зайнаб входит в комнату с молитвенным ковриком, вместо леопардового халатика – длинная юбка в горошек, рукава до запястий, странная, сверкающая косынка. Золотая, как занавески. На коврике – электронный экранчик с числом совершённых поклонов. На экранчике тонко мигает «ноль».
— Помолюсь, чтобы экзамен сдать. – лепечет Зайнаб.
— Иншалла, — отзывается Лиана, не то с издёвкой, не то на полном серьёзе.
На улице что-то лопает. Хором плачут автомобильные сигнализации. Зайнаб шагает к окну, стёкла немного дрожат или только кажется.
В закрытые окна, словно нахал-попрошайка, ударяет приморский ветер. Внизу, по земле бегут кувырком арбузные корки. А выше, в ветках засохшего дерева панически бьётся застрявший летучий пакет.
Зайнаб молится, Лиана грызёт рафинад. Эльдар сказал, если убрать пустое пространство из атомов всех людей, все семь миллиардов уместятся в одном кусочке сахара. «Зачем богу столько пустоты?», — удивилась тогда Лиана. Они шли вдоль тухлого канала Октябрьской революции. Ударная народная стройка. Кулацкий пот. Эльдар упрекнул её: «Как ты можешь спрашивать, зачем богу то или это? Мы не имеем права спрашивать» Зубы Эльдара налезают друг на друга, как гармошка. Под рубашкой торчит животик. Когда садятся в кафе, всегда отрыжка и зубочистки. Лиану вначале долго уговаривали. Хорошая семья, надёжный парень. Некрасив? От этого ещё никто не умирал.
Или умирал? Вот от смеха умирали. В время любовных свиданий – на каждом шагу. Какой-то британский политик, в женском платье, с очищенным апельсином во рту. Историк каждую лекцию задыхается про англо-саксонский империализм. Америка специально выращивает исламистов, чтобы нажиться на трофейной нефти. Россия – последний оплот. Не допустим распада и провокаций… Умереть с апельсином во рту. Бордели… Эльдар, когда шли из кинотеатра, — фонари почти не горят, главное, не оступиться, — махнул на еле заметную железную дверь без вывески, мол, смотри, там сауна. Признался, что одна тамошняя девочка днём надевает хиджаб, чтобы её не узнали. Студентка, родители далеко в горах, никто не в курсе, но Эльдар давно раскусил. Зачем он болтал об этом Лиане, зачем? Мы не имеем права спрашивать. Мы не имеем права. Мы не имеем морального права перед людьми быть в стороне, наша задача – наладить работу прокуратуры в этой стране… Никогда не была в Крыму. Только в однажды в Краснодаре. Крым – это Таврида или Колхида? Путаница.
Зайнаб перебирает чётки, шепчет заученное. А что, если Лиане придётся потом воздавать за все несделанные намазы? Уже, небось, больше тысячи накопилось. Ничего, можно сходить в мечеть и дать нужным людям пятнадцать тысяч рублей и за тебя всё отмолят. Или нет. Только за покойника. До пришествия сорока дней. Мытарства. Что за слово? Историк с кафедры говорил. Мытарства России между разлагающейся Европой и азиатскими тиграми. Дагестан никогда добровольно не входил и никогда не выйдет. Махачкала – лучший город России.
Лиана крадётся на кухню. Шкафы блестят. У мойки – горчичный порошок вместо фабричного средства. Зайнабкина мама наслушалась про ядовитую химию. Лиана включает кран и моет посуду. Стаканы скрипят. Говорят, паста из четверти стакана соды и перекиси водорода удаляет любую грязь. А вот мама Эльдара моет посуду половинкой лимона, присыпанной содой. Коричневые пятна от чая ототрутся с чашек зубной пастой, чернильные пятна с полированной мебели тряпкой, смоченной пивом, потом подсушить и вытереть воском. А с ковра чернила смываются кипящим молоком. Если пьёшь молоко, будешь бегать далеко, будешь прыгать высоко… Какое там молоко не сворачивается? Верблюжье? Гемокоагуляция… В детстве, когда жили в пятиэтажке с палисадником, иногда находили цветочки с молоком в стебельках и пробовали на вкус. Кисло. Цветы-младенцы…
— Я всё. Ты что, посуду там моешь? – доносится голос Зайнаб, и его хозяйка тут же появляется рядом.
— Какая там посуда, всего пара стаканов.
— Ты знаешь, чё я подумала, Лиана. Когда молюсь, всё время мысли разбегаются. Слова на автомате повторяю, а в голову то Абдуллаев лезет, то ещё что-нибудь.
— Мне Эльдар рассказывал, что во время намаза к нему кошка начинает приставать, трётся об него. Он даже у каких-то учёных узнавал, что делать. Они говорят, если кошка, то ничего страшного. А вот если женщина мимо прошла, или собака, или осёл, то считай, пиши-пропало.
— А если мобильник звонит?
— Ой, я не помню. Кажется, не больше одного лишнего движения разрешается. Если телефон на беззвучном, но ты продолжаешь молитву и думаешь о телефоне, то это грех. То же самое, если захотела в туалет…
Зайнаб сдёргивает косынку и нервно завязывает её узлом.
— Как ты думаешь, Абдуллаев поставит мне экзамен?
— Выучит хоть что-нибудь, тогда поставит.
Они вернулись к столу, развернули учебники. Лиана вспомнила, что забыла сходить в Дагэнерго, заплатить по энергосчётчику. Очереди, беспорядок, вечные накрутки. Люди толкутся с судебными исками.
— Механизмы образования билирубина… — талдычит Зайнаб.
Желчь, печёнка… Мамина сестра, живущая у железнодорожного моста, недалеко от ветхой филармонии, хорошо готовит печёнку. Вот теперь проголодалась. Печень вымачивать в молоке. Или уксусе с водой. А ещё хорошо бы сейчас полакомиться копчёным балыком с горбушкой тёплой городской буханки. По утрам по махачкалинским дворам бродят ногайки, торговки свежим уловом. Орут зычными, пронзительными фальцетами: «Ры-ба-ры-ба-ры-ба-ры-ба!» Да, рыба была бы кстати. Или…
На улице что-то лопает. Хором плачут автомобильные сигнализации. Зайнаб шагает к окну, стёкла немного дрожат или только кажется. Внизу начинает собираться народ. Из магазинчика выскакивает продавщица, выставляет ладонь козырьком, зорко всматривается в сторону проезжей улицы. Там, за домами как будто что-то творится, но, как ни вытягивай головы, не догадаться что именно. Мальчишки несутся по гаражам, горя от любопытства.
— Авария что ли? – недоумевает Зайнаб, а потом, приметив в собирающейся толпе знакомых соседок, орёт:
— Ё, Патя, что там?
Те кричат в ответ неразборчиво. Лиана пытается разглядеть соседок из-за плеча Зайнаб. Тесно. Приморский ветер, раздурачившись, мечет пылью. Лают гудки и сигнализации. Испуганная кошка с распушённым хвостом бежит наперерез спешащим на разведку зевакам. И почему-то чешутся локти.
Алиса Ганиева
DAPTAR 