Кавказские дочер Левкиппа. Часть 3

Пять травматических историй о любви, семье и других превратностях судьбы.

История седьмая. Травматическая. Со сломанной ногой, алкогольным опьянением и проигнорированной «исторической памятью». 

Некоторые свадебные обычаи кавказцев только на первый взгляд выглядят нелепыми. К примеру, лакские невесты за неделю до свадьбы переставали выходить на улицу и вообще предпочитали свету тьму. Объяснение тут простое: на собственной свадьбе желательно выглядеть красивой, что в первую очередь означает – белокожей. А горское солнце всего за пару часов может поменять вам расу, превратив в какую-нибудь Уа Та Уа. Или Покахонтес – испытано лично и не один раз.

Или вот ингушский обычай, который я наблюдала самолично в 92 году. Двоюродная сестра невесты по окончании церемонии одевания последней, принесла в комнату, полную девушек, нераспечатанный флакон французских духов Же Озе, вскрыла их, надушила всех присутствующих, а потом разбила духи об пол. С третьей попытки. Что сие означает – я не знаю до сих пор – в тот момент была так поражена изяществом обряда, что не догадалась спросить. Но поскольку обычай – я верю – древний – наверняка в нем заложено рациональное. Типа отпугивания злых духов. Или призыва благосостояния на голову молодых.

Или во еще один ингушский обычай: жених должен пройти к невесте как можно незаметнее. Откуда взялся в горах Кавказа этот закон лакедемонян, я не знаю, но именно он – причина тому, что доктора по имени Казбек похитили в день собственной свадьбы.

Этот доктор был сын мамы – историка. Единственный. И жил с мамой в поселке Калинина, что в Грозном. А потом уехал учиться медицине в Орджоникидзе и застрял там на десять лет вместо положенных на учебу шести. Потому что там у него была хорошая работа хирурга и прекрасная Лариса. Которая, как вы уже возможно догадались, была осетинкой.

В те годы национальные конфликты не очень любили и старались всячески не упоминать. Но у Казбека была историческая мама с хорошей исторической памятью. И потому она решительно требовала, чтобы сын вернулся на родину и женился. А он всячески оттягивал этот момент, потому что жил в гражданских отношениях с прекрасной Ларисой и е ее детьми от первого брака (еще один камушек в могилку любой кавказской мамы!) в семейном общежитии и был всем  доволен.

Но в какой-то момент мамы всегда берут вверх: Казбек приехал на свадьбу двоюродного брата и там ему показали некую юную лань с глазами газели и грацией серны – а поскольку всякий гражданский муж считает себя неженатым, то доктор довольно легко позволил себя очаровать  всему этому зоопарку.

И свадьбы, как поется в опере, уж был день назначен.

Свадьбу назначили на конец сентября. А в начале сентября невеста пропала. Припертые к стене подруги рассказали про какого-то Зубаира из Карабудахкента.

Но вечером, когда женатый доктор крался к окну новобрачной, то был схвачен и запихан в машину гогочущими кузенами разной степени родства. Конечным пунктом был ресторан, допустим, «Океан», откуда участники мальчишника выползали уже в третьем часу ночи в расфокусированном состоянии. Молодожен остановил такси и приказал вести себя на такую – то улицу, а на удивленный вопрос от таксиста – где эта улица, где этот дом, раздраженно сказал: «В Орджоникидзе».

Далее последовал торг о стоимости, но его доктор уже не слышал – он проснулся через два с половиной часа, оттого, что таксист тряс его на предмет уточнения местожительства.

Осознал. Пришел в абсолютный ужас от возможного вида исторической мамы и потребовал, чтобы таксист немедленно вез его назад в Грозный, пообещав удвоить плату.

И ровно через сорок минут таксист, который не спал всю ночь, решил сделать это за рулем, и машина врезалась в какой-то вполне уместный придорожный стог.

Шесть утра. Пустая трасса. Жених с поломанной в двух частях ногой и водитель в отключке. Пока его разглядел дальнобойщик, пока везли в родную больницу, пока сообщали маме, доктор окончательно решил, что родная общага с Ларисой ему дороже отчего дома с красивой, но малознакомой невестой.

И отказался возвращаться.

Был аль-шкандаль с мордобоями.

Мама ложилась в больницу с мнимыми инфарктами.

Но доктор был тверд.

Не судьба, сказал.

Дважды – не судьба.

Или даже трижды – если б он не лез в невестино окно, а шел туда открыто и свободно, то так и стал бы мужем газели.

Вот такой обычай занесли из древней Спарты на Кавказ хурриты.

Ну, или киликийцы какие-нибудь.

 

pexels-photo-752814.jpeg

 

История восьмая. Травматическая. С ущемлением княжеского достоинства,
туманным Камелотом и зелеными глазами. 

Юноша Дмитрий родился и вырос в прекрасном подмосковном городе Щелково в смешанной семье: его папа, наследник ахтынских князей и носитель настоящего «ахтынства» (так он себя рекомендовал), будучи аспирантом, очаровал дочь проректора своего вуза.

Это были старинные времена, про которые никто не думал, что они когда-нибудь закончатся тем, что во всех пробудятся национальные самосознание и гордость. В димином папе, который не занимался воспитанием детей, а только построением своей научной карьеры, они проснулись довольно поздно и, можно сказать – по армейскому гудку: его дочь Тома объявила ошарашенному отцу, что выходит замуж за еврея (!!!) и уезжает с ним в Канаду. Папа, привыкший думать о своей дочке отвлеченно, как о некоем нежном и послушном цветке ахтынских просторов, был глубоко шокирован таковым обстоятельством и опечален. Но со временем утешился, согласившись с мудрым замечанием предков, что дочь – только кирпич в чужой стене, а уж стена плача это или какая другая – без разницы.

Поэтому все внимание папы внезапно обрушилось на маленького сына. На которого он теперь смотрел как на гордую птицу типа «горный орел» и как на наследника ахтынских князей, степей, полей и чего там еще.

Маленькому сыну тогда было всего 25.

Жениться ему, по мнению родителя, было рановато. И к тому же на орла он, по мнению других родственников и друзей, никак не тянул. Был невысок, застенчив и писал стихи. О последнем папе, впрочем, не доложили, опасаясь за его пошатнувшееся после томиного исхода здоровье. Папа же быстро научился театрально хвататься за сердце и потому легко выбил из сына согласие на брак с девушкой только лезгинской или, на совсем худой конец, табасаранской национальности. Табасаран был весьма демократической уступкой, не лишенной фамильных оснований: папина бабушка была на четверть табасаранкой.

Проблема заключалась в том, что юноша Дмитрий Дагестан знал плохо. Занятый построением научной карьеры папа не следовал твердому правилу, принятому в дагестанской диаспоре состоявшихся дядек со славянскими женами: ссылать ребенка каждое лето в родной аул, дабы напитался и запомнил.

И потому малая родина щелковскому юноше представлялась неким туманным камелотом из легенд времен рыцарства. Все мужчины были усаты, неколебимы и грозны, все женщины прекрасны, молчаливы и покорны.

А какой поэт откажется от прекрасной и молчаливой дамы, которая к тому же регулярно чистит туфли и варит пилав?

К диминым тридцати годам – как раз начались нулевые – папина научная карьера удачно слилась с бизнесом, чему способствовал канадский зять, кстати. Дмитрия обзавели хорошей машиной и отдельной трешкой в родном Щелкове — то есть парень был готовый жених, и потому папа без труда нашел ему невесту лезгинских голубых кровей.

Она была студентка мединститута.

У нее были зеленые глаза и черные волосы.

Ее папа приватизировал полрайона и числился в местной налоговой.

Мама заведовала кондитерским цехом.

И помимо всех вышеперечисленных достоинств, девушку отличала повышенная и показательная любовь к городу Щелково и другим городам, близким к столице нашей родины. Ради ухаживания за такой удивительной девушкой, юноша Дмитрий целых два раза за лето приезжал в Ахты, а в остальное время беседовал с ней по телефону.

 

pexels-photo-341372.jpeg

 

Беседы их протекали по сценарию известной песенки: «Ты говоришь – я молчу. Только тебя слышать хочу», как и положено в ахтынском рыцарстве. Юноша говорил, и поскольку девушка все больше молчала или тихо соглашалась, то ему казалось, что они прекрасно понимают друг друга.

Свадьбу назначили на конец сентября.

А в начале сентября невеста пропала.

Припертые к стене подруги рассказали про какого-то Зубаира из Карабудахкента, с которым девушка активно переглядывалась в институте и все такое. Зубаира, конечно, обнаружили, но невеста наотрез отказалась покидать его ради какого-то ботаника, хотя было заметно, что утрата города – утопии Щелково ее печалит.

Семья горного орла была в гневе. То есть почти вся семья: мама вздохнула с облегчением, а сестра и зять хохотали. Но папа был страшно обижен, и ему даже пришлось выехать в Ахты и делать маслиат!

А юноша Дмитрий отнесся к происшедшему как поэт: что-то написал, повздыхал и почти забыл.

Но через пять лет, когда все еще неженатый наследник ахтынства летел в самолете на свадьбу кузена, рядом с ним уселось неземное существо.

Она была студентка мединститута.

У нее были зеленые глаза и черные волосы.

Ее папа заведовал каким-то комитетом по устройству чего-то в правительстве.

Ее мама управляла тремя собственными магазинами.

Она была полулезгинкой, но романтически настроенный юноша простил ей это несовершенство: ведь она сразу заинтересовалась Щелково! Папа с мамой были счастливы: если у вас сын – поэт 35-ти лет – не женат, то много ли у вас шансов увидеть внуков?

«Севда так замуж выйдет, что у нас в семье никому работать не придется!!!»

Ухаживание протекало бурно: жених провел почти три месяца в Махачкале — причем девушка молчаливо соглашалась со всем, что он говорит и часами гуляла с ним по поэтическому Родопскому бульвару, изредка отрывая взгляд от земли и застенчиво глядя на московского гостя.

Единение душ, как вы понимаете, было полное.

Свадьбу назначили на конец сентября.

Но в начале сентября невеста пропала.

Распечатка номеров ее мобильного быстро вывела родителей на какого-то Ахмеда.

Которого она наотрез отказалась покидать, хотя жениха ей было жаль.

Так она и сказала несостоявшемуся свекру: «Мне вашего сына жаль!»

Несостоявшийся свекор рвал и метал, от маслиата наотрез отказался, а в хохочущих зятя и дочь кинул тапочек!

А юноша Дмитрий скоро женился.

На девушке из Щелково.

У нее черные волосы и зеленые глаза.

Она работает врачом.

А вот кто ее родители – я не знаю.

 История девятая. Травматическая. С вентилятором, обманутым олигархом
и сотрясением содержимого головы. 

В одной семье родилась богиня. Вообще, там было много детей, но все как-то не задались – старшая дочь не хотела замуж, а хотела писать диссертацию, вторая – очень красивая – вышла замуж, кого папа нашел, потому что устала от истерик родителя по поводу незадавшейся старшей; сын женился сначала на одной девушке, потом на другой, а потом опять на первой, а вторая приходила под окно и кричала: «выходи, лакский билят!»; другой сын – ну там вообще была трагедия: не захотел из армии приезжать домой. Остался в Якутске и женился, как говорила его мама, на местной чукче! Поэтому он в семье как бы умер и по нему носили черное.

А вот Севда родилась богиней. Она была самая младшая и самая глупая – все уроки за нее делали сестры и брат, но ей прощалось, потому что на ее красоту возлагались очень большие семейные надежды. Когда ей было еще пять лет, ее бабушка говорила: «Севда так замуж выйдет, что у нас в семье никому работать не придется!!!»

Но это в перспективе, а пока все дни Севда проводила перед зеркалом, проводя всевозможные манипуляции со своей смазливой мордашкой – ведь хорошо известно, что если зачесать волосы так, а не этак, то всей ее семье придется работать до конца дней своих. Потому она была начеку: дни напролет вытягивала  локоны, завивала их, подстригала челку – начесывала ее, красила глаза в разный цвет и самовыражалась под песни Бритни Спирс, направив на себя вентилятор.

При этом она всегда была сонная и заставить ее помыть посуду было невозможно. Ее мама, однако, считала, что эта томность – гарантия их будущего семейного безделья и вообще хороший знак, поэтому домашнюю работу в большом доме в Первухе взвалили на невестку – ту, которая «лакский билят». А Севда в это время числилась в местном пединституте студенткой и болтала по телефону с такими же перспективными в смысле добывания дензнаков для семьи подругами.

И, конечно, она дождалась своего счастья. Некий московский олигарх решил женить своего сына. И даже нашел ему невесту из приличной семьи. Но на беду отправил отпрыска в Махачкалу для предсвадебной суеты, где он болтался у всех под ногами и всем мешал, пока ему не сказали – займись уже чем-нибудь, вот хоть пригласительные разнеси.

А в Первухе очень плохо с нумерацией. И он постучался не в ту калитку, и дверь ему открыла богиня. В шортиках-маечке с буйными кудрями на голове и очень сердитая: на заднем плане у нее звучало «упс, ай дид ит эгейн» и жужжал вентилятор. Но жених ничего такого не заметил. А просто пошел и объявил родственникам, что он женится на совершенно другой девушке, а вы себе как хотите!

Но в одно прекрасное осеннее утро богиня в своей комнате не обнаружилась. Окно было выломано, что наводило на мысль.

А потом стал ухаживать за богиней, предоставив родне право разруливать ситуацию с брошенной невестой. Ухаживание проходило так: он входил в дом, где его сердечно обнимала мама и вела к накрытому невесткой столу. Там он выпивал с папой бутылку коньяка и беседовал за бизнес с братом и за культуру с ученой сестрой, благодарил невестку за вкусный ужин и шутил с племянниками. В конце ужина обычно выходила недовольная богиня и просила у папы 500 долларов на новое платье или деньги на телефон положить.

В процессе ухаживания выяснилось, что папа претендента до олигарха не дотягивает. Но у мальчика есть «трешка» в пределах второго кольца и «двушка» в Барселоне у моря, а также хорошая работа в банке и новый автомобиль «Мерседес». Потом богиня с мамой съездили в Москву прикупить гардероб (кофта от Юдашкина и много Кавалли!) и посмотреть на квартиру.

Богине не понравился цвет стен, а так все было вроде хорошо.

Но в одно прекрасное осеннее утро богиня в своей комнате не обнаружилась. Окно было выломано, что наводило на мысль. Но с другой стороны – чемодана с Юдашкиным и Кавалли тоже не было, что наводило на совсем другую мысль. Надо было действовать быстро, пока жених в Москве не узнал и потому брат пошел пытать подруг, а муж сестры  – добывать распечатки сотового телефона.

Результатом плана «Перехват» стала поездка высоко в горы, где богиня обнаружилась в доме тетки парня по имени Зубай.

Этот Зубай был фруктозник. Возил хурму из азербайджана и на каком-то отрезке маршрута познакомился с богиней. И теперь она спокойно сидела  в доме его тетки и красила глаза. Брат говорил, что когда они вошли, у нее был накрашен один глаз и у него жутко зачесались руки вломить ей в ненакрашенный кулаком! Вела она себя, как обычно – томно молчала и на вопросы отца не отвечала. В конце концов, папа схватил богиню за плечи и стал ее трясти! Но тут вмешалась хозяйка дома. Сказала, что пришел Зубай и дайте же им  поговорить наедине.

Родственники вышли в другую комнату и стали ждать, но потом услышали какой-то странный шум и вопли.
А когда вбежали в эту комнату, увидели, что окно выломано и богини нет.

Он ее переукрал. И сразу отвез в больницу, потому что сильно долбанул об косяк и у нее получилось сотрясение мозга… эээ… ну в общем, то, что у людей в голове, у нее стало сильно нездорово.

Ну, вылечили ее, конечно. Но до московского жениха дошла вся история – и семье   пришлось отдавать богиню за Зубая, полностью разрушив семейные мечты о богатой и беззаботной жизни.

А богиня живет в ауле.

Доит коров.

Делает кизяки.

Рожает  по ребенку в год.

И только на телефоне у нее: «Уппс! Ай дид ит эген!»

 История десятая. Травматическая. С ушибами мягких тканей,
укусами и больной спиной. 

Девушка Тахмина получилась у родителей легкомысленная. Она была здоровенная и крупная, как пролетарки на картинах Петрова–Водкина, и ее всегда было видно на свадьбах, так что мужчины ее замечали: уж очень высоко ее голова торчала над всеми остальными. И даже спрашивали о ней на предмет марьяжных интересов, но дальше опросника дело не шло: репутация девушки Тахмины была даже не подмоченная, а сильно мокрая – так, что ее можно было выжимать. Пять лет назад она пыталась куда-то с кем-то убежать, но по дороге их остановила милиция за быструю езду и сбежавшую невесту вернули родителям без особого сопротивления со стороны похитителя. Потом выяснилось, что похититель подвергся шантажу со стороны невесты и должен был выбирать между Тахминой и здоровьем, но тахминина мама это вранье всегда решительно отметала.

Такую девушку украсть, говорила она, любой захочет.

Любой, однако, не появлялся. К тому же у девушки Тахмины была широко разрекламированная среди родственников болезнь спины. Что именно у нее болело – никто не знает, но это мешало ей делать домашнюю работу и регулярно отправляло в пятигорский санаторий.

А потом ее брат женился на девушке Зуле. Он поехал на нее просто посмотреть, но там так приняли и так стол накрыли, что тахминины родители решили Зулю брать – такая семья, кивали они головами, такая семья!!! Зуля за женихом стала активно ухаживать – приходила к нему домой, подметала двор, выбивала ковры и гладила ему рубашки, так что он, в конце концов, испугался и пытался поговорить с ней на тему «не разойтись ли нам пока?» Но Зуля ему сказала: «Я тебя люблю и никому не отдам!» А поскольку он, в отличие от сестры, был маленький и невзрачный, то как-то сразу пал духом и сдался: у девушки Зули было пять младших сестер и ни одного жениха, так что шансов у него не было.

В общем, они поженились, и активная Зуля сразу поняла, что надо освобождать территорию от золовки: дом был небольшой, а детей она рожала как конвейер. Но все в родне мужа и его родном ауле знали про тахминины художества, а в зулином – еще пока не все. Поэтому ее выбор пал на дальнего кузена по имени Дамадан.

Этот Дамадан был из бедной семьи. Родители его жили в ауле, детей было много, поэтому в бытность студентом сельхозинститута он сильно голодал. Приходил к зулиным родителям домой – но девочки ему дверь не открывали, потому он перелезал через калитку и кушал сырой лук с грядки.

Но потом занялся баранами и дела у него пошли хорошо: построил дом в Каспийске и перевез туда родителей. К этому времени жена от него ушла к автодилеру, оставив ему двоих малолетних детей, потому он находился в активном поиске свежей хранительницы очага.

И зулина мама сразу поняла, что надо делать – стала активно зазывать племянника в гости. Стол накрывался богатый – от тяжелых времен у жениха остался адский аппетит, а комната украшалась многочисленными фотографиями Зули в компании золовки. Причем зулина мама не уставала повторять, какой золотой характер у дочкиной родственницы и какая она красавица, только не повезло: пытались украсть, спасибо милиции, догнали – вернули, но жених такой слабый оказался, бывают же такие мужчины неудачные! Дамадан кивал с набитым ртом, соглашаясь, что да, встречаются и в мужском племени недостойные.

Со временем Дамадан признал в Тахмине девушку выдающихся достоинств и согласился познакомиться.

Тахмине доложили, что невесткин кузен, крупный агробизнесмен и фазендейро, влюбился в ее фото и даже украл один из снимков. Сердце какой девушки устоит против такого индийского кино? Дамадан был введен в дом, и все уже почти сладилось, как тут до него доползли разговоры.

И он быстро узнал про весьма несухое реноме невесты и заколебался.

Тахмина с горя легла в больницу.

Звонила жениху каждый день и рыдала.

Уверяла, что отец и брат так разгневались, что он перестал к ней ходить, что грозятся убить его.

И что она любит его, но понимает, что такому мужчине, с такими перспективами в бизнесе, нельзя иметь пятно на репутации в виде Тахмины, хотя, видит бог, ее просто оболгали, потому что девушку оболгать легко, а кругом одни завистники.

И что жизнь ее разбита, но она желает ему всяческого счастья и найти женщину, которая будет любить его так же сильно, как она.

На последнем жених сломался. Он был практичный аульский парень и где-то спинным мозгом понимал, что такой любви и самоотверженности не видеть ему никогда.

И когда навсегда простившаяся с ним невеста позвонила ему опять на другой день, выказал  храброе желание продолжать ухаживания.

Но невеста заплакала еще горше. Отец и брат, сказала она ему, не хотят даже слышать о тебе. Послезавтра меня выписывают и уже не выпустят из дому.

И тогда Дамадан решился. Приехал на своей машине Мерседес прямо в больницу и украл прекрасную Тахмину.

В тапочках и халатике.

Зулины сестры просто умирали со смеху – похищение, по их мнению, сильно напоминало сцену из фильма «Дуэнья», когда героиня втаскивает пожилого жениха на коня и говорит: «Похищай же меня, похищай!», но не могли не признать, что их кузена развели грамотно и по всем правилам.

Через полгода Тахмина, правда, мужа бросила, прихватив все деньги, золото, ковры и даже его ненадеванные рубашки. Официальной причиной стали бараны, которых она не хотела по вечерам встречать у калитки. Я, говорила она, наших баранов в лицо не знаю!

 

pexels-photo-910619.jpeg

 

Попытки вернуть ковры и подарочные рубашки успеха не имели – по словам бывшей тещи, это просто копейки, заплаченные за непорочность ее девочки!

А еще через полгода к родителям с четырьмя детьми вернулась и Зуля.

Без ничего. Перед уходом с нее стащили все золото и отобрали шубу.

Зулина родня прорвалась в дом ее бывшего мужа после неудачных переговоров. Женщины обеих семей покусали друг друга, зулин муж получил ушиб мягких тканей типа «поджопник», а бывший зулин свекор был укушен в довольно впалую грудь, но все, что принесла с собой невестка, осталось в доме. В конце концов, это просто копейки, заплаченные за пять лет жизни их мальчика!

-Такая семья, — качала головой тахминина мама, отпивая чай из зулиной «приданой» чашки и развалясь на ее же стуле. – Такая семья!

 История одиннадцатая. Травматическая. Со сгоревшим радиатором, 
 моральным ущербом и больным горлом. 

Семья юноши Хамзатика была самая современная. Мама у него работала завучем в средней школе, покойный папа был доктором, три сестры тоже трудились врачами. Хамзатик был младшеньким, единственным забалованным мальчиком и мама с ним очень носилась. Ему разрешалось практически все. Кроме одного – его мама терпеть не могла ворованных невест. И никогда не забывала сыночку о том напомнить – что невестка в ее дом придет как человек, а не как ворованный скарб!

Юноша Хамзатик против того не особенно возражал, пока на его пути не встала девушка по имени Тонзилла. Может, ее родители тоже были врачи, а может у нее все время болело горло – почему ребенка так назвали, я объяснить не могу. Но была она худая, носатая и общему мнению – вылитая Барбра Стрейзанд в молодости. То есть от общепринятых ингушских стандартов красоты была она очень далека и вообще довольно капризна. Отказала двум женихам – один ей казался очень старым, а второй – чересчур вспыльчивым, надо же! Ну и что с того, что одному было 57, а второй отправил в реанимацию предыдущую жену ударом об угол дома, а потом вернул ее родителям, потому что «сильно болеет все время»?

Чем капризничать, лучше же свой дом иметь?!!!

Но Тонзилла была другого мнения – у нее имелись собственные представления о личном счастье. И потому юноша Хамзатик, который поначалу  общался с ней исключительно «прихода ради», постепенно в отношения втянулся.

Приезжал к ней на работу и вызывал к калитке. Рассказывал о себе, а она отвечала: «Все будет так, как ты захочешь» — в тех или иных вариациях. При этом глаза она от носков его туфель не отрывала, отчего ее нос казался не таким уж длинным, а неправильное лицо – одухотворенным. И когда однажды она не вышла к калитке, а передала с коллегой записку о том, что больше не сможет его видеть никогда – ее семья не одобряет их встречи, которые вряд ли куда приведут, Хамзатик сильно задумался.

Над прощальной запиской удивительным образом витал дух тонзиллиных одухотворенности и послушания, к которым он в некотором роде привык. И через неделю без «как хочешь, так и будет» у него началось что-то вроде ломки.

Еще через неделю он открылся друзьям и те, молча понедоумевав некоторое время, предложили старый охотничий способ добывания нужной женщины в свою пещеру.

Ломка у юноши Хамзатика оттого сразу усилилась: его мама презирала родню, в дом которых привозили невесту « как мешок». В ответ на конфузливые возражения «виноватой стороны» она всегда гордо говорила: ингушек не воруют! И приводила довоенную грозненскую статистику собственного изобретения: на сто ворованных чеченок, по ее мнению, приходилась одна ингушка, да и ту воровал чеченец.

Растерянному сыну она сказала только: «Вези назад!». Причем один раз. А потом повернулась и ушла в дом, даже не поглядев на добычу.

Это юноша помнил отчетливо. И потому,  уже даже сидя в машине друга, пытался все отменить. Но Тонзилла возражений как будто не услышала или не поняла и очень быстро упаковалась в авто вместе с огромной китайской клетчатой сумкой.

И как только машина тронулась с места – из окна тонзиллиного дома раздались крики : «Украли!» – как будто кто-то терпеливо ждал у окошка. Это означало, что погоню за ними снарядят немедленно – встречаться с тремя девушкиными братьями, которые имели репутацию местных «авторитетных бизнесменов» никому не хотелось, потому половину пути из Малгобека в Назрань карета любви проехала на пятой передаче, несмотря на сильный дождь. А потом машина заворчала и встала насмерть у обочины. Оба похитителя немедленно открыли капот и багажник, а слегка дезориентированная невеста осталась сидеть в салоне, крепко прижимая к себе свою сумищу. И именно она разглядела, как мимо них на ненормальной скорости проносится картеж преследователей.

О чем она  благоразумно умолчала. Надеясь на то, что к их приезду будущая свекровь уже будет информирована должным образом авторитетными братьями и примет ее более-менее благосклонно.

Но она плохо знала хазмзатикову мать! Та, открыв дверь мрачным коротко стриженным борцухам и заслушав их сбивчивые объяснения – не каждый авторитет выдержит беседу с завучем с тридцатилетним стажем работы, — сказала буквально следующее: «Это – приличный дом. Ворованного здесь никогда не было и не будет! Можете обыскивать!»

Братья–авторитеты, чувствуя себя троечниками, обыскивать дом не стали, а удалились   с извинениями. А мать, закутавшись в шаль, села у калитки ждать своего непутевого сына и, как она сказала в телефон дочкам, «то, что он там упер!». И когда на горизонте показался камаз, буксирующий окончательно помершее дитя отечественного автопрома,  mater dolorosa натурально встала посреди проезжей части, неумолимая как Антигона и суровая как Медея.

Растерянному сыну она сказала только: «Вези назад!». Причем один раз. А потом повернулась и ушла в дом, даже не поглядев на добычу. Вечером, а вернее уже глубокой ночью, рыдающую Тонзиллу привезли домой, а Хамзатик неделю скрывался у дядьки в Железноводске, что с его стороны было довольно подло.

Тем более, что солидная группа старцев объяснила матери, что именно произойдет с ее сыном, если авторитет бизнесменов не будет уважен подобающим способом.

Так что через месяц Хамзатик был женат на Тонзилле, причем волшебно преобразившейся: длинный нос и неправильной формы лицо оказались только незначительными дополнениями к ее громкому крикливому голосу и истерическому характеру. Так что тоска Хамзатика по «как хочешь так и будет!» приобрела со временем хронические формы.

А мама от них съехала в однушку.

С невесткой общается исключительно через сына и внуков.

Но прямо к ней ни разу за двадцать лет не обратилась.

Заира Магомедова