Это письмо о безграничной любви к отцу. А также о бесконечной тоске. Оно же показывает, что и про мужчин можно сказать, что папа – тот, кто воспитал.
– Здравствуй, папа.
Это я, твоя Эличка.
Меня так только ты называл, а тебя уже пять лет как нет, но я когда я обращаюсь к себе, то говорю себе: Эличка. Потому что я папина дочка, всегда была и буду. До сих пор, если мне надо поговорить, я еду к тебе на кладбище. Я всегда к тебе приходила, когда было паршиво или просто нужно было тепло. Даже когда уже сама была совсем большая и мама. Потому что одно из самых ярких воспоминаний – как ты несешь меня в больницу и твердо говоришь мне, что я обязательно поправлюсь и мы поедем на море и будем там плавать на надувном матрасе. Мне тогда было девять, и я подхватила какую-то дикую инфекцию и температуру сорок. А в больнице я звала папу. Я всегда звала папу. Маму – никогда и ни разу.
Хотела бы приходить к тебе чаще, конечно. Но наша жизнь израильская – напряженная. Это ты всегда говорил, помнишь? Сравнивал ее с той, что была у тебя в Дербенте много лет. «Там, Эличка, мы жили как тысячу лет назад – неторопливо». Я не помню, папа. Мне было шесть, когда ты увез нас с мамой в Хайфу. Я благодарна тебе за многие вещи, да практически за все. Но за этот отъезд – особенно. Я израильтянка, в которой нет ни капли еврейской крови. Это моя страна.
Два года назад я поехала в Дербент, папа. И впервые за сорок лет увидела маму – на похоронах ее сестры. Дербент мне понравился. Я поняла, почему ты так любил этот город – он на тебя похож. Я знаю, что ты не хотел уезжать. У тебя там была жизнь. Работа. Любимый дом. Кладбище с родителями и братом. Но мама умела настоять на своем. А ее ты любил больше всех на свете.
Я тогда не понимала, почему ты плачешь, пап. Когда мама уходила, в доме всегда становилось веселей
Я все пыталась увидеть в ней ту школьницу, которую полюбил одноклассник, тощий еврейский мальчик в очках. Ты говорил, что, когда она вышла замуж за моего биологического отца, ты чуть не умер от горя. А когда она родила меня, то прислал ей в роддом огромный букет белых роз, переполошив весь Дербент. Когда ее муж в первый раз ударил ее – ты пошел с ним драться, несмотря на ощутимую весовую разницу. На память об этом дне у тебя на скуле остался шрам от кастета, ты всегда касался его пальцем, когда мы говорили о маме.
Знаешь пап, той девочки нет. Твоя единственная жена выглядит прекрасно. Такая идеальная американская пенсионерка. Живет во Флориде с очередным мужем, пятым по счету. Собачка у нее и бридж вечерами. Подтянутая, загорелая, в жемчугах. Вежливо покивала, когда я ей показала фотографии своих сыновей (тут я вспомнила, как ты, уже в больнице и совсем слабый, поцеловал экран телефона, на котором были мои дети). По-русски уже говорит хуже меня. А вот кумыкский помнит, как ни странно. Язык матери, как говорят. А у меня язык отца, папа. И это русский, мы же с тобой до последнего по-русски говорили.
И в тот день, когда мама собрала чемодан и уехала в Австрию, мы с тобой тоже говорили. Мне было восемь, и я уже многое понимала. Я вернулась из школы, а ты стоял у плиты и жарил курицу. А потом просто обнял меня и объяснил, что мама здесь чувствовала себя несчастной. Поэтому ей надо уехать, но она навсегда останется моей мамой и любит меня. К слову, это оказалось неправдой, и мама перестала быть мамой навсегда. Но в тот день я восприняла эту информацию нормально. А вот ты отворачивался, чтобы вытереть глаза.
Я тогда не понимала, почему ты плачешь, пап. Когда мама уходила, в доме всегда становилось веселей. Мы с тобой смеялись и все делали вдвоем. Готовили пасту или варили суп, а ты в это время пересказывал мне книжки. И не какой-нибудь «Колобок». Это был, например, «Жерминаль» Золя или «Утраченные иллюзии» Бальзака. Я практически всю классическую западную литературу помню в твоем пересказе. Феноменальная память, вот как это называлось. Потом я перечитывала, конечно. Любила поймать тебя на каком-нибудь маленьком несоответствии. Ты соглашался: «Но это не так важно, Эличка. Важен философский заряд!».
Ох, пап! Я помню все эти твои важные фразы, которые мне казались смешными. А сейчас они меня так поддерживают во все моменты нашей напряженной израильской жизни. Я их тайком от мальчиков записываю в маленький блокнот. Боюсь все забыть в один прекрасный момент – работа с дементными пациентами сказывается.
Я люблю вспоминать нашу жизнь вдвоем. Она была такая счастливая, эта жизнь. Как ты шепотом просил соседку, бабушку Таху, объяснить мне месячные. Как смущаясь, отвел меняя в магазин белья, чтобы купить мне первый лифчик. Когда я слышу, что мужчине тяжело одному растить дочь – я удивляюсь. У моего папы получалось здорово. И мы никогда не ссорились – потому что ты был самым терпеливым отцом на свете: подростком я была не самым легким. Но меня всегда ждал горячий ужин – когда я возвращалась с дискотеки или на побывку из армии. «Эличка, я купил твои любимые конфеты!». После твоей смерти я эти конфеты разлюбила. Они мне напоминали о том, что я потеряла.
Он тоже рассказывает мне всякие истории, когда варит спагетти, встает ночью, чтобы принести мне минеральной воды
Моя молодая коллега когда-то спросила меня, а что, у тебя не было конфликтов с папой? Мой папа голос повысил на меня один раз – когда я собралась замуж за Ави, ответила я ей. Ави тебе не нравился. Ты был прав, конечно. Мужем он был дрянным, хотя и подарил мне двоих чудесных сыновей, и когда он исчез, мои дети этого практически не заметили. У них был дедушка, который считал их восьмым чудом света. У твоего младшего внука твоя фотография на заставке телефона, пап. У старшего – висит на стене в его квартире. Думаю, что ты счел бы это самой высшей наградой на земле.
В прошлом году я опять вышла замуж папа. Думаю, вы бы подружились. Он тоже рассказывает мне всякие истории, когда варит спагетти, встает ночью, чтобы принести мне минеральной воды и кричит мне из кухни: «Оставь, я сам сделаю!». А еще я люблю слушать, как он хохочет, когда в гости приходят мальчики и они пьют пиво и обсуждают мир за пределами семьи.
Я еще я скоро стану бабушкой, пап.
Очень хочу, чтобы это был мальчик.
У нас для него есть самое прекрасное имя на свете.
Записала Загра Магомадова
DAPTAR 