Сестры Фатима и Таита Матиевы – не совсем обычные ингушские музыкантки. Они родились и выросли в Грозном, Таита – кандидат физико-математических наук, а Фатима – специалист в экономике и лингвистике. Вместо народных песен или народной попсы, как часто сейчас называют чечено-ингушскую эстрадную музыку, нашли себя в джазе, соуле, в самых душевных жанрах зарубежной музыки. Девушки поют на английском, сами пишут музыку и сочиняют тексты песен.
Таита: Мы еще в детстве увлеклись музыкой The Beatles благодаря папе, он принес кассету с песнями из «Белого альбома», сказав, что это прекрасная музыка, которую мы обязательно должны услышать. И тогда все началось – мы влюбились в эти песни и голоса. Потом добавились Doors, Rolling Stones, Animals, Bob Dylan, Nina Simone, T-Rex, Velvet Underground, Davy Graham, блюз и фолк. Нам также очень нравится народная музыка, инструментальная музыка, особенно любим Leonard Bernstein, Ennio Morricone, Дмитрий Темкин, музыка из вестернов, классическая музыка эпохи барокко, и, конечно, без джаза никуда: Billie Holiday, George Gershwin, Frank Sinatra, Gato Barbierry.
— Получается, вы начали увлекаться такой нетипичной для кавказских регионов музыкой еще до войны, будучи в Чечне. Разве в то время были такие музыкальные веяния? Их даже сейчас-то там толком нет.
Таита: В нашей школе точно не было в мое время. Но были ребята, которые увлекались такой музыкой. Помню, когда мы еще были школьницами, кто-то мне сказал, что в одном ателье работают девушки, которые любят Битлов, собирают их плакаты, и мы так воодушевились, что захотели пойти и познакомиться с ними. Это ателье было в центре города, не помню уже названия.
Мы пришли и среди многих работниц увидели девушку. У нее была такая прическа прямо под Битлов, и я помню, как подумала: «Вау, вот это она продвинутая». Ей было тогда на вид лет 25 или даже 30, а мне 15.
Я подошла к ней и говорю: «Я тоже Битлов люблю, можно тебя на пару слов?». Ее начальница была очень недовольна, но она все-таки вышла поговорить с нами на пять минут. Мы обсудили Битлов, и потом она мне сказала, что принесет свой альбом, и у нее там много, чего есть, а я как раз собирала все такое. Тогда интернет только зарождался, в Грозном его еще не было. И потом она принесла мне какие-то плакаты, я чем-то с ней поменялась.
Фатима: Мы музыку очень любили, и часто думали, что жалко, что мы не ходим в музыкальную школу, не участвуем ни в какой музыкальной тусовке, не знаем никого из музыкантов. Когда я видела, как кто-то шел с музыкальным инструментом, мне казалось, что у него просто какая-то невероятная жизнь, не похожая на жизнь других людей. И такая жизнь казалась недоступной нам, потому что мы этим не занимались профессионально, мы просто сами любили петь, сами что-то придумывали.

— Как у вас зародилась идея не просто слушать музыку, а делать ее самим?
Ф. Это была такая голубая мечта, к которой мы стремились всеми силами. Мы всегда знали, что не хотим просто петь чужие песни, как бы здорово мы это ни делали. Мы понимали, что не можем чувствовать себя полноценными музыкантами, если не будем сочинять сами. Вариант был один – писать свою музыку, свои песни.
Т. Тогда сочинение песен нам казалось чем-то очень сложным, мы думали, как мы можем этим заниматься, если нигде не учились, ни на чем не играем и даже ни с одним музыкантом не общались. И вдруг это произошло! Будто Всевышний почувствовал, насколько сильно наше желание , и сделал нам такой подарок. Не удивляйся, ты думаешь, мы можем объяснить, как? Нет (смеется).
Ф. Мы были абсолютно уверены, что все, что мы сочинили, было правильно. Гармонии, формы – мы про это вообще не думали, то есть, думали, но не знали, что это так называется. А так как слух у нас идеальный, как оказалось, то мы интуитивно чувствовали, что все делаем правильно. Дело в том, что для того чтобы написать музыку, музыкальное образование в принципе не нужно. Оно нужно, чтобы ты мог сам записать свою песню на ноты. Но это может сделать и другой человек за тебя. Даже если ты не знаешь нот, можно напеть кому-то, кто их знает, и он их запишет. На самом деле, да, любое творчество просто к тебе приходит, и все. Когда к тебе приходит идея, она приходит из ниоткуда. Я думаю, это какая-то связь со Всевышним, а ты посредник.
Т. Потом мы уже решили, что сочинять и петь как-то недостаточно, захотелось играть на инструменте, и тогда папа купил мне гитару, и я начала сама заниматься по самоучителю, училась играть. Где-то на десятой странице самоучителя, когда я уже разобрала ноты, аккорды, как строится произведение, решила, что пора уже подбирать аккорды к своим песням, а не разбирать романсы из самоучителя, иначе это надолго затянется (смеется).
Помню нашу первую песню, для которой я подобрала аккорды, это была Autumn’s come. Я сыграла первый аккорд, и думаю, какой же подходит следующий, напеваю свою мелодию и подбираю, и вот оно нашлось – я помню я совершенно обалдела от этого, очень хорошо помню этот волшебный момент. В в 2006 вышел первый альбом.

Ф. Сначала мы записали одну песню Autumn’s come, она всем понравилась, ее крутили по радио. Это было в Нальчике, мы поехали туда, чтобы эту песню записать, и после записи нас сразу поставили на радио и позвали на какое-то музыкальное мероприятие. А для нас это было так странно, мы хоть и сочиняли песни, но никогда не выступали, и тут нас сразу зовут на какое-то крупное мероприятие в большой зал на 2 тысячи человек.
Т. Помню, я тогда сказала: «Как это, в зале? Нам тогда нужны костюмы?» (смеются). Я тогда еще училась в университете на математика, параллельно сочиняла музыку, записывалась на студии, все это было очень интересно, но вот участие в концерте… Мне это было очень смешно, не знаю даже почему.
Есть один темнокожий блюзовый музыкант Robert Burnsid, он пел и играл на гитаре, но стал он популярным уже будучи пожилым. В сети есть видео его выступлений и на плантациях, и в студии. Он поет, уходит в песню, серьезный, потом случайно посмотрит на оператора и смущается, и ему становится смешно, видимо, что все тут вот его снимают, не знаю. У меня было что-то похожее, когда нас пригласили тогда на концерт. Но на сцене мы чувствовали себя очень комфортно.
Нам было 20-22 года, когда мы начали сочинять свою музыку, тексты, и собственно поэтому и переехали в Москву в 2008 году, чтобы продолжить заниматься нашим творчеством, так как в Ингушетии дела с этим обстояли сложно.

— Вы не чувствовали себя белыми воронами, когда жили в Ингушетии? Как вы находили друзей, если ваши вкусы в корне отличались от увлечений ваших сверстников?
Ф. Мне нравилось быть не такой как все
Т. Да мы и были белыми воронами, но у нас был свой мир, в котором мы забывали обо всем.
Ф. Это делало нашу жизнь интересной насыщенной и яркой, но если бы у нас в то время еще бы были единомышленники, это было бы вообще волшебно.
— Как родные разрешили вам не просто заниматься музыкой, но еще и выступать в разных странах? Обычное в кавказских регионах отношение к музыкальной деятельности девушек очень настороженное, и многим даже не разрешают дома петь, не то, что на сцене.
Т. Получается, что нам и не разрешали (смеется). У нас никто не занимался музыкой, папа – академик, доктор физико-математических наук, профессор, увлеченный наукой человек Мы получили высшее образование уже в Ингушетии, куда переехали из Чечни в 1999 году. Сейчас мы работаем по специальности в иностранных компаниях и параллельно сочиняем музыку, работаем над проектами.
Поначалу родители не думали, что музыка это серьезно, но потом, слушая нашу музыку, они поняли, что это не просто хобби, что наша страсть, наше призвание, и они поддержали нас.
Ф. Конечно, для каких-то людей, для которых слово «музыка» это уже харам, это возможно неприемлемо.

— Насчет тех самых «людей». Сталкивались с негативным отношением к вам самим и вашему творчеству от ингушей, чеченцев? Получали ли какие-нибудь негативные комментарии по типу «Харам, позор», и так далее?
Т. В самом начале были какие-то комментарии, писали: «Как девушка может заниматься музыкой», «Как можно на гитаре играть девушке», «Как вам не стыдно». Помню, кто-то писал: «Она вот вообще математик, как можно девушке математикой заниматься», короче, чем дальше в лес, тем больше дров. Параллельно с этим было много комментариев от соотечественников, в основном нашей интеллигенции, которые восхищались нашим творчеством, писали, какие мы молодцы. Но у нас никогда такого не было, чтобы из-за каких-то комментариев мы думали о том, чтобы прекратить нашу деятельность.
Ф. Потому что ты не можешь оставить то, что ты любишь. Конечно мы нестандартные люди, но нам никогда и не хотелось быть обычным. Это было бы слишком скучно.
Зайна Мусаева