Уже почти три года я веду блог о домашнем насилии в Северной Осетии. Три года у меня не было шанса пропускать новости (местные и федеральные) об убийствах, самоубийствах, избиениях, изнасилованиях и других экстремальных проявлениях человеческого насилия. Бывает, что до меня сведения доходят быстрее, чем до официальных СМИ.
В первые месяцы ведения блога у меня еще были силы удивляться, ужасаться, плакать, негодовать – испытывать спектр эмоций нормального человека, для которого семейное насилие это нечто из ряда вон выходящее. Сейчас мне этот спектр чувств недоступен. Узнав об очередном убийстве женщины в Осетии, я не испытала шока. Бессилие – вот что я чувствую теперь.
Удивилась ли я, узнав, что убийца Эммы – военнослужащий? Нет.
Удивилась ли я, что о нем отзывались хорошо и никто не ожидал такого исхода? Нет.
Я прочла десятки писем от женщин, в том числе жен силовиков, которые признавались, что им неоткуда ждать помощи, потому что муж работает в органах, не пьет, у всех на хорошем счету, душа компании. И никто не поверит, что дома он ломает ребра жене, а детей предусмотрительно избивает, чтоб не было увечий и заставляет по ночам часами стоять на коленях в углу вместо сна.
Случаи убийств женщин бывшими мужьями и другими членами семьи становятся какой-то естественной частью криминальной хроники Осетии. После смерти Регины Гагиевой – а это был самый резонансный случай – случилось еще несколько похожих трагедий. И каждый раз журналисты просят мои комментарии и задают один и тот же вопрос: какова реакция общества, изменилось ли что-нибудь?
Разговоры о неприкасаемости женщин – миф, в который я сама верила до последнего
Наверное, они хотят услышать, мол, да, конечно, изменилось, ведь мы стараемся говорить об этой проблеме, стараемся делать ее видимой, стараемся бороться с виктимблеймингом, говорить о профилактике насилия. Конечно, все это важно. Но это не те рычаги, которые могли бы сдвинуть с места плиты, которые весят десятки тонн.
Что за плиты? Начнем с неочевидного. Экономическая отсталость региона. Осетия – бедный депрессивный дотационный регион. Нам очень повезло, что мы относительно непьющие в сравнении с многими другими регионами России. Это не значит, что у нас нет домашнего насилия – ведь оно распространено не только в маргинальных кругах, не только среди алкоголиков и наркоманов, как многим кажется. Это значит лишь, что у этого пациента немного выше шансы на выздоровление, но болеет он так же, как и все остальные.
Другая плита – культурно-духовная потерянность при сохраняющейся иллюзии, что мы на Кавказе самые – воспитанные и вообще молодцы. Разговоры о неприкасаемости женщин – миф, в который я сама верила до последнего. Мы живем в культурном хаосе, без национальной идеи, без единого национального самосознания. У нас героем считают серийного убийцу Джако, его представляют этаким осетинским Робин Гудом, при этом никто не знает имени Махамата Томаева, настоящего национального героя, о котором слагали героические песни.
У нас люди боготворят Иосифа Сталина, не зная при этом никого из десятков родных писателей и ученых, которые были расстреляны в 30-х годах.
К чему я это все? К тому, что те традиционные механизмы, которые защищали женщин раньше, давно утрачены вместе с большей частью нашей культуры. Нет той прежней жизни, ее, надо признаться себе, окончательно не стало еще при наших мамах. Женщин и бьют, и убивают, и обкрадывают, и унижают. И никто не становится горой на их защиту. Видели мы уже, как обходились с Зифой Цкаевой, Оксаной Сотиевой и матерями Беслана.
Третья плита – проблема личных связей в маленьком регионе. «Он сказал, что у него в ФСБ брат» – это классика жанра приходящих нам писем. И я не знаю, что с этим делать, потому что такие угрозы частенько НЕ бывают пустопорожними. Насильники действительно используют личные связи в правоохранительных органах (если сами в них не служат), чтобы запугать жертву и уйти от ответственности. А коррумпированность органов власти и силовых органов в Северной Осетии примерно на том же уровне, что и везде в России.
Еще есть один очень серьезный фактор, который добивает последние надежды на светлое будущее: идет «спецоперация
Наконец, невменяемое законодательство. Проблема номер один в теме домашнего насилия, все всегда приходит именно в эту точку. У нас нет охранных ордеров. У нас нет никакой профилактики насилия.
У нас нет государственных кризисных центров для терпящих насилие женщин и детей, не хватает специалистов, умеющих с ними работать. Ничего нет, кроме частных инициатив, кроме правозащитников, часть из которых посадили, еще часть уехали из страны, а оставшиеся два с половиной «калеки» попросту не могут помочь всем, кому нужна помощь.
Это самые тяжелые плиты, но есть и другие. И еще есть один очень серьезный фактор, который добивает последние надежды на светлое будущее: идет «спецоперация», страна проваливается в кризис, каких не было 30 лет. Это значит, что мы станем (уже стали!) еще беднее, еще отчаяннее, домой будут возвращаться наши изменившиеся близкие и знакомые, которые длительное время жили по законам военного времени.
Я не говорю, что все они – потенциальные насильники. Но в нашей истории уже были такие явления, как афганский синдром, чеченский синдром… Что далеко ходить: мы помним расцвет бандитизма в Южной Осетии после первой войны 1991 года. Многие говорят, что после войны народа погибло едва ли не больше, чем во время самой войны. Потому что они просто не знали, как им жить. Они не умели ничего другого, кроме как держать в руках оружие. А кругом была только нищета и безнадежность 90-х годов…
И вот этот сеттинг сейчас имеет все шансы повториться. А если спросить меня – маргинализация общества уже началась. Мы все изменились. Мы все стали терпимее, безразличнее к насилию. И это – начало ада.
Агунда Бекоева, основательница движения против домашнего насилия «ХОТÆ/Сестры»
DAPTAR 