«Как всякий думающий человек, я стараюсь избегать навешивания ярлыков. В том числе и на себя саму. Кто знает, что будет через год? Но я знаю, кто я сейчас».

Это чуть ли не первый случай, когда редакция больше заботится о безопасности своей героини, чем она сама. Эле, будем называть ее так, 18 лет. Живет она в одной из северокавказских республик, где очень сильны позиции «традиционалистов». И при этом не пугается, не шифруется, не прячется. Пугаемся, шифруем и прячем Элю мы. Потому что она отважная. Яркая. Очень ясная какая-то. И мы хотим ее уберечь, хотя бы изменив ее имя.

Корреспондент Даптара встретился с Элей, чтоб узнать, как можно пострадать из-за веганства, легко ли быть фем-активисткой на Северном Кавказе и почему проколотый нос волнует твою родню сильнее, чем твои болезни, безденежье и нежелание жить.

Истоки

– Зовите меня Эл. Просто Эл. Страшно ли мне? Конечно, страшно. Но ещё страшнее прожить не свою жизнь, притворяться.

Если я не выкладываю тут свои фото и не называю фамилию, то это из-за матери. Боится за меня. Хотя, мне кажется, куда больше на неё давит страх общественного осуждения: «Посмотрите, люди, какую дочь вырастила эта женщина!». Фразу «Не позорь фамилию своего отца!» я слышу от неё постоянно. Однажды я не выдержала и ответила: «Если фамилия моего отца так страдает от меня, может быть, мне лучше её сменить?».

Мой отец чеченец, а мама – русская, родственники отца смотрели на неё так: ну, чего же ещё было ожидать от этой русской! Тем не менее, у нас была стопроцентно патриархальная семья, и я росла как образцовая кавказская девочка.

Всё изменилось, когда умер отец. Это не было неожиданностью, но мы надеялись на лучшее. Я молилась и просила исцеления для папы день и ночь. Чуда не произошло. И тогда я потеряла веру. «Это не работает. Всё неправда».

В моей голове  как рой ос жужжали вопросы. К 11-12 годам я пришла к идеям феминизма. В силу возраста, конечно, я ещё искала, так называемый, «правильный феминизм», но к 14-15 годам начала складываться та система взглядов, которая есть и сейчас.

Феминизм

У меня расстройство пищевого поведения. Меня травили в школе за лишний вес, а маме с бабушкой казалось очень милым называть меня «кабанчиком». Я всюду видела фото худых отфотошопленных моделей, «тюнингованных по всем стандартам патриархального взгляда на красоту», и мне уже не хотелось ни есть, ни вообще жить такой, какой была я. С 12 лет начались попытки похудения. С этими проблемами я и попала в клинику. Впрочем, болезнью и причиной всех моих бед там считали мое веганство. И меня принудительно перевели на вегетарианство, «иначе оставим ещё на три недели здесь». А мне очень не хотелось там задерживаться. Ведь даже моей докторке мои депрессия и анорексия особой проблемой не казались, а вот когда как-то зашёл разговор об ЛГБТ – она так встрепенулась: «Это серьёзная болезнь!».

Феминизм помог мне принять себя такой, какая я есть, и, тем самым, выйти в ремиссию.

В фем-пабликах я увидела другое: таких как я принимали. Более того: там не только принимают тебя, но и настаивают – ты прекрасна такая, какая есть, и нужно любить себя такой. Любой. Разной. Я не скажу, что полностью здорова теперь, но по крайней мере я уже не впускаю в свою голову «стандарты красоты», подсчёт калорий, цифры на весах…

Сейчас я понимаю, что красота – это максимально субъективное понятие, и потому по отношению к другим я использую бодинейтральность. Ну, а к себе – бодипозитив, потому что я люблю и уважаю себя.

Себя я считаю скорее радикальной феминисткой.

Но спокойно отношусь к бьюти-практикам: если женщине хочется, если для неё это один из источников ресурсного состояния, то почему бы нет? Я не считаю, что мейкап делается для привлечения мужчин. Мне кажется, моим мейкапом мужчин можно скорее отпугнуть. Мне нравятся мои чёрные губы, мой проколотый нос и дикие стрелки на глазах. При чём тут мужчины? Но мне продолжают доказывать, что это тоже бьюти-практика, а значит я «подстилка патриархата». Это печально. Почему даже «среди своих феминисток» всё равно женщина виновата опять?

Вместо того, чтобы угнетаемые группы людей объединились в общем деле борьбы с патриархатом, они воюют между собой…

«У детей в России есть две проблемы…»

Вообще, есть стереотип, что все феминистки – это тётеньки, разочарованные в личной жизни, обиженные мужчинами, и теперь единственная их цель – всем мужчинам отомстить. Это не так. У меня прекрасные отношения с мужчинами, пусть я и предпочитаю женщин. Но я понимаю, что детям нужно больше информации по теме полового воспитания. Ведь большинство мужчин как привилегированный класс плохо чувствуют чужие границы.

У меня весть младшая сестра, она пытается разобраться в феминизме. Её к феминизму привело звучащее из-за каждого угла «ты же девочка, ты должна». И ещё её отец. Его отношение к семье, к тому факту, что у него дочь и его заморочки на тему «надо бдить, чтобы не опозорила». Прямо как в той грустной поговорке – у детей в России две проблемы: есть отец и нет отца. У нее первый вариант. Он хоть и не кавказец, но всё же впитал эти установки.

Я бы хотела больше рассказывать о феминизме, о своём опыте, о жизни ЛГБТ-людей, в том числе на Кавказе. Но пока это сложно, и я делаю не так и много… Но делаю хоть что-то: отправляю донаты, делаю репосты. Еще подростком я рвалась участвовать в политической жизни,  рисовала такие красивые листовочки: про политзаключенных, лозунги «Россия будет свободной», «Моя Россия сидит в тюрьме». Но приходилось прислушиваться к просьбам матери «не афишировать», не принимать участие в каких-то политических акциях. Она не пускала меня на митинги, не разрешала клеить листовки, потому что боялась, что её лишат родительских прав и опять же, скажут, что она плохая мать.

Позор – главное слово на Кавказе

Отец хорошо зарабатывал, был большим человеком, а мама не работала, считала, что предназначение женщины – семья, очаг и всё в таком духе. Когда отца не стало, ей пришлось соображать, как с тремя детьми прожить на пенсию 7000 рублей. Тогда она немного пересмотрела свои взгляды на жизнь. Впрочем, до сих пор считает, что «женское предназначение – это замужество, дети». Мама очень тревожный человек, ей трудно впустить что-то новое в свою жизнь. Когда я заговариваю о гендерных ролях, навязанных обществом, о необходимости отказаться от них, она приходит в ужас.

Маму пугает и когда я открыто заговариваю о своих психологических проблемах, ей становится страшно и стыдно, она ругается: «Зачем афишируешь болячки свои? Теперь все скажут, что у дочери этой женщины проблемы с башкой! Значит, это плохая мать!»

Вообще, тема позора – это, наверное, главное, что беспокоит людей на Кавказе. Когда я проколола нос, тут же объявилась родня по линии отца, и, естественно, началось: «Ты позоришь честь отца и всей нашей нации. Дочь этой русской, мы так и знали». И всё в таком духе. Я так злилась! Эти люди не появлялись в моей жизни с момента смерти папы, не помогали, когда мы остались буквально в нищете. Мне они теперь не нужны со своими нотациями. Нас в своё время предпочли вычеркнуть вместе «с этой русской женщиной»? Что ж, я отвечаю тем же, всё справедливо.

«Как можно о таком думать!»

Когда-то я мечтала о большой дружной семье. Муж, дети, всё как у всех. Сейчас мне смешно и страшно от мысли, что это могло бы стать моей жизнью. Хотя мне всё равно, наверное, хочется близких отношений в семье. Поэтому я задумывалась о том, чтобы самой рассказать маме о своем отношении к теме ЛГБТ. Ведь если мне захочется привести партнерку в дом, надо, чтобы мама знала, кто это. Не скажу же я: «Это N, и она будет жить с нами. А, кстати, это моя девушка, если что». Мне хотелось бы как-то по-человечески, чтобы близкие люди были знакомы друг с другом, поддерживали друг друга.

Но один эпизод меня заставил усомниться в том, что это хорошая затея. Мама как-то раз заподозрила, что я встречаюсь с одним мальчиком, и я её попыталась успокоить: «Не волнуйся, он гей, мы просто дружим». И тут она начала: «Какой ужас, как жалко его маму, какой позор, ты можешь себе представить, чтобы ты подружку привела и заявила бы мне, что она твоя девушка?» Я нервно похихикала, но ничего не сказала. Так что пока я помалкиваю.

Я сейчас встречаюсь с парнем. И как-то мама узнала, что мы целуемся и началось: «Не смей! Всё это – только после свадьбы! А то вот так оно и начинается, а потом ‘мама, у меня шестая неделя’». Я разозлилась, напомнила, что я вроде не самый глупый человек, и про контрацепцию знаю хорошо. Она, конечно, была в ужасе: «Да как ты можешь такие вещи матери говорить, как вообще можно о таком думать!» Ну, в общем, как-то так.

Будет ли что-то серьёзное с парнем, или возьмёт верх мой интерес к девушкам – не знаю. Хотя парню своему сказала, что скорее всего я не буду рожать детей. Он пожал плечами: «Ну, ок, не проблема». Мне с ним комфортно, он сумел сохранить себя свободным от всех этих патриархальных «ценностей». Его не пугают ни мои небритые ноги, ни вес, который я, возможно, наберу, ничего такого. Мне, разве что, непривычен «позитивный сексизм» типа открывания передо мной дверей, готовность взять у меня из рук тяжёлое и всякое такое. Но, думаю, это не так страшно.

Прекрасная Россия будущего

У меня, в общем-то, обычная жизнь. Я замечаю, что моё поколение – они в целом более свободные, более открыто говорят о своих предпочтениях, выражают себя. Табуированность многих тем сходит на нет.

Ну, и я ведь не только активизмом живу. Я увлекаюсь музыкой, литературой. Подумываю стать психологом, очень интересна криминалистка. А может быть, буду редакторкой в каком-нибудь издании, это тоже интересно.

Совсем отойти от активизма, конечно, сложно. Например, время от времени приходится сталкиваться с «праведниками», которым не нравится, что я играю на улицах, пытаются меня призвать к «правильному поведению». Приходится им напоминать, что юридически я ничего не нарушаю, а если им просто не нравится моё пение, так мне тоже не нравится, когда мою музыку прерывают и начинают свои проповеди.

Или, там, сидишь себе во «вКонтакте» в своей музыкальной тусовочке, и вдруг в ответ на твою реплику об отношении к ЛГБТ вылезает какой-нибудь тип (которого, к слову, ты знала лично) и начинает угрожать, что за такие речи он со мной что-то сделает. Но меня поддерживают мои друзья, сразу успокоили эту персону. А больше, как ни странно, мне за мою открытость и не прилетало ни от кого. Может быть, потому что я тщательно фильтрую, с кем затевать общение, а моя открытость – это не манифест, это просто визитка.

О чём я мечтаю? Наверное, жить в прекрасной свободной России будущего. Которое, я понимаю, на моём веку вряд ли случится.

Записала Асият Нурланова