«Даптар» публикует отрывки, не вошедшие в проект «Был такой город». Это истории о любви, о семье, о верности, о горе.
* * *
Родители мои были не просто разных национальностей, но и разной веры – азербайджанец и армянка. Наверное, им очень сложно жилось с папиной родней, и не год и не два, и немалое сопротивление с обеих сторон пришлось преодолеть. Разрешение жениться им дали, потому что прабабушка и бабушка согласились, чтобы их не венчали, а зарегистрировали по мусульманским правилам. При этом ислам никто не принимал. Как назло, у них детей много лет не было, а в мусульманской семье это считается чуть ли не позором. А тут еще и невестка чужая. Бабушка, папина мама, очень хотела детей для сына и даже сказала: «Пусть ребенок хотя бы родится и тут же умрет. Только чтобы знать, что у моего сына были дети». Так и получилось – в 39-м у них родилась девочка. И умерла девятимесячной. А потом уже подряд родились я и брат с сестрой.
* * *
Послевоенные годы были, конечно, очень тяжелые. Когда я в 48-м году в школу пошла, у меня зимней обуви не было. Так бабушка заворачивала меня в свою большую теплую шаль и на спине приносила меня в школу. И так же забирала и уносила домой. Мы занимались в здании музыкального училища, а в помещении 3-й школы временно размещался госпиталь. У входа в школу нас встречала завуч Евдокия Дмитриевна, такая женщина, знаете, как были раньше до революции классные дамы – строгая, неприступная, и проверяла наш внешний вид. Помню, один раз вернула меня обратно за цветную ленту в волосах. В тот день то ли темная лента не успела высохнуть, то ли я не успела ее погладить, не помню. Она меня не впустила, сказала: «Возвращайся, приведи себя в порядок». Пришлось подчиниться.
***
Мать у меня 1934 года рождения, и на тот период, когда она уже понимала свою жизнь, началась война. Отца ее, деда моего, в честь которого меня назвали, забрали на фронт, и они – бабка моя и две девочки – остались одни. Мать рассказывала тот момент, когда «пришел немец»: «Я взяла сестру на руки, он выгнал нас из хаты на улицу. Все, что в доме было, он переворачивал, сгреб в кучу и поджег. И это было у меня на глазах. Я все помню, как это все горело». Потом они все собрались и стали уезжать из этих военных мест. Каким-то образом они направились в нашу сторону, сюда, в республику. Они долго ехали в поезде, вторая девочка маленькая была и ослабла совсем. И вот на одной из станций (какой город, точно не известно – может быть, Гудермес) моя бабка отдала дочку прямо с поезда чужим людям, посторонним. Она, видимо, понимала, что не сможет двоих прокормить. И с тех пор мама не знает о судьбе своей сестры ничего вообще. У каких она людей, где она? И постоянно об этом плачет.
***
Подробностей я, к сожалению, не знаю. А, может, к счастью. Картину событий приходится складывать из скудных воспоминаний, переданных от отца к сыну.
Родня моего отца бежала из Османской империи. Подхватив детей и бросив все нажитое добро, люди группами уходили в горы. И там прятались от расправы. Потихоньку пробирались по направлению к границе, надеясь покинуть страну, которая превратилась для армян в ловушку. Выбраться шансы были минимальные. Да чего там… шансов не было практически никаких. Но люди не теряли надежды и продолжали идти узкими тропами. Шли в основном ночами, когда по лесам не шныряли в поисках армян банды османских солдат и курдских наемников. Убить! Растерзать! Покалечить! Унизить! Только за то, что армяне. Не жалели никого. Ни стариков, ни младенцев. Очень многие армяне так и остались в тех густых лесах, нарвавшись на своих мучителей. В общем, люди сильно рисковали, поэтому старики решили, что малышей брать с собой слишком опасно. Голодные и уставшие дети могли выдать своим плачем много людей.
«Вы молодые. Вы родите еще. Сейчас нам нужно спасти себя. Иначе нас просто сотрут с лица земли», – сухо говорили старики. Не знаю, что уж они еще говорили. Как уговаривали? Как вырывали детей из цепких материнских рук? Но детей действительно оставляли и продолжали свой путь уже без малышни.
Что чувствовали те матери, которые бросали своих маленьких беззащитных крошек в темном и страшном лесу на съедение диким зверям, не знаю. И знать даже не хочу.
Я просто помню, потому что это моя история. История моей семьи
Деда тоже бросили. Маленького Вартана оставили под какими-то кустами, прикрыв листьями. Пошли дальше. Что произошло такого особенного, и почему его тетка за ребенком вернулась – я не знаю. Но женщина разжевала кусок хлеба, сунула ребенку в рот, спрятала его под одежду и пошла дальше, чуть отставая от своих. То ли малыш чувствовал всю серьезность ситуации, то ли заснул, смакуя хлебный мякиш, но ребенок даже не пискнул.
На границе родня стояла долго. Прятались и искали хоть кого-нибудь, кто сжалится. Кто-то сжалился. Не бесплатно, конечно. Но за ценой люди не стояли. Отдавали все, что было ценного, лишь бы сбежать. Прошло сто лет. Я даже не знаю, как звали ту самую тетку, которая спасла деда. Но я помню, что есть. И дочке своей расскажу. И другим своим детям. Не для того, чтоб ненавидели, а чтобы помнили.
Мне вчера календарик дали с лиловой незабудкой. Там написано «Помним и требуем». Честно говоря, я ничего не требую. Я просто помню, потому что это моя история. История моей семьи.
Светлана Анохина, автор проекта «Был такой город»,
главред «Даптара»:
– Когда в тысяча двадцать первый раз приходится рассказывать, как начался проект «Был такой Город», из чего он вырос, я уже не страдаю, экая, мэкая и мучительно подбирая слова, а выдаю однажды найденную формулу, которая оказалась максимально честной, краткой и ясной. «Из жадности, — произношу я, — из лютой журналисткой жадности». И это совершенная правда.
Именно эта жадность заставила в свое время нас с Полиной Санаевой искать, куда бы пристроить куски разных интервью, не вошедшие в утвержденный и опубликованный текст. Их объединяла тема – наш город.
Тогда и был придуман «Город», куда все это идеально легло. Точнее, поначалу казалось, что идеально. Безотходного производства не вышло, не с нашим счастьем. Через 8 лет обнаружилось, что и «Был такой Город» всего не вмещает. Что из каждого интервью тоже приходится вырезать куски. Это истории, не имеющие отношения к тому городу, о котором мы пишем, а часто и к самому рассказчику не имеющие прямого отношения. Но все они прекрасны. Короткие, практически не обработанные (расшифровывая диктофонные записи, мы старались сохранить авторскую интонацию, даже без крайней необходимости не меняли слова местами), иногда косноязычные и обрывистые – они о времени, о стране, о судьбе.
DAPTAR 