«Даптар» публикует отрывки, не вошедшие в проект «Был такой город». Это истории о любви, о семье, о верности, о горе.
* * *
Мне вспомнилась моя аварская прабабка. Как рассказывают старшие, с мальчиками дралась, по крышам бегала, курила трубку и ругалась матом. Моя тетя, папина старшая сестра, носит имя этой бабушки.
Замуж за прадеда она вышла так – прабабушка, тогда еще молодая коза, бегала по стройке и наступила на гвоздь. Недалеко сидели ребята, среди них – прадед, который уже был влюблен в нее, но она воротила от него нос, так как он на несколько лет был младше. И вот она на одной ноге доскакала до ребят и в слезах умоляла вытащить гвоздь.
Прадед сказал, что убьет каждого, кто до нее дотронется, а ей сказал, что вытащит гвоздь, если она при всех сейчас согласится стать его женой. Той, кажется, уже пофиг все было, и она согласилась.
Когда я услышала эту историю впервые, искренне удивилась: «И она, не желая выходить за него замуж, все равно сдержала обещание?» Тетя ответила, что «наверное, тогда данное слово много значило для людей».
* * *
Бабушка моя была образцом для подражания. Мужчин почти всех выбило, выкосило – остались женщины. Бабушка рассказывала много, как она жила, как их выселяли. Я думал, что если мне тоже придется такое пережить, я буду брать пример с бабушки, я тоже буду такой же выносливый, стойкий.
У нее муж (мой дед) считался кулаком, так им сожгли дом и имущество, она с тремя детьми осталась на улице. Когда брат ее свекрухи забрал к себе, их дом тоже сожгли. Там был сельский Совет, и в нем закрыли 5 или 6 женщин, кушать не давали и грозили расстрелять. А бабушка сказала: «Расстреляйте, мне в один день умереть лучше, чем каждый день смотреть на голодных детей; давать им нечего, крыши над головой нет, дом мой сожгли, лучше мне умереть».
Это было зимой, и ее сестра через решетки кидала им снежные шарики вместо воды. Не расстреляли, выселили их в Казахстан, и там она похоронила двух своих сыновей. Единственный ребенок остался – мама моя.
* * *
Я когда маленьким был совсем, у нас в селе жила бабушка. Мы ее бабенькой называли. Она была одинокой. Эта бабенька раньше, еще до Октябрьской революции, была барыней. У ее семьи было производство – спиртзавод был и еще фабрика кондитерская. Ты вот ей конфетку даешь, так она рецепт любой конфеты знала.
У ней муж и сын где-то потерялись: то ли за границу убежали с белыми, то ли погибли – в общем, она не знала, где они. А из их дома ее выселили, и она в нашу деревню прибилась. Жила у чужих людей в чуланчике таком. Что ела, даже не знаю.
На селе без своего огорода тяжелехонько жить. Ну так вот у них, у православных, в среду и в пятницу не едят ни молочное, ни мясное, а мне как-то принесли конфеты «Золотой ключик». И я понес, думаю, бабеньке дам – ничего же про православие не знаю.
Прихожу, даю ей конфету, а она говорит: «Нет, не возьму. Сегодня среда, грех эти конфеты кушать». – «Почему?» – «А в них молоко». А я говорю: «Ну ладно, пусть лежат, завтра съешь. В четверг можно». Вот такая вот она была. Не знаю, бывают ли сейчас такие люди.
* * *
Родители работали на мясокомбинате, отец – завскладом, мать – жиловщицей (работницы, вручную отделяющие мясо от костей и жил. – Ред.). Но в 60-м отца осудили за нарушение правил перевозки людей, и жить нам стало тяжелее: пять детей, дом – все было на маме. Тогда она стала приносить с работы мясо и колбасы. Такое время было – продукты никто не учитывал.
И я ходил это мясо продавал по дворам в районе сокового завода. Мама давала мне килограммов 15 и говорила: «Продашь по рубль пятьдесят». А я, ничего ей не сказав, стал продавать мясо по рубль шестьдесят. По 10 копеек собирал-собирал и купил себе велосипед «Орленок». Прихожу домой, а мама спрашивает, на какие деньги? Мы ее очень сильно любили и боялись. Я выпросил с нее обещание, что бить не станет и признался, что продавал мясо дороже. Она меня обняла и заплакала. «Как, – говорит, – ты, ребенок, мог додуматься до этого». А тут пришел старший брат, увидел, что мама плачет, разбираться не стал и как ударит меня! Хорошо, мама заступилась.
Теперь я развозил мясо на велосипеде. Прикреплял к багажнику сумку – были такие кожанки с замками – и ездил продавать. Но цену уже не снизил. Себе деньги оставлял, старшему брату давал. Так продолжалось до 65-го, а потом папа вернулся. И мама сразу перестала работать.
Светлана Анохина, автор проекта «Был такой город»,
главред «Даптара»:
– Когда в тысяча двадцать первый раз приходится рассказывать, как начался проект «Был такой Город», из чего он вырос, я уже не страдаю, экая, мэкая и мучительно подбирая слова, а выдаю однажды найденную формулу, которая оказалась максимально честной, краткой и ясной. «Из жадности, — произношу я, — из лютой журналисткой жадности». И это совершенная правда.
Именно эта жадность заставила в свое время нас с Полиной Санаевой искать, куда бы пристроить куски разных интервью, не вошедшие в утвержденный и опубликованный текст. Их объединяла тема – наш город. Их объединяла тональность – нежность и светлая грусть. Их объединяло даже время – то, которого не застали ни я, ни Полинка. А еще их объединяло то, что они должны были сгинуть, пропасть, затеряться в журналистских наших архивах, хотя были абсолютно прекрасны. Но в серьезном интервью с политиком или спортсменом были совсем неуместны воспоминания о голоногом детстве, о злющей соседке, которая вечно орала на пацанов, играющих в альчики под ее окном, о драках район на район и о самой красивой девочке двора Юльке, с бантами в тощих косичках.
Тогда и был придуман «Город», куда все это идеально легло. Точнее, поначалу казалось, что идеально. Безотходного производства не вышло, не с нашим счастьем. Через 8 лет обнаружилось, что и «Был такой Город» всего не вмещает. Что из каждого интервью тоже приходится вырезать куски. Это истории, не имеющие отношения к тому городу, о котором мы пишем, а часто и к самому рассказчику не имеющие прямого отношения. Но все они прекрасны. Короткие, практически не обработанные (расшифровывая диктофонные записи, мы старались сохранить авторскую интонацию, даже без крайней необходимости не меняли слова местами), иногда косноязычные и обрывистые – они о времени, о стране, о судьбе.
Что из всего это выйдет, еще непонятно. Может быть, и новая книга. Но пока мы публикуем эти отрывки как есть. Не адаптируя, не поясняя, не называя рассказчика, в общем, не делая всех тех, якобы, обязательных для журналистики телодвижений, что должны помочь читателю разобраться, а на самом деле говорят лишь о высокомерном к нему отношении и преступно упрощают волшебную и сложную вязь жизни.
DAPTAR 