Что такое быть художником и в то же время женщиной на Кавказе? Как быть со всеми традиционными требованиями к женщине стать «хранительницей очага», «достойной матерью» и «послушной женой»? Приходится ли чем-то жертвовать или можно успешно реализоваться на обоих фронтах? «Даптар» побеседовал с художницами из Кабардино-Балкарии, чтоб узнать существует ли пресловутое «женское счастье» и как это видит человек искусства.
Евгения Эркенова
Все художницы – плохие жёны. Мужчины, никогда не женитесь на художницах! В них можно только влюбляться. А если серьёзно, то, конечно, тяжело совмещать столько ролей: женщина, мама, художник, педагог и т.д. Часто приходится жертвовать некоторыми вещами. Обычно я жертвую всякими «хозяйственными» делами – готовка, уборка. И часто испытываю чувство вины по этому поводу. Но мне очень повезло в том, что мой супруг той же самой профессии, что и я. Так что, если, придя домой, вместо ужина он увидит меня, сидящую за мольбертом, – это нормальное явление! Поймёт, простит, приготовит сам.
Для меня живопись – необходимость, потребность, способ самовыражения, самореализация. Если хотя бы 2 часа в день не удаётся позаниматься живописью – день прожит зря! А от длительного перерыва, можно и в депрессию впасть. Ради кого смогла бы пожертвовать живописью? Смогу ради своих детей, родителей, семьи. Но, наверное, буду очень страдать от этого.
Не люблю писать работы на заказ. И даже не особо люблю делать повторы своих работ (такое тоже бывает на заказ). Хотя деньги люблю. Как их не любить, если их всегда мало?! Но мне милее делать что-то впервые, пробовать что-то новое, экспериментировать, претворять в жизнь новые идеи. Люблю писать то, чего душа просит в данный момент.

Мои работы, по большей части – это именно самовыражение. Какие-то отражают мои эмоции, в момент написания, какие-то – настроение. По большей части, я пишу быстро, взахлёб. Пишу, потому что, не могу не писать. Иногда, мне даже кажется, что я просто беру в руки кисть, а пишет кто-то другой, просто используя мою руку. Но есть и другие работы, работы над которыми я долго думаю, продумываю каждую деталь, как будто решаю сложную задачу.
Мои первые зрители и критики – это папа и супруг. Их мнение очень ценно для меня, тем более, что они сами являются художниками. Я их всегда очень внимательно слушаю, и… делаю по-своему.
Думаю, (могу, конечно, ошибиться), что с лёгкостью можно определить работу, написанную женщиной. Мне кажется, что женская живопись более чувственна, эмоциональна и тонка, в отличии от мужской, несмотря на то, что темы могут быть одни и те же.

Если говорить о глобальном: о счастье, смысле жизни, то… Счастье для меня – это когда есть источники, из которых можно черпать вдохновение, положительные эмоции, сильные впечатления (природа, дети, люди, картины, хорошие фильмы, книги и т.д.). Вдохновение – оно ведь не только для творчества, но и для жизни, для любви.
Очень люблю наши горы! Стараемся с семьёй хотя бы раз в год, хотя бы на 10 дней вырваться в Приэльбрусье. Это счастливое время для нас. Много гуляем, много фотографируем, отдыхаем душой и вдохновляемся этой запредельной красотой!
Мечтаю всё всегда успевать, при этом не уставать и всегда улыбаться своим близким людям!
Рузанна Дацирхоева
Я больше художник, чем женщина, пожалуй. Хотя я мать троих детей, но в слове «женщина» я чувствую какое-то ограничение что ли. Что мужчина, что женщина – это прежде всего человек. А женщина – это просто моя оболочка, которую я хочу поддерживать, конечно, но никогда не была «типичной женщиной», в смысле «кокеткой, сексуальной» и прочее. Я скорее такой «рубаха-парень».
Счастье для меня – это довольно обыденные вещи: любимые рядом, семья, здоровье, жизнь. Да, это и есть счастье. Нужно не позволять рутине и быту заставить забыть об этом, но это тоже часть счастья: обычная жизнь, с её рутиной. Есть ли счастье в деньгах? Деньги – скорее средство для реализации обыденных каких-то потребностей. Мне бы не хотелось взбираться на вершину пирамиды в плане излишеств и роскоши, просто хочется жить спокойно. А деньги счастья не обещают сами по себе.
Чего я боюсь? Старости – нет, не боюсь, безденежья – тоже, я могу и в шалаше пожить, спартанские условия даже какой-то азарт придают, как некий квест. Потерять талант даже не боюсь! А боюсь обычных человеческих вещей: потерь близких и всё в таком духе. С возрастом это сильнее ощущается. С годами ценности и отношения между людьми пересматриваются.

Если говорить о людях, о признанании, то я хотела бы выставиться в крутой галерее, да. Это признание. В нашем мире рынок искусства очень насыщен и очень трудно быть даже просто увиденным. И если тебя увидят – оценка точно будет, это любому представителю искусства важно. Всем хочется быть увиденными. Если же я предположу, что меня не поймут, не оценят, – я предпочту ничего из своего таким людям не показывать, не дарить. Это ужасно: сокровенное открываешь, а это остается непонятым. Но висеть в каждом доме своими репродукциями я не хотела бы тоже, это был бы перебор.
Не дай бог, если бы встал выбор: искусство или… Но только ради семьи и детей я смогла бы отодвинуть искусство. Повременить. Но не бросить. Но пока таких дилемм у меня нет и, надеюсь, не будет. Мне очень повезло: мой супруг поддерживает меня во всём, помогает мне, не было никогда такого, чтобы я вынуждена была выбирать. Муж всегда говорит: «Сначала сделай, то, что ты хочешь. Успокоишься, перестанешь нервничать. Не переживай, ничего никуда не денется, мы всё успеем». Это касается любых вопросов. В прошлом году он отпустил меня, детей взял на себя, а я была на плэнере с художниками в Приэльбрусье.
Личная правда для меня важнее требований рынка. Требования эти существуют и многие говорят, что следовало бы учитывать «тренды». Я такое не люблю. Да и рынок не хочет одинаковости ведь на самом деле. Мой первый и главный зритель – это прежде всего я сама. Порой, когда создаешь картину, возникает этот процесс какой-то магический, как выход в космос. Это то, от чего художник получает великое удовольствие, когда на полотне возникают то образы, то состояния; они меняются, как будто это создание какой-то параллельной жизни там, на полотне. Это очень сокровенно и долго не хочется показывать готовую работу, несколько дней мы живем с картиной без посторонних глаз. Подарить это кому-то – знак большого доверия, это как отдать ребенка. И, конечно, же ждешь положительной оценки. А иногда нет такого зрителя, не всегда оказывается понимающий человек рядом. Но сейчас эти люди – мои близкие. Я научилась попроще относиться к вопросу «ну, как тебе?»

Не знаю, существует ли такая градация: женская или мужская живопись. Но в манере, пожалуй, да, существует. Но всё скорее от авторов зависит. Есть мужчины художники, которые настолько нежно и мягко передают какие-то женские образы, ощущения, платья, цветы, воздух, будто этот человек пребывает в теле женщины. И точно так же бывают художницы, которые пишут так, что по их почерку заметно: писала именно женщина. Скорее, есть живопись ДЛЯ женщин. Это какие-то близкие многим людям мягкие пейзажи, натюрморты, это то, что многие предпочли бы повесить у себя в доме. А концептуальные такие вещи, типа «Крика», мало кто захочет видеть в своем жилище ведь. И «решает» то, что видишь каждый день. Это – спокойные душевные мотивы.
Для меня неприемлемо, если мне не нравится моя работа, а я отдаю её заказчику. Я должна доработать, переделать. Получить в первую очередь личное удовлетворение от своей работы. Есть халтура какая-то, которая мне не нравится, – нет, это недопустимо. И всё же, я не могу вспомнить никакого величайшего провала у меня: ни в работе, ни в личной жизни, если честно. Всё протекает спокойно, нет каких-то критических ситуаций. Разве что нелюбимые работы.
У меня есть привычка: если я решила, что работа никому неинтересна, в том числе и мне самой, то я легко могу это полотно замазать и написать что-то другое, убрать с глаз долой. Таких работ не много, но они мне кажутся немного наивными. Хотя они и милы сердцу и, наверное, надо хранить как фото из детства. А вот знаковые, провидческие… Таких, пожалуй, нет. Хотя сейчас ловлю себя на мысли, что ранее в детстве снились сны о космических полетах, пейзажи, два солнца, карусель в ночном небе – такие, в общем, фантастические картины я видела и тогда я думала: вот бы написать это. Но тогда я не сделала это, а сейчас я хочу восстановить те сюжеты. Потому что полеты во сне только в юности бывают. Может быть, в этом заключается талант? Я благодарю высшие силы, что можно это показать на полотне. Пожалуй, это величайшее счастье.
Я совершенно четко знаю, о чем я мечтаю: когда я буду старенькая и у меня не будет столько суетных дел, проблем, у меня будет прекрасная светлая мастерская, красивый большой удобный мольберт с удобным специальным стулом; я видела такой: он как барный стул: там разные уровни можно выставлять. И как Клод Моне заниматься только живописью, и чтобы меня окружали мои любимые дети, муж.
Имара Аккизова
Я прежде всего женщина. Я никогда не буду ходить как чуня, потому что я, видите ли, пишу картину: в краске, нечесаная, с грязной головой – гений, типа. Если где-то я захочу потусить, выпить кофе – я брошу всё и пойду, красиво посижу. Сумасшедший растрепанный художник – это не обо мне. Я прежде всего человек, а потом уже художник. Горянка даже… Ну, образ мыслей и жизни, образы родителей, бабушек – это же генетически набор, от этого никуда не денешься, иногда даже ханжой кажешься себе. Это и на творчество, конечно, влияет. То, что ты рисуешь – это то, что ты и есть. Ты же свою сущность, свои переживания наматываешь на это полотно, поэтому там не будет никакой порнухи, никакого «хайпа».
А смогу ли я на что-то замахнуться или нет – это касается лишь вопросов каких-то технических. У меня было мало школы, мало времени учиться, я проскочила это время и всё, чем баловались студенты, типа, «а смогу я как фотографию сделать» – это было интересно мне, конечно. Или про текстуры. А «попроказничать» в сюжетах картин – нет, такого не было. Раньше меня мама сдерживала: она же художник и ее авторитет был для меня непререкаем, это как-то обязывало. Хотя сейчас она, конечно, доверяет мне и говорит «делай, что считаешь нужным». А быть ребенком таких серьезных художников – это ко многому обязывало. Многие, конечно, пытались меня уличить в том, что я якобы за руку с родителями-художниками пришла в искусство, и вообще всё – не мои заслуги, но, как видите, время своё рано или поздно покажет. Они узнаваемы по-своему, я узнаваема по-своему, причем с самых ранних пор.

Счастье для меня – это покой моих близких, чтобы они были здоровы, чтобы у них было всё благополучно, как они хотят. Счастье – когда у тебя есть любимый человек рядом. Обычные человеческие, женские вещи. Так что для меня счастье – это не «слава» и т.д. Я не тщеславна, пусть лучше купят тихо мою картину, а я на эти деньги схожу куплю себе что-нибудь прикольное. Деньги – для меня это свобода. Просто свобода, чтобы не задумываться, как жить, куда бежать. То есть, это не панацея, но пусть они будут, так свободнее себя чувствуешь.
Если говорить о страхах, то мы в такое время живем, что уже не знаешь, чего больше бояться: коронавируса, кризиса или чего ещё. Но я больше боюсь потерять покой по поводу своих близких. Хорошо просто жить, просто вставать, пить кофе, смотреть в окно. Разве не в этом счастье? Оно не может быть каким-то сложным. Безденежья, например, я не боюсь, потому что в нашей стране мы уже проходили что угодно, это обычная история. Здоровье – вот это да, это важно. Тогда и творчество никуда не денется, руки-голова есть – что ещё нужно? Найдешь в чем выразить своё. Старости я тоже не боюсь, я себя так по-кайфу чувствую в своём возрасте, я наслаждаюсь своей взрослостью, и если я буду здорова, то и в 80 я буду так же наслаждаться. И не думаю, что Всевышний меня бросит на произвол судьбы и внезапно всё станет ненужным, моё творчество, я сама. Так что в этом смысле я верю в лучшее. Тем более, без ложной скромности скажу, что я уже в этой республике свой след оставила и ещё останусь наверняка. Я вижу глаза людей, которые приходят на мои выставки, меня это потрясает до сих пор, это так вдохновляет!
Вообще, признание для меня – это кайф, когда продаешься. А как же? И когда для этого ничего не надо делать, кроме как работать в свое удовольствие, не надо бегать «впаривать». Мне нравится, когда мои работы покупают, это осязаемо, просто и понятно. И картины я пишу такие, которые нравятся людям: простые, теплые, нежные. Я не хочу «самовыражаться», я просто дарю кусочек своей души, своего понимания красоты. Людям это нравится, они хотят это повесить в своем доме, это же кайф!
Смогла бы я бросить искусство? А почему? Из-за любви? Это уже не любовь тогда. Религиозные правила по поводу изображения лица – вот тут я на перепутье уже, может быть я пересмотрю эти моменты, чтобы с моей религиозностью не возникал конфликт. Это идёт из детства, я не хочу с этим бороться, но и пока перешагнуть не могу потребность изображать человеческие лица. А я помню, что папа мой всегда говорил, что это нельзя, и он смог вывести свое искусство на тот уровень, где он обходился без подобного конфликта, и при этом картины его были мощными. Так что искусство бросить невозможно, но где-то видоизменить – да.

Я уже сказала, что прежде всего я женщина, и поэтому быт, дом, дети в порядке – это важно, конечно, и этим я занимаюсь. Творчество – это часть моей жизни, а не наоборот. Конечно, если предстоит выставка, какие-то ответственные моменты, – тут ждешь помощи, и не хотелось бы такого отношения со стороны мужчины, де, ну, ты же играешься тут, подумаешь: картинки, а тут важные вещи предстоят! Занавески надо перестирать, столы накрыть, заткнуть прочие бытовые дыры, ты же женщина, ты обязана. Нет, вот этого я не приемлю. Особенно когда за эти «игрушки» ты получаешь настоящие деньги и вот они-то уже ценятся, а то, как ты их зарабатываешь – нет. Какие-то двойные стандарты. Так не пойдёт! Впрочем, этого в моей жизни уже и нет.
Личная правда для меня – это профессионально сделанная работа. И даже «требованиям рынка» нужно соответствовать на уровне. Если нужно – хоть Сталина нарисую, что такого. Просто сделаю это хорошо. Заказчик только чтобы был адекватным и с адекватными требованиями, а не «хочу такой же, но красный, хотя нет, переделай на зеленый» – от таких уже хочется бежать. Работать я предпочитаю с удовольствием, в том числе от общения с заказчиком. Тяжело бывает оформлять книги, например: эстетика оформления книги уже давно умерла, надо признать, и когда приходят люди и начинают «хочу тавро, а тут хочу узоры, а здесь золото», и к тому же всё это чтобы ты сделала за пять копеек, и до него ни с какой стороны не достучишься, что это нереально – это просто невыносимо. Но я лояльна: если заказчик добрый человек и с ним комфортно работать, то даже его не самую лучшую книгу я готова проиллюстировать. Я в этом смысле не парюсь на тему «мои иллюстрации в такой-то книге». Мне лишь бы человек был хороший и с ним можно было договориться.
Кто мой первый зритель? Да просто развлекаешь самого себя. Это же не по заказу идёт, оно просто течет само и всё. Не для «кого-то». Получаешь удовольствие от процесса, вот и всё. Есть ли именно женское искусство? Я так не люблю вот эту вот ерунду: «женская живопись» и всё такое. Но она, наверное, всё же имеет место. Вся эта слащавая фигня про «культ беременности, домашнего очага» – где-то она присутствует, конечно. Мне эта тема не близка. С восхищением я смотрю на работы отца: какая там брутальность, масштабность мазков, какое ещё сюсюкание про «прекрасное материнство» и тому подобное?! Мне тоже так хочется, но пока, увы, мощи не хватает на это. Для этого нужен образ мыслей более размашистый. Но это не про мужское и женское, есть куча художников-мужчин, которые тоже любят посюсюкаться в своих картинах. И когда слышу всякое «женская выставка к 8 марта», то хочется прямо подзатыльник дать! Хотя, может, меня тоже можно назвать «женским художником», но я не скажу, что «женское» – потому что прослеживается декоративность, красивость моих работ. Просто я люблю красивое, радующее глаз. Ну, сделаю я какую-то офигенную выставочную работу, а дома её, к примеру, не повесишь. И на что кушать? Так что пришлось мне в свое время пересмотреть что я делаю. Я сознательно выбрала красоту как ориентир. И я не пошла на сделку с собой, это тоже часть меня. А всякое остросоциальное… Господи, включи телевизор и наслаждайся!
Профессиональный провал – такого не припомню. Как-то пронесло. Разве что первые живописные работы сейчас кажутся мне смешными, слишком пафосными. А если просто кому-то не нравится моя работа… Ну и что? Критика критике – рознь. Иногда это тупо зависть, а иногда – по делу, такому человеку ты безмерно благодарна. Ты ведь не бог, ты можешь чего-то не видеть. А скажут – и думаешь: ого! а ведь и правда! Вообще, настоящая критика должна быть из большой любви. Остальное не стоит внимания. Да и в целом если ты сам собой доволен, развиваешься и свою планку выдерживаешь, – это отправная точка. Я предпочитаю писать что-то приятное, красивое, чтобы глаз зрителя отдыхал, душа не болела. Свою цель я вижу в этом: создать приятное настроение зрителю, умножить доброту.
А мечты? Да ни о чем я не мечтаю. Всё есть. Пусть все будут здоровы, чтобы был мир, стабильность, красота – вот и всё.
Саша Бреннер
Вот в последнее время я особенно сильно чувствую себя в первую очередь художником. Женщиной – что-то вообще никак. Такой вот период. А ведь это вроде как неправильно и вообще перекос. Раньше была какая-то гармония в этих пропорциях «женщина-художник», а сейчас получается только художник и рулит. Когда из этой связки уходит женское начало, то остаётся чистый исполнитель, но он там, за кадром. И он становится как будто невидимым, но делает, делает, делает, трудится над картинами, впитывает, перерабатывает и выдает. Картины есть, а художник где? В своём невидимом цеху. Как инструмент становится. Женское же этому художнику не даст сидеть тихо в мастерской и быть невидимым. Оно придумает ему интересные выходы в мир людей, возьмёт да покажет художника всем, характер его раскроет, будет заигрывать с воображением того, кто смотрит. Мне нужно заняться восстановлением этой гармонии, я вот прям сейчас это для себя чётко поняла. Но не в курсе насколько это легко получится и получится ли вообще.
Про деньги если говорить… Ну, деньги для всех сейчас, как мне видится, – примерно об одном. Без них страшно и невозможно. А с ними, соответственно, чуть менее страшно и много больше возможностей. Я, конечно, очень люблю тратить деньги. И если брать только художественные дела, то только там сколько всего неизведанного ещё не куплено, не опробовано, ого-го! Ну и даже если без экспериментов с ассортиментом художественным, то всё равно затраты на это дело приличные. Другое дело: а на что ты готов для того, чтобы их получить?

Вот есть у меня одна плохая, вредная особенность: я избегаю продаж своих картин. Сколько раз под разными предлогами отказывала, не счесть. Беру и своим собственным ртом отговариваю людей от своих собственных картин: «А этой картины нет, а вот эта не продаётся, а вы в жизни эту не видели, она бледновата, а подождите форматы побольше будут и тд». Это к психологу, наверное. Вот сколько галочек в процессе этой беседы для себя поставила – женское восстановить, себя показывать, картины продавать. Может когда публично об этом говоришь, оно не отложится, как обычно? А как же тогда признание? Я задумалась. Не знаю, что это для меня. Не знаю и всё тут! Когда после выставки к тебе идут и идут люди, а глаза у них светятся, они говорят спасибо. Или когда пришел к врачу, он твою фамилию прочитал и говорит: «О, а я вашу картину распечатал из интернета и себе повесил». Или когда кто-то признается и причем неоднократно, как он счастлив, что моя картина живёт у него дома, приносит радость. Вот из этих признаний каждого отдельного человека для меня состоит то самое признание.
Чего боюсь? Много чего. По мелочи много чего, я тревожная и всяких страхов себе богатым воображением нагоняю в голову километры просто. Но если вот эту невротическую шкурку сбросить и посмотреть на основной страх, то это страх болезней и смерти. Безденежье не очень пугает, проходили. Хотя сейчас у меня есть ребенок и оказаться без денег теперь куда страшнее. Но если есть жизнь, здоровье и близкие живы, здоровы, то со всем остальным можно и нужно совладать.
Счастье для меня – это в первую очередь безмятежность. Кому-то для получения этого состояния нужен накал эмоций, страстей, адреналина, а мне вот наоборот – чтоб максимально ровно, спокойно, хорошо. Тишь да благодать чтоб внутри и снаружи. Когда получается не тревожиться, не надо куда-то бежать, успевать, что-то делать, наверстывать, суетиться. И главное нет каких-то отложенных дел, которые давно нужно сделать, а они в долгом ящике, пьют из тебя соки и мучают оттуда. И вот в этой безмятежности, безтревожности открывается моё счастье. Оно такое ленивое, праздное, чтоб ни на что не отвлекаясь много чего почувствовать будучи в этом состоянии, наполниться им. Просто наблюдать, просто быть.
Смогла бы я ради чего-то оставить искусство? Тут вопрос не в том «ради чего». А в том, что может настать такое время, когда ты будешь вынужден оставить его. И это реалии наших дней, к большому сожалению. Мужчина, к примеру, в моей картине мира не может стать причиной подобного. Ну мужчина же сразу видит с кем имеет дело, и вся эта творческая катавасия – это такая я. Полюбил меня, решил быть со мной – видел же какая я, чем живу. Ничего страшного в том, что я художник нет. Я адекватная к тому ж. Никто рядом со мной с голоду не помер, мастихинами не изрезан, не закабален в бесплатные подмастерья. Всё хорошо. Вот только мне нужно гораздо больше уединения, чем многим другим. Главное – личная правда. Именно она меня и привела в творчество.

Кто мой первый зритель? У меня в голове этого зрителя нет, никого не представляю. Это просто я сама. Картину я редко когда продумываю заранее, многое изменится «в пути». В процессе творчества я сама знакомлюсь с тем, что выходит, мне будто показывают это, а не я показываю кому-то. Это какая-то связь с Богом, наверное. Это просто потребность, я не думаю для чего, для кого. Просто я чувствую себя живой в эти моменты. Я создаю, картина остается, и я вижу, что я есть, я существую, мои чувства, мои мысли.
Я читала неоднократно статьи о «представителях женской живописи», но, честного говоря, для меня такого явления, как «женская живопись» не существует. Хотя, наверное, как женщины отличаются от мужчин, так и живопись отличается у мужчин и женщин, но я как-то не думала об этом. Конечно, у женщин есть «типичные излюбленные темы»: всякие девушки с птичками, котиками, или какие-то темы «сопливо-сахарные», но я бы не разделяла живопись на женскую, на мужскую. Человек самовыражается, это зависит от его натуры, немного от пола, но вообще всё ведь понемногу влияет на то, что он делает.
А вот что было бы неприемлемо для меня? «Неприемлемо»… Это слово настолько может быть к разным областям применено, что даже не знаю, куда его применить. В творчестве нет для меня запретов, пожалуй. Что придет ко мне – я к этому открыта. Разве что не всё покажу людям. У меня были разные периоды и в эти периоды у меня накопилось в папках с рисунками такое, что вывалить это всем – равно вызвать шок, непонимание зрителя. Не могу показать это на выставке, потому что люди приходят с детьми. Или названия некоторых работ были «опасными» с точки зрения общепринятой морали, и я меняла ради зрителя, чтобы никого не шокировать, но потом, правда, мне говорили, что зря это сделала. Но нет, там, где дети – мне перед ними неловко, есть какая-то внутренняя цензура. А если говорить о неприемлемом во взаимоотношениях с людьми – для меня неприемлемо высокомерие, надменность, неестественность, влезание в личное. «Дружба с нужными людьми» – тоже мерзко, с любой стороны.
Бывали неудачи, никогда не воспринимала какие-то неудачи как провалы. Мелкие неприятности что-то ломали внутри, конечно, и казалось, что больше не буду рисовать, но это проходило. Хотя, конечно, уверенность это подтачивает. Бывают этапы, когда я рисую, а потом тотчас уничтожаю и заново начинаю. Пока не появится ощущение «вот! ОНО». Бывает, картины просто оставляют равнодушной, но они не не нравятся. Просто не цепляют. Остальное я просто уничтожаю сразу, они не существуют. Почти все мои картины о чем-то мне говорят. И привыкла, что глядя на них, могу сразу понять о чем они. Они действительно есть. Вплоть до имен в названиях, спустя время люди с такими именами появлялись. А провалы? Своим величайшим провалом я бы назвала расставание со значимым для меня человеком несколько лет назад. Я действительно ощутила провал: надежд, чувств. А вот на творчество это очень повлияло, начался новый виток, который вывел меня на новый уровень.
Мечтаю я о простом человеческом благополучии для себя и своих близких. Ну, и еще о своем частном доме. Такой, какой я себе представляю. Ёлки, тыквы, цветы. Мой сад.
Алёна Докшокова