Макка Габралиева – уроженка Ингушетии. Почти всю взрослую жизнь провела в Чечне. Училась, работала, растила дочь, пряталась в войну от бомб в подвале, выживала вместе в ребенком, уехала в Европу, но затосковала и вернулась.

Не имея своего жилья, она боролась за его законное получение – с 1990-го стоит на квартирной очереди. И когда ее, вместе с другими жильцами начали перегонять из очередного общежития в другое ненадежное жилье, просто потому что градоначальникам понадобилось отчитаться за успехи в расселении, Макка воспротивилась: «Не пойду!»

В мирное время на военном положении

Выселение случилось посреди зимы. Народ из двух неприметных пятиэтажек на окраине Грозного разъехался кто куда: ничего не поделаешь… От чиновников мэрии шли недвусмысленные сигналы: выметайтесь, не то хуже будет. Собственные квартиры и даже очередное социальное жилье внаем с дотацией предложили не всем.

Полтора года назад Макке, переводя ее из прошлого общежития, пообещали: переедете, а квартирный вопрос решим, город выделит вам собственную. Она согласилась. Но вместо собственного дома – новое кочевье.

Часть жильцов – матери-одиночки, многодетные, малоимущие, старики и инвалиды – ушли в никуда. Кто в села, кто куда-то в пристройки и сарайчики, кто на милость родни, кто на съемные частные даже не квартиры, а комнаты.

Жалоба в аппарат уполномоченного по правам человека в Чечне обернулась против женщины

Макка в свои 56 держалась дольше всех. В начале декабря общежитие обесточили, отключили газ и воду. Женщина и две ее соседки – самые стойкие – коротали вечера при свечах, заряжать телефон ходили в магазин неподалеку, питались всухомятку, чай иногда заваривали у знакомых.

Они выстояли несколько недель, хотя к ним являлись без предупреждения и чиновники, и силовики и требовали освободить помещение. Потом соседки сдались, не выдержали. Макка, целый месяц проведя в темноте и холоде, все еще требовала положенную ей по закону квартиру.

Жалоба в аппарат уполномоченного по правам человека в Чечне обернулась против женщины. Один из сотрудников позвонил и потребовал собираться и переезжать в предложенную ей комнату в другом общежитии. Требовал, чтобы не спорила, слушалась и почтительно выполняла: «Я мужчина!».

А после и вовсе коменданты дверь в старое общежитие заколотили. Макка была вынуждена переехать в очередное временное жилье. Но она не сдалась. Она единственная отважилась предать историю огласке. В современной Чечне, как всем известно, пострадать можно и за меньшее.

Зато не скучно

Как и опасалась Макка, на новом месте вместо договоров соцнайма, вручили договоры найма. И новые расценки. Если в родном Черноречье, где она жила с 90-х годов, и в давешнем Городке Маяковского сумма укладывалась в 1200 рублей коммунальных, то теперь стало иначе. 1500 рублей – в летний период, 2500 рублей – в зимний. А оборудовать госжилье нужно за свой счет. Сантехника, дверные ручки, полочки – все свое должно быть.

Макка рассказывает: «Родители давно умерли, единственная дочь с семьей живет в Европе вот уже десять лет. Я тоже жила во Франции, меня лечили целый год. Ложусь в больницу – лучше, потом капельницу из вены вытащат, и снова отек начинается. Два-три дня дома, а потом снова госпиталь. И так много раз. Дважды оперировали. Во Франции меня ностальгия мучила, по Чечне скучала. В больнице лежала в Ницце. Для здоровых людей это красивое место, хорошие, гостеприимные люди. А меня тянуло на родину. На всякий случай забрала все больничные листы, подумала, вдруг в Чечне будут проблемы. Меня спросят, где была, а я документы покажу. Приехала в Грозный, а тут свой язык везде! В больнице во Франции у меня были переводчики. Врачи со мной разговаривают, а я даже не знаю, о чем».

Она не говорит дочери, что нуждается. Пенсия совсем небольшая, восемь с хвостиком тысяч. Раньше и вовсе не жаловалась. Растягивала деньги, хватало. А с новыми расценками за жилье не знает, как будет жить.

Сама женила

Макка – из трудящейся семьи. Ее мать работала на железной дороге.

«В 80-м году мать заболела, ее взяли в ведомственную больницу в Грозном. Мы с сестрой ездили навещать. Тогда электричка ходила из Назрани. В электричке и познакомилась с будущим мужем», – вспоминает она.

Чеченский парень родом из Аргуна оказался другом однокурсника Макки.  Узнал, что она учится в швейном училище и зачастил в Назрань. Когда Макка с сестрой поехала забирать мать из больницы в Грозном, вызвался их подвезти.

«Мы поехали с ним и его другом. Прибыли на автовокзал Грозного. Там как-то вышло, что моя сестра уехала на другом авто, а он увез меня к себе в Аргун. Не мешкая, отправились к мулле. Все было быстро и неожиданно, но я согласилась на брак. Родители смирились, что муж не ингуш, делать-то нечего», – рассказывает женщина.

Жить остались в Аргуне у свекров. А вскоре мужа Макки забрали в армию. Она уже ждала ребенка: «Я решила провести беременность у матери. Что мне без мужа у свекрови делать, его же нет. Прибиралась, прислуживала, как шестерка».

Военные заметили дерзкого обгонщика с чеченскими номерами и просто смяли танком

Несколько лет прожили в разлуке. Потом муж вернулся, но не в семью. Жил то у отца, то у матери, Макка растила дочь одна. Про алименты не заикалась – «по менталитету не положено». Чем платить, говорит, они лучше ребенка заберут.

Потом с мужем сошлись, решили, что вместе устроятся на работу в Грозном, получат общежитие, встанут на квартирный учет. Так и вышло.

Супругов принял на работу нефтеперерабатывающий завод, выпускавший разный ширпотреб и хозтовары. Макку – лаборанткой, супруга – водителем.  Она анализировала разную химию, ацетон, щелочь. Пошла заочно учиться в нефтяной вуз.

В 90-м году, когда поставили на квартирную очередь от завода, женщину обрадовали: скоро получит жилье. Она мечтала о своем доме. Но процесс «заморозили», потом объявили, что перед ней уже две тысячи очередников. А затем началась война.

В начале первой войны, вспоминает Макка, они с мужем снова разъехались: «Совместная жизнь не ладилась. Мы друг друга долго не видели, а потом он на другой женился. Я сама его женила. У нас в лаборатории одна девушка работала. Я вижу, он на нее поглядывает. И я сказала ему:  «Иди, женись, если хочешь». А мы по-прежнему с ним в браке исламском оставались».

Десять лет назад муж Макки погиб под гусеницами танка. Поехал по делам в Ингушетию – забрать у кого-то долг.

По пути обратно в Чечню решил обогнать колонну федералов, двигавшуюся на Грозный. Военные заметили дерзкого обгонщика с чеченскими номерами и просто смяли танком. Перелом шеи. Он скончался в тот же день. Танки поехали дальше, как ни в чем не бывало.

Убийц затормозила полиция на слепцовском посту. Вызвали подмогу, арестовали танкистов, вели расследование. Чем закончилось дело, Макка не знает. Ей просто вручили свидетельство о смерти супруга.

Нужда заставила пойти торговать

«Раньше для рабочих строили квартиры, жильем обеспечивали, – говорит Макка. – Но уже в первую войну в Чечню перестали снабжать материалами, никому не нужна была стройка. Муж уехал, я осталась с дочкой в общежитии. Тогда думали, что война не повторится и пытались сохранить завод».

Предприятию долго удавалось уцелеть, даже и во вторую чеченскую. Чистоту и порядок поддерживали работницы, все надеявшиеся, что вдруг снова пронесет. Даже и охраняли от мародеров. За это им какие-то денежки давали – неплохая поддержка в разбитом войной Грозном.

Он мальчик по сравнению со мной, а все туда же, жизни учит!

«Ближе к концу Второй чеченской завод все-таки разбомбили. Тогда уже мы разбежались, кто куда», – вздыхает Макка.

Вторая война. Денег нет и не на что купить еды. Зато в Черноречье возник стихийный базар. Люди продавали, кто что мог.

«Очень стыдно было, конечно. Я никогда эти вещи не делала, я же в лаборатории работала, высшее образование почти получила. Но надо было что-то зарабатывать. Завод оказал нам последнюю помощь. Дочка сказала: мама, купи продукты, я буду торговать. Так мы оказались на районном рынке. Что поделать пришлось адаптироваться. Заработанного хватало на еду», – вспоминает Макка.

«Не убьют же»

Кажется, ее «персональная чеченская» так и не окончилась. Положенное по закону жилье она не смогла отвоевать ни через закон, ни обращением к правозащитникам и прессе, ни протестным стоянием против принудительного выселения.

Официальная причина: «Здание перестало функционировать».

«Они пишут, что на капремонт закрывают эти общежития, но есть ощущение, что просто кладут деньги в карман, а людей туда-сюда гоняют. Соседи, правда, хорошие. Повезло. Рядом живет русская женщина, давняя знакомая с завода в Черноречье», – рассказывает Макка.

И дает послушать разговор с клерком из аппарата чеченского омбудсмена. Он позвонил ей перед самым новым годом: «Он говорит: ‘Ты мне сказала закрой свой рот!’. А я вообще не произношу таких слов, но доказать ему ничего не могла. То убеждал меня, что Рамзан всех обеспечивает. А через три слова противоположное: ‘В Грозном тысячи людей без жилья!’. Это, стало быть, я должна радоваться, что мне комнату дают. Он мальчик по сравнению со мной, а все туда же, жизни учит! Говорит, езжай туда, где твой род, езжай в Ингушетию. Где тут закон? Где защита прав? Причем тут мой род? Я ему сказала, ты правозащитник, у тебя ума нету. Ты как разговариваешь, ты даже выслушать меня не можешь. Он говорит, что у него сегодня праздник, выходной день. Сказала ему, чтоб отдыхал на здоровье, не звонил мне!»

Макка собрала на новом месте старый шкаф.

И она по-прежнему полна решимости бороться: «Не убьют же».

Марьяна Симонова