Чечня. Бизнес. Женщина

 

Недавно в центре Грозного открылся ресторан «Париж». Событие широко освещалось, а как же иначе: ведь принадлежит он старшей дочери Рамзана Кадырова Айшат. В успешности ее бизнеса никто не сомневается. Но как обстоят дела у других чеченских женщин?

Наш корреспондент побеседовал с тремя жительницами Грозного о «границах дозволенного», о контроле и путешествиях, о пожарах и компенсациях, о ППСниках и мужьях и, конечно же, о свободе. Которая, как ни крути, невозможна без финансовой независимости. Но и с ней не всегда достижима.

К сожалению, только одна из трех героинь согласилась беседовать под своим именем. С нее и начнем.

Роза Махагова, дизайнер женской одежды: «Отцы и братья могут заставить женщину закрыть свой бизнес, если это магазин или ресторан. А портняжить разрешают»

Ее мастерская находится неподалеку от главного проспекта Грозного. Роза шьет для узкого круга клиенток и ведет курсы.

— Мы с сестрой учились шить во Дворце офицеров, ходили в швейный кружок. Занятия вели армянские и еврейские портные. Я больше любила читать, чем шить, но предвоенная нужда заставила посмотреть на это умение с практической стороны. После девятого класса пошла в училище, а после мы с сестрой занялись индивидуальным пошивом.

В 2004 я вышла замуж и уехала Москву. Там окончила университет культуры и искусств, работала в столичных ателье. Спустя несколько лет развелась и вернулась в Грозный. Начала работать как дизайнер. Представляла платья на столичных конкурсах, открыла свой магазин, сейчас он перебрался в сеть.

Я не переживаю о деньгах. Люблю быть сама себе хозяйкой: где хочешь прикрикнула, где хочешь приструнила, где хочешь уволила. Постоянных работников не держу, но привлекаю швей для подготовки к конкурсам.

Кроме того, мне помогает сестра. Она человек-швейная фабрика. Работает в Нальчике. Я ей отсылаю эскизы и ткани, пишу размеры, а она оперативно выполняет заказ.

Пошив платья стоит от пяти тысяч, юбки – от трех-четырех. Я держу демократичные цены. Когда постоянно шьешь на заказ, это отнимает время и не дает радости творчества. Надо шить, как хочет клиентка, а я люблю придумывать свое. Поэтому чаще создаю платья с вышивками на свой вкус и продаю готовое.

Пошив женской одежды на Кавказе – женский бизнес, мужчины его, как правило, одобряют. Сужу по своим ученицам. Одну привозил на курсы муж и ждал в машине по четыре часа, пока отзанимается. Другую девушку возил отец. Есть ученицы, кому запретили держать иные бизнесы. Например, братья или папы настояли на закрытии их магазинов или ресторанов. А портняжить разрешили.

У нас женщине не положено ездить без сопровождения родственника-мужчины, того, кто будет за нее отвечать

В нашей семье тоже строгие мужчины, все каноны ислама соблюдаются. Но они понимают, если мне надо задержаться в ателье с большим заказом до восьми или десяти вечера. Бывает, что и до ночи сижу. Если бы я так работала в офисе, мне велели бы уволиться.

Где находить вдохновение? У меня розовые… не то что очки, а даже зрачки розовые. Утром ежедневно хожу сорок минут пешком, мне хватает даже маленького пути на работу. У меня по дороге гуси, кошки, коты, собаки, барашки. Все вокруг — животные, пастух, деревья, облака, дождь.

У дизайнера должна быть насмотренность картинками. А где ее брать? В путешествие мне нельзя. У нас женщине не положено ездить без сопровождения родственника-мужчины, того, кто будет за нее отвечать.

Хорошо, что есть интернет. Когда задумываю новую конструкцию, изучаю в сети архитектурные решения, красивые здания. Оттуда беру идеи для создания силуэтов.

О чем я мечтаю? Уехать в лес и жить там. Создать свою вышивальную студию, чтобы за окном был лес. Река, или озеро, орлы летают. Вы приедете, а я сварю вам на огне борщ, он будет отличаться от других борщей.

Таисия, таксистка: «Когда погибли братья и племянник, я поняла, что в моей семье больше некого убивать»

Мы едем с окраины, а нужно нам в центр, к мэрии Грозного. Таисия не торопится и не нервничает, когда ее обгоняют.

— Я уже двадцать пять лет за рулем. Никого не боюсь. В войну никуда не выезжала. Отец сказал, что не поедет, и я осталась. Когда здесь были федералы, безопаснее было женщинам ездить, парни каждый день исчезали.

Было страшно, конечно. Когда погибли мои братья и племянник, я вдруг поняла, что в моей семье больше некого убивать, мужчины кончились.

С помощью машины зарабатывала, помогала семье младшего брата. Что-то передать, какой-то товар привезти, кого-то на рынок в Хасавюрт подбросить, кого-то оттуда забрать. Народ-то у нас активный. Хоть война, хоть бомбежка, а мы, чеченцы, все так же экономически активны. Я от одной бабушки из села возила цветы на продажу в Ингушетию, она умудрялась внукам в Ростове помогать. А после войны ее брат и племянники приехали, решили, что теплицы не нужны, они будут дом на участке строить, и бабуля осталась без бизнеса.

Я для них чеченская жена, обязана мужа слушаться

Пока шла война, женщинам приходилось многое взвалить на свои плечи, часто именно они содержали, тащили на себе всю семью. А когда война закончилась, те мужчины, что пережидали ее в других регионах или сидели дома, вдруг стали активно брать женщин под свой контроль.

А я еще в начале двухтысячных развелась, детей забрала. Нет, какие там алименты, ушла, ничего у мужа не просила.

person driving car
Photo by Jackson David on Pexels.com

Видите светофор? Понятно, что во время войны никаких светофоров не было, а когда снова поставили, народ смеялся, и никто не останавливался на красный. А потом сурово стало. Штрафовать начали и задерживать. К 2010-му году уже не нарушали. Меня пару раз гаишники тормозили: «ты где припарковалась, тут нельзя!» или «ты что, двойную линию не видела?». А я, как ни в чем не бывало, отвечаю: «а мне муж сказал, что тут парковаться можно», «а мне муж сказал, что разметка для лохов». Это срабатывало! Я для них чеченская жена, обязана мужа слушаться. Не штрафовали, но говорили передать мужу, что он неправ.

Несколько лет назад Таисия открывала свое кафе, но неудачно.

— Во-первых, все козырные места в центре уже заняты, туда не пробиться. Сняла помещение в одном районе. У меня был партнер, дальний родственник, это выручало. Далеко не все соглашались вести с женщиной деловые переговоры. Поставщики не верили, что я одна все решаю. В инстанциях несколько раз спрашивали, а почему сама пришла, где муж?

Ну и, помимо этого, проблемы. Например, в Рамадан, в течение месяца религиозным днем нельзя есть, и я не имею права принимать даже тех людей, кто по болезни не может держать уразу. Меня просто оштрафуют, власть запрещает кафе и ресторанам работать. А мое кафе дневное, работало только до шести вечера. Получается, весь месяц оно пустует, а плату за аренду, а это по 40-50 тысяч рублей, никто не отменял. Платишь только чтобы место сохранить. У ресторанов же есть шанс выжить, так как ночью и вечером люди разговляются.

В итоге кафе закрылось. А я вернулась в такси.

Народ изменился. Сейчас многих женщин поощряют работать. Иногда даже родители своему сыну жену ищут работающую, состоявшуюся женщину, бизнесвумен, врача, ту, которая принесет домой деньги. Муж при этом может быть «аксессуаром», приложением к дивану. Сидит дома, дает команды, а женщина семью содержит. 

Хадижа, в недавнем прошлом – индивидуальный предприниматель: «Когда узнала, что деньги, которые российские ИП платят в виде налога, уходят на войну в Сирии, закрыла фирму»

Хадиже – сорок. Открытое волевое лицо, серые глаза. Говорит увлеченно и с напором. В ее речи постоянно проскальзывают фразы – «по исламу» или «не по исламу». И жизнь свою она старается строить в соответствии с нормами религии. Грозный для Хадижи родной город, она родилась и выросла тут. Мы идем по ее району, он недалеко от центра.

— Вот сюда в подвал федералы бросили гранату, все, кто там прятался, погибли, вот здесь жила русская девушка, ее похитили во вторую войну боевики, так она и исчезла, а вон туда, на угол, приезжал фургончик с хлебом, другой еды тогда не было. Переехали в Ингушетию.

Чтобы прокормиться, в двухтысячном году я начала заниматься сетевым маркетингом. Распространяла косметику, стиральные порошки, парфюмерию. Подписалась сразу на несколько фирм, взяла товар в долг, набила свою комнату коробками так, что пройти негде. Зато у меня появились деньги! В 2010 вернулась в Чечню, а тут… Даже те банки, которые якобы работают по шариату берут проценты за ссуду. И товар в долг не взять: «Утром деньги, вечером стулья».

Владелицы ходили жаловаться в мэрию. Но их избили дубинками и разогнали

На работу в Чечне устроиться невозможно. Хоть ты несколько образований имей. Нужны деньги, либо связи хорошие. За деньги можно купить себе место, какую-нибудь должность. Но надо понимать, если сменится директор, он приведет своих людей, а ты вылетишь. И никакой суд тут не поможет, все места продаются. Чтобы не платить непонятно за что, я продолжила работать на себя. Торговала косметикой, а потом начала строить структуру, в которой я получаю процент от продаж других участников. Бизнес пошел в гору.

woman wearing red hijab
Photo by Ekrulila on Pexels.com

После определенного порога дохода закон требует регистрации индивидуального предпринимательства. Зарегистрировала, работала с несколькими компаниями одновременно. «Орифлейм», «Ламбре», «Фаберлик». Это позволило мне помогать родителям, содержать детей и мужа. Выживала, выкручивалась.

Не было никаких льгот. Оформлять мизерное детское пособие от государства — себе дороже. Приходилось неделями собирать справки, документы. В каждой инстанции огромные очереди. Мне есть, с чем сравнить. Я была в Москве, в Краснодаре, Пятигорске. Нигде таких очередей нет. Помню, в восемь утра отвела детей в садик и к девяти пришла в пенсионный фонд. Была там сорок седьмая по счету. К концу рабочего дня я попала на прием. И все ради одной стандартной справки.

Бизнес мой сгорел в буквальном смысле. Из-за неправильно смонтированной проводки коротнуло электричество. Огонь уничтожил у меня товар почти на три миллиона, но никакой компенсации я не получила. Администрация рынка не понесла ответственности, несмотря на многих свидетелей замыкания. Никто из арендаторов, в основном это женщины, не получил акт о пожаре. А без этого не подашь в суд. Владелицы ходили жаловаться в мэрию. Но их избили дубинками и разогнали. У одной случился инсульт и вскоре она умерла.

Но закрыла я бизнес не поэтому. В 2015 году я прочитала, что все деньги, которые российские ИП платят в казну в виде налога, уходят на войну в Сирии. Я сразу закрыла фирму. Принципиально. Сейчас работаю продавцом.

Лидия Михальченко