В 2016 году в отделе Центра «Э» Ингушетии был убит местный житель Магомед Долиев. Расследование долго стояло на месте, пока в республику не приехала родная сестра убитого Пятимат Юсупова-Долиева, давно переехавшая жить в Челябинск.
Добиваясь справедливости, Пятимат начала записывать видеообращения, в которых рассказывала о бездействии полицейских и следователей, проводила пикеты у здания СК в Москве и пробивалась на приемы к руководителю ведомства по СКФО.
Благодаря общественному резонансу, семерых силовиков, виновных в смерти ее брата, арестовали, а после осудили на сроки от трех лет условно до десяти лет в колонии строгого режима.
Но для Пятимат борьба на этом не закончилась — она создала правозащитную организацию «Тюрьма и право» и теперь помогает всем, кто страдает от произвола силовиков.
— Почему вы уехали из Ингушетии?
— Из Ингушетии я уехала учиться, отец тогда работал в Новосибирской области, в городе Татарский. Старший брат Мага тоже был там, мы с детства туда ездили. Потом дома меня своровали замуж. Я сбежала и поехала к отцу.
— Своровали? А сколько вам лет было?
— Вообще молодая. Эта такая катастрофа была, не хочу даже и поднимать эту тему сейчас. Я просто ушла от этого брака. Училась в Грозном, после этого в Новосибирске с папой, потом в Челябинске, моя подруга тут жила, и я уехала сюда учиться в 89-90 гг. И в Ингушетию у меня не было желания возвращаться, но я все время ездила к родителям. Когда уже вышла замуж, дети появились.
— В Челябинске? Уже по своей воле?
— Да, по своей воле, за кого захотела. Папа у мужа ингуш, мать — русская. Живем по сей день. В первом браке недолго прожила.
— А в первый раз пришлось из-за похищения?
— Ну, у нас как, если тебя своровали, тебя коснулись, то все уже — хочешь, не хочешь, а выходишь замуж и живешь.
— Но вы не стали.
— Да, у меня ж такой характер. Я терпеть не стала. С моим характером в Ингушетии тяжело. Мать все время мне говорила: «Тебе тяжело будет, помолчи, не пререкайся». Но не могу я, если вижу несправедливость и это касается меня, не могу промолчать. Слишком я строптивая для Ингушетии.
— А чем в Челябинске занимались?
— У меня экономическое и педагогическое образование. Сначала в школе учительницей. После устроилась в Челябинский областной онкодиспансер начальником отдела снабжения. Работала там до того момента, пока не узнала, что убили брата.
— Расскажите о нем.
— Магомед — человек, который был мне очень близок, ближе никого не было. Мы всегда друг другу помогали, знали все секреты друг друга. У родителей две девочки-двойняшки и еще две пары двойняшек, где по мальчику и девочке. Только Мага был один и я одна. Но мы с ним были как близнецы.
После него во мне что-то умерло, я потеряла очень много из-за его смерти. Он был мне и другом, и братом, и помощником. Настолько чистый человек, такой начитанный, умный, воспитанный, красивый. Всегда с иголочки одет, очень он был красивый. Других мои братьев — Ахмеда и Назира — тоже очень люблю, но Мага был мне ближе во всем.
— Помните, как узнали о его убийстве?
— Когда мне это сказали, я была в шоке. У меня ноги отказали. Я сразу все бросила и поехала. Побыла там, потом уехала и ждала. Я помню, по четвергам должны были быть новости, потому что родственники к следователю ходили в эти дни. Я звоню маме, спрашиваю, что это вообще было, кто его убил, почему. А следователь все время говорит, что идет расследование. Я уже не выдержала: «Мама, дай-ка трубку этому следователю». Он мне: «Вы что со мной так разговариваете? Да я не собираюсь с вами говорить!» И начал грубить. Я подумала, ну, раз не хочешь говорить по телефону, значит, мне придется ехать. Я вижу, что родных просто за нос водят, брат у нас младший очень честный, порядочный, верит всему — ну, говорят, что работают, значит, работают. Несколько месяцев стояло без движения. Мне пришлось все бросить — работу, семью. Начала везде лезть.
— Потом видеообращения пошли.
— Да, я просто поняла, что никакие заявления, никакая писанина не поможет. Начала записывать видеообращения. Мы пробились на прием к Карнаухову (Борис Карнаухов — заместитель главы СКР Александра Бастрыкина, курировавший Северо-Кавказский и Южный федеральные округа – «Даптар»), и в Челябинске я в прокуратуру ходила, и журналистов начала подтягивать, организовывать пикеты — зашевелились.
Потом мне позвонил парень, сказал, что он знает, кто я, но себя раскрывать не стал. Он мне начал давать информацию: кто был в смене, когда пытали брата, что у Хамхоева (Тимур Хамхоев — бывший начальник ЦПЭ Ингушетии, осужденный за пытки – «Даптар») диплом липовый и так далее, а я дальше раскручивала эту информацию. Даже когда руки опускались, он мне говорил: «Ты все сможешь». Однажды в аэропорту Внуково была, звонит мне дочка: «У нас тут полиция, тебя спрашивают». Я говорю: «Пусть мне позвонят». Они звонят, узнали, что я собираюсь лететь в Ингушетию, сказали: «Ладно, там вас встретят». Тут мне звонит этот информатор, говорит, чтобы я не летела, и я поехала на автобусе. Потом он мне сказал, что мне бы что-нибудь подкинули.
— А угрожали?
— Да, мне начали угрозы слать. Со стороны эшников. И все мне говорили: «Куда ты лезешь, женщина, мужчины должны, ты ничего не сделаешь». Сколько я наслушалась, людей Евкурова даже к нашим тейповским посылали, они говорили: «Остановите свою женщину, вы что, не можете ее остановить?» Я просто не слушала никого, шла напролом.
Еще сестры подсудимых кидались драться, Хамхоев мне из клетки кричал: «Земля круглая, все мы по ней ходим». Потом дядьки его: «Да ты тут ходить не будешь». Потом старики кого-то из обвиняемых деньги к нам во двор привозили, я отказалась брать. Мне говорили: «Тебя могут найти с камнем на шее, уезжай». Говорили: «Ты же женщина, ты же мусульманка, мужчины разберутся». Я говорю: «Ну так разбирайтесь, а я буду по закону требовать».
Убить человека — это одно, а пройти весь этот путь пыток, которым брат там подвергался, — это наказание хуже смерти.
— Когда все завершилось и убийц брата посадили, почему вы не вернулись к обычной работе?
— Мне начали писать, слать голосовые сообщения из Орловской колонии об ужасном отношении там к заключенным. Мы с адвокатом Адамом Муртазовым попали к уполномоченному по правам человека области, в ГУФСИН и в колонию — собрали заявления. Потом начальника оттуда убрали, который издевался над заключенными.
Тут, наверно, сработало сарафанное радио. Ко мне посыпались жалобы, кажется, мой телефон знали все ребята, которые сидят. Даже из Осетии мне писали.
— То есть к мирной жизни вам вернуться не дали?
— У меня уже другая жизнь и мира в ней нет. Вот перед вами звонила женщина: в армии сын, там его отправили на гауптвахту, били. Я занималась этим делом, послала документы в прокуратуру, помогала советами. Потом его выпустили.
Я ночью выключаю телефон. Когда забываю, мне муж говорит: «Боже мой, выключи его уже, эти бесконечные дрынь-дрынь»…
— А муж поддерживает?
— Да, он у меня хороший, порядочный. Он все понимает.
— И у вас теперь своя правозащитная организация.
— Да, мы ее организовали с правозащитницами Валерией Приходькиной, Оксаной Труфановой. У нас есть юрист, адвокат и волонтеры. Мы занимается решением не только бытовых проблем — еда, медикаменты, одежда, но и юридическую помощь оказываем. Наш адвокат заходит в колонии, говорит с заключенными, потом мы встречаемся с ОНК, прокуратурой.
Но мы не помогаем тем, кто сидит по тяжким статьям, убийцам, насильникам. Прежде чем браться, обязательно изучаем дело, спрашиваем про обратившихся за помощью у людей, которые вместе с ними сидят.
— Работаете только по Кавказу?
— По всей стране. Обращаются не только кавказцы. Вот недавно к нам обращались родные парня из Москвы Артема, который сидит в Мордовии. У него там условия ужасные были. Помогали и им.
— Вы не жалеете, что пришлось так поменять жизнь?
— Если честно, лучше бы мой брат был жив, и я бы работала на своей месте. У меня на многое открылись глаза, очки розовые слетели, я много не знала. И я бы отдала полжизни, чтобы оставить то, что было раньше.
Это очень тяжело постоянно сталкиваться с пытками, несправедливостью, видеть глаза людей, к которым ты приезжаешь и не можешь помочь. Я каждый раз потом болею. После этого я не могу на многие вещи просто смотреть, у меня слезы, сердце болит. Перед глазами сразу предстает мой брат, которого привязали к стулу, над которым издевались. И у меня мысли: «Боже, о чем же он думал в эти последние часы, о чем он просил». Когда человеку ломают кости, надевают пакет на голову, душат, бьют током… То, что он пережил перед смертью, — уму не постижимо. И когда на зонах эти пытки, я не могу не откликнуться.
— Что помогает держаться?
— Семья. Дети поддерживают, они переживают тоже. И люди вокруг. Друзья, которым я могу высказаться. Поддержка людей чувствуется. В «Фейсбуке» люди постоянно пишут, участвуют в сборах.
— И больше никто не попрекает, что женщина и лезете не в свое дело?
— Сейчас уже нет. Сейчас говорят, что и один в поле войн. И в Совет тейпов Ингушетии мне говорили: «За десятерых мужчин одну тебя бы не отдали». За что раньше упрекали, теперь хвалят.
Юлия Сугуева
DAPTAR 