В преддверии принятия закона о домашнем насилии в республиках Северного Кавказа принялись проводить круглые столы. Корреспондент «Даптара» побывала на двух мероприятиях: в Ингушетии, у уполномоченного по правам человека, и в Северной Осетии, на встрече, организованной местной библиотекой с привлечением общественников.
Что показательно: в Назрани женщин, пострадавших от домашнего насилия на мероприятие не позвали. Видимо, о том, в чем они нуждаются, легче было говорить без них. А во Владикавказе, кроме муниципального депутата Зиты Салбиевой, не было никого их тех, кто должен этих женщин услышать. У кого, в силу занимаемой должности, есть возможность как-то изменить ситуацию.
НИЗЫ НЕ В СИЛАХ
Круглый стол во Владикавказе начался с выступления местной жительницы Ванданы Джиоевой: «Я едва не погибла от рук бывшего супруга. Он преследовал несколько лет, избивал и принуждал вернуться. В начале июля он избил меня до полусмерти. Я неделю провела в коме, над спасением бились три бригады медиков. У меня была раздроблена ключица, сейчас на ее месте титановая пластина, сломана челюсть, диагностированы открытая и закрытая черепно-мозговые травмы и переломы грудной клетки. Пришлось вновь учиться ходить и проходить длительную реабилитацию».
Для агрессора ты не человек, а игрушка для битья, особенно, если ты – жена в зависимом положении.
Ты настолько в страхе от него, постоянно дрожишь.
Бывший муж Джиоевой сидит в СИЗО. Вины он не признает. Ему предъявлено обвинение по ст. 111 УК РФ, умышленное нанесение тяжких телесных. Но женщина с этим не согласна и считает, что речь должна идти о попытке убийства: «В тот раз он не бил, а именно добивал меня. Вообще рукоприкладство началось спустя неделю после свадьбы и родные мужа не могли на него повлиять. Должно помогать государство. А пока не помогает, не терпите. Вы и ваше здоровье — самое главное. Собирайте вещи, пока агрессор вышел, и бегите».
Речь Джиоевой была прервана вопросом в духе «самадуравиновата». Задала его депутат муниципального совета Владикавказа Салбиева. После чего последовал любопытный короткий разговор.
– Но почему же вы столько лет не уходили, терпели?
– Боялась осуждения старших.
– А не боялись их осуждения за то, что вы не уходите?
– Боялась, но я была психически загнанный человек. Для агрессора ты не человек, а игрушка для битья, особенно, если ты – жена в зависимом положении. Ты настолько в страхе от него, постоянно дрожишь.
– Надо уходить. Даже в никуда.
Это отличный совет. Особенно с учетом того, что кризисных центров для женщин в регионе ровно ни одного.
«В республике нет кризисных центров для женщин, бежавших от мужа, — обозначила проблему Агунда Бекоева, активистка осетинского движения «Сестры». — Не хватает специалистов. В том числе, психологов, что могут эффективно работать с пострадавшими женщинами».
А о том, что есть, про это самое «в никуда» рассказала присутствующая на мероприятии осетинская журналистка Елизавета Чухарова: «Я была в государственном социальном приюте во Владикавказе. Там живут бомжи, отбывшие срок заключенные, совершившие тяжкие преступления, в том числе, убийства. Там же я встретила трех женщин с детьми, судя по всему, это секс-работницы и их реабилитацией никто не занимается. Одним словом, это не место для сбежавшей от агрессора женщины».

Психолог Лаура Тадтаева заговорила об искаженном мировосприятии женщин, оказавшихся в ситуации домашнего насилия: «У них часто проблемы с критическим мышлением. Родные домашних тиранов говорят: он нас не слушается и задают вопрос жертве: что нам делать? Это ещё больше обессиливает пострадавшую. Она убеждается, что точно никто не поможет. Бывает, женщина начинает срываться на детях. Нужно помнить, в случае насилия надо уходить, разводиться. Ребенок способен перенести разрыв, а вот разрушение образа мамы или папы в глазах ребенка намного страшнее».
«Ваши дети страдают и их дети пострадают, это будет отзываться в поколениях, — поддержала ее Джиоева. — Не думайте, что измените его. Всем говорите, что происходит, что вы жертва домашнего насилия. Обратиться за помощью стоит онлайн хотя бы. Сделать шаг к своей счастливой жизни.
Депутат Салабиева обещала донести до коллег, в чем нуждаются пережившие насилие.
«НАШИ АДАТЫ»
Аналогичное мероприятие в Назрани началось и закончилось выступлением федерального чиновника. Говорили силовики, чиновник от религии, региональный уполномоченный по детям, работники соцслужб и опеки.
Общественникам дали слово в самом конце, «битых жен», как уже поминалось, и вовсе не позвали. Ну и сам разговор шел в совершенно ином ключе. Не столько о проблемах женщин, подвергающихся насилию, сколько о более значимых для него материях.
«Даже при новом законе против домашнего насилия мы не должны отходить от традиционных институтов, — задал тон встрече сенатор от Ингушетии Мухарбек Барахоев. — У нас есть общественный контроль, старейшины. Если мы оставим это направление, а будем уповать только на законы и кодексы, мы потеряем очень много, поскольку именно идентичность, присущая нашему народу, давала нам возможность, сохранить свою самобытность».
Надо дать понять, что за нарушение закона последуют санкции. Только в этом случае человек будет держаться в рамках. Никакие муфтии, имамы и общественные организации не повлияют на человека.
Слова «идентичность», «самобытность», «традиции» и «наша ментальность» давно уже стали своего рода опознавательным знаком. Как только они прозвучали, можно быть уверенным, что разговор пойдет в режиме «нигде женщины-дети-старики-слабые (нужное подчеркнуть) так не защищены». А закончится общим согласием, что проблемы нет вообще, а есть «единичные случаи», которые искусно раздуваются недобросовестными СМИ.
Правильность этого алгоритма подтвердила речь представителя органов опеки Ингушетии. Он заговорил о важном. Об адатах.
«Странное впечатление складывается в российском информационном поле в отношении наших адатов. Они являются универсальным средством по защите нашего народа, в том числе, женщин и детей. Даже законодательство не столь совершенно и универсально. Мы единственный субъект, в котором нет детских домов».
Несколько заседающих наперебой поддержали: «Мы гордимся! Мы гордимся, что у нас нет детских домов».
Об адатах вспомнили и представители администраций районов. Правда, их речи звучали менее оптимистично и сводились к следующему: tсть мера воздействия на домашних тиранов адатам — отлучение от села. Но сейчас подчинение этой санкции перестало быть обязательным в обществе.
На этом фоне речь Тимура Акиева из ингушского офиса «Мемориала» звучала чуть ли ни вызовом: «Надо дать понять, что за нарушение закона последуют санкции. Только в этом случае человек будет держаться в рамках. Никакие муфтии, имамы и общественные организации не повлияют на человека, пока он не будет чувствовать, что его преступления будут наказуемы».
А уполномоченный по правам человека Джамбулат Оздоев обозначил еще одну проблему. В республике, как и в Северной Осетии, нет кризисных центров: «К нам как-то обращалась женщина, которую муж выгонял из дому вместе с детьми. Оказалось, муж психически больной. При этом не было оснований принудительно его изолировать. И в период его обострений этой женщине некуда было идти. Эти вопросы мы адресовали органам опеки и правоохранительным органам».
Этим обсуждение темы семейного насилия и беззащитности женщин и детей и завершилось. Дальше говорили все и все говорили о разном.
Религиозный деятель Магомед Харсиев затронул больную для Ингушетии тему, с кем должен оставаться ребенок в случае развода.
«С религиозной точки зрения и с точки зрения законодательства предпочтение отдается матери, — признал Харсиев и тут же оговорился. – Но, исходя из менталитета, у нас считается, что дети должны быть с отцом. К тому же, если женщина вторично выходит замуж, ей не удастся уделить прежнее внимание своему ребенку».
С этим никто не спорил. И Харсиев заговорил о мужчинах: «Нервозность у мужчин появляется от материального недостатка. Муж постоянно злится, все выливается на жену и детей. Это ведет к насилию. Мы занимаемся благотворительной деятельностью, видим семьи, которые живут в вагончиках, или многодетные семьи в одной комнате. В таких условиях сложно объяснять и что-то от людей требовать. У них проблема, чем прокормиться и во что одеть ребенка».

Уполномоченная по правам ребенка Зарема Чахкиева выразила свое недовольство родителями, которые, по ее словам, привыкли рассчитывать на помощь от благотворительных фондов.
«Мамаши и папаши не хотят работать! — заявила она, после чего речь пошла только о матерях. — Мы выезжаем в семью, если видим, что мама может работать, звоним в министерства и ведомства, смотрим, какой работой мать способна заниматься. Смотрим, какие есть вакансии, устраиваем. У меня была одна такая. На работу потом не ходила, а зарплату требовала».
За матерей вступился представитель соцслужбы: «Если мать сидит дома и воспитывает детей, государство ей должно платить хотя бы минимальную зарплату для содержания этих детей. Слава Аллаху, что у нас многодетные семьи. Предлагаем платить матерям минимальный уровень оплаты труда».
А представитель органов опеки, будто забыв, что чаще всего женщины бегут от мужа из-за побоев, что усмирить домашнего агрессора нельзя ни законами, ни адатами, выдвинул предложение: «Надо создать общественный совет по примирению разводящихся супругов с детьми. У нас в районе по пять-шесть разводов в неделю, мы должны ехать, говорить с каждым родителем, составлять акт, делать заключение. Нужна комиссия по примирению».
***
Итак, резюмируем.
А резюмировать-то и нечего.
В Назрани забыли дать слово адресату законотворческих благодеяний, зато носители погон и должностей как следует тему перетерли, считай, перед начальством отработали.
Во Владикавказе оказались гораздо ближе к реальности и ближе к теме домашнего насилия. Однако не пришли те, кто в состоянии меры принять.
Два круглых стола, две стороны неэффективности…
Лидия Михальченко