Дизайнер-ювелир Наида Аббас уехала из Дагестана 23 года назад. Закончила в Москве Строгановский университет и сразу же с группой коллег отправилась в Арабские Эмираты. И осталась в Абу-Даби. Живет там, преподает и воплощает самые фантастические ювелирные идеи. Навещая родных в Махачкале и сопоставляя жизнь на родине и жизнь в арабской стране, она всякий раз удивляется переменам, происходящим в нашем обществе и в людях.
― После окончания Строгановки я работала в команде ювелиров. Как-то нам для филармонии заказали ювелирную инсталляцию «Музыка спасет мир» на тему войны с Афганистаном. Она была в виде серебряной скрипки, которая раздавливает автоматы Калашникова. Это было очень круто и интересно.
После этого дебюта приходит парень из нашей команды и говорит: «Ребята, нас приглашает к себе дубайский шейх!» Не знаю уже, как он о нас узнал, как оценил наш профессионализм, но именно нам он захотел заказать какие-то огроменные часы. Типа швейцарских, но в арабском варианте, на тему их короткой, но замечательной истории: как бедуины воевали между собой, пока шейх Зайед их не объединил.
И вот этой командой, без знания не то что арабского, но даже английского, мы поехали в Дубай. 4 апреля я защитила диплом, а 9-го уже сидела с командой за длиннющим столом и пыталась осознать, где я и что я тут делаю.
Мы три года мурыжились с этими часами и еще с несколькими предметами интерьера. Все такое большое, основательное, с натуральными камнями и золотом. Но шейх остался доволен нашей работой.
― Как я знаю, потом ты стала автором нескольких украшений для королевской семьи. Расскажи о них немного, особенно о женщинах.
― Там не одна королевская семья, у каждого эмирата свой шейх и множество родственников. У них разная степень родства с семьей шейха Зайда, то есть, с династией Нахайян.
Через пару лет после переезда в ОАЭ меня пригласили работать в ювелирной компании под покровительством шейха Тахнуна бен Заеда Аль Нахайяна в качестве дизайнера, там и были сделаны эти самые королевские заказы. С очень крупными изысканными камнями, из разных видов золота и платины, все самое-самое роскошное и дорогое, по 2-3 миллиона долларов. С заказчиками напрямую там я не работала, а все нюансы мы оговаривали через посредников.
Про жизнь королевской семьи я говорить не имею права и вижу только то, что происходит в женской части их домов. Такие же люди, обычная семья, очень много детей. У многих шейхов дети учатся с обычными детьми в обычных школах, потом в университетах. Бывает, конечно, что девочки учатся дома, а преподавателей к ним приглашают.
Из тех принцесс, которых я курирую сейчас, одна уже учится в Сорбонне в Абу-Даби, другая пока не знает, куда ей поступать. На публике они не особо афишируют свое родство с родом Нахаян, а учатся на равных с обычными студентками.
Я преподаю в государственном университете Зайеда, на факультете искусств и творческих индустрий одной из принцесс, а до нее у меня училась ее старшая сестра, мы с ними в хороших отношениях. Поэтому иногда они приглашают меня на свадьбы и праздники.
― Ты ходишь в открытой европейской одежде, как на это реагируют?
― Ходят, кто хочет и как хочет, как тебе позволяет твоя семья, твоя вера, твое воспитание. Местные обязательно в абайе, но насколько жестко, зависит от семьи. Либо закрывают все, кроме глаз, и переносицу перепонкой, либо лицо открыто, но при этом закрытый лоб. Но не хиджаб. А девочки до замужества могут ходить открытыми.
А домой я несколько лет назад приехала, и мне мама – закрой плечи. Я говорю – мам, я как будто в Иран приехала, или в Саудовскую Аравию, ну ты что? ― Ну, ты хоть в мини не ходи. Да я и не хочу ходить в мини.
Там такого нет.
― Она вообще другая, их молодежь? Тебе, конечно, не с чем сравнивать, ты давно тут не живешь, но какие они, чем интересуются?
― Ну да, я уехала из Дагестана 23 года назад, понятия не имею, что тут сейчас в моде у молодежи. Ну, и там я знаю только про тех девочек от 17 до 25-27 лет, с которыми чаще контактирую. Они очень интересуются японской культурой – чаепитием, аниме…
― Аниме? А у нас тут недавно детский фестиваль аниме запретили, взрослые мужчины с бородами с кулаками детей из театра выгоняли. А до этого устроили травлю рэпера и актеров московской антрепризы, которые, с их точки зрения, позволили себе слишком откровенные сцены. В частном спектакле для взрослых.
― Да что ты, там бы такого не позволили. Лезть к кому-то и что-то насаждать? Странно, не узнаю Дагестан. Каждый взрослый сам в ответе за свои действия.
― А насколько религиозны девочки, с которыми ты работаешь?
― Вообще мы религиозные темы особо не обсуждаем, но в группе заметно, кто из очень строгой религиозной семьи. И не только по фасону абайи, но и по жестам, движениям и поведению. Но в целом девочки очень демократичные, увлекаются астрологией, верят в энергию камней, материалов.
― Но ведь астрология утверждает, что расположение звезд влияет на характер, на судьбу человека, что они предопределены, религия же о другом говорит.
― Там не противопоставляют эти понятия. Мне кажется, что у нас в Дагестане это слишком искажено или преувеличено. Девочки из королевской семьи ежедневно учат Коран, для них религия это естественная составляющая их жизни. Но они просят меня привезти им, например, драгоценные камни, которые подходят им по каким-то данным и влияют положительно на их организм.
Многие девушки там верят в нумерологию. Это не считается магией, это просто древние знания, что каждая буква в арабском алфавите имеет свою цифру, каждая цифра – свою энергию. И вот как вы родились, под какими звездами, в каких числах. При этом ни малейших сомнений в существовании Аллаха, этот вопрос вообще не возникает. Но все больше молодых девочек у меня в университете, говорят – я в астрологии, я, там, со звездами, я с камнями и т. д. Или так объясняют: раз Аллах создал вселенную, звезды, землю, почему я не должна интересоваться этим? Если он создал все сущее, я хочу про это знать, вот и все. Не составляют исключение и некоторые королевские особы.
У них с этим достаточно спокойно. Единственное, когда я начинаю что-то делать и на автомате произношу «Бисмилля», меня спрашивают «А вы что, мусульманка?». И удивляются, когда я говорю: «Да». Я говорю: «А что, если я не закрытая, то нельзя?» Они: «Нет-нет, ничего такого, но мы не думали, что вы мусульманка». Это молодые девочки. У старших, из поколения их мам встречается такое предвзятое: «О, ты мусульманка, да? А теперь ты мне еще больше нравишься». Такие тоже бывают моменты, но их немного совсем.
― А женщины там вообще работают?
― Работающих женщин становится все больше, и лидерство они сейчас берут на себя. И не только в Эмиратах. И в Саудовской Аравии, и в Ливане, и в Иордании, вообще в арабских странах женщины все больше появляются на тех политических и экономических ролях, где, традиционно лидируюмы привыкли видеть мужчин.
Я работаю в нескольких местах, но девочек везде вижу на лидирующих позициях. В художественной мастерской на пять девочек приходит обучаться один мальчик. Да и тот после первой сессии благополучно исчезает. В другом культурном центре, он государственный, и я приглашаю туда на обучение желающих любого возраста и из любой страны, тоже эмираточек очень много.
Женщины более энергичны, активны. По-моему, поскольку мы сложнее созданы, начиная с биологического уровня, в нас и заложено вот это multitasking, мультизадачность – и ребенка кормить, и суп варить, и одним глазом в книгу смотреть. Это у нас в крови. В наше цивилизованное время мужчина расслабился, а женщина получила больше возможностей. Мужчина рассуждает так: «О, технологии, можно нажать на одну кнопочку и пойти спать».
Женщина видит кнопочку, потом еще одну: «О, так я могу и на три нажать».
У нас по-другому мозги работают.
Вот с мужчинами в арабских странах проблема. Они ленивы и неповоротливы, но это, видимо, общая природная черта, характерная для жарких стран. И не все они сказочно богаты, есть среди местных и бедные, кстати.
Мужскую лень даже в университете видно. Он разделен на две части, мужскую и женскую. Там, где учатся девочки, все заполнено, все движется. А если зайти в мужскую часть, там вообще не понятно, учится кто-нибудь или нет. Тишина. Не хотят учиться. Они лучше в армию пойдут, после нее им хорошая работа гарантирована. Хотя я знаю мужчин, ребят, эмиратовских, которые работают, но их немного. Зато они очень много разговаривают и хвалят себя, даже если эти рассказы далеки от реальности.
― А с правами женщин там как?
― Опять же разброс большой, все зависит от семьи и от того, какого направления в религии они придерживаются. Есть семьи, где муж с длинной бородой и в коротких штанишках шагает гордо впереди, а поодаль совершенно закрытая жена с детьми и няньками-филиппинками. Есть и те, кто и за ручку жену держат, и поцелуй в щечку допускают. Хотя везде висят объявления, что не разрешается никаких проявлений близости в общественных местах. Но замечание все равно никто не сделает.
― О домашнем насилии говорят?
― Раньше не было, все делали вид, что все гладко и благополучно. Сейчас говорят и даже пишут иногда, в Дубае и в Абу-Даби. Оказывается, у них есть преступность, какие-то криминальные кейсы, но это преподносится так – ну вот вам, немножечко из того, что у нас есть.
― Давай, наконец, о творчестве. Точнее, о покупателях. Какого возраста и из каких они стран?
― У меня в основном серебро и мои изделия берут по большей части европейцы, русскоговорящие, из Украины, из России, Казахстана, из Америки, из Австралии, ЮАР, Германии. Ливанки тоже, они очень современные, открытые, они считают свою страну центром культуры арабского мира. У них там и французский язык, и культура, и все очень-очень такое гламурное, особенное.
Они первыми из арабских стран начали экспериментировать, пробовать нетрадиционные, необычные для искусства материалы. А вот эмиратовским девочкам нравится, но они не осмеливаются примерить эти новые виды на себя. Зато их мамочки, то есть, женщины среднего возраста, оказываются смелее дочерей: Интересно, необычно, хочу, беру.
― Как правило, если речь заходит о дагестанских художниках, то сразу начинается поиск национальной темы в их творчестве. Если она хорошо считывается – все радуются. Значит – корни! Значит – связь! Но у тебя дагестанские мотивы в одном-двух изделиях.
― Можно ведь по-разному информацию выдавать. Я не люблю, когда она бросается в глаза и не оставляет желания поразмышлять, сравнить. Это как сравнивать салонную живопись и авангард или супрематизм. Я за супрематизм. И какой смысл в прямом копировании тех же национальных мотивов? Мне это неинтересно. Поэтому-то я и выбрала роль художника, дизайнера, а не ювелира. Ювелиру дали заказ, сказали – я хочу так, вот так и вот так. Вот он и делает. Хорошо делает, замечательно.
Я миссию вижу иначе. Я как поэт, который пишет свою поэзию через создание ювелирных изделий. Мой путь – создавать что-то уникальное и информативное, а не просто украшения. Если бы я сфокусировалась, допустим, на одной стране или на определенной тематике, как кубачинские мастера или другие дагестанские ювелиры, то, получается, я чью-то чужую песню пою и повторяю ее постоянно. Зачем? И где там новизна, где история? Что в этом изделии заставит человека задуматься, разбудит чувства?
Я, перед тем, как предложить клиенту эскиз изделия, узнаю его характер, натуру, сильные черты. Раскапываю личность. И мы вместе работаем над тем, чтобы его внутренний мир проявился в кольце, в браслете, в серьгах наполнился его энергией. Тогда каждое изделие будет только твое, и рассказывать будет многое о тебе.
― Твои изделия очень разноплановые, разностилевые. Их ты создавала по заказу или просто как отражение внутреннего твоего состояния и настроения?
― Я их создавала в разное время, в зависимости от моих увлечений на тот момент. Можно выделить основные три направление: антропология, архитектура, природа.
В данный момент меня очень интересует архитектура, Интересует своей структурой, как из плоских формы становятся объемными, из тяжелых и массивных – парящими и невесомыми.
Меня вдохновляют современные архитекторы, например, моя любимая троица Заха Хадид, Жан Нувель и Франк Гери. Жан Нувель, создатель Лувра в Абу-Даби и других шедевров по всему миру просто потрясающий. Строгие геометрические формы, и в то же время столько изящества и чего-то космического вдохновили меня на создание ювелирного комплекта «Лувр».
Я обычно ищу какие-то непротоптанные пути, или хотя бы не затоптанные. А потом смотрю – а сколько людей уже это реализовало, и какими способами? Возникла у меня идея, я ее записала. Но насколько она хороша на практике, и вообще, первая ли я до этого додумалась? Сколько раз у меня такое было, просыпаюсь и думаю: я гений, я такое придумала! А потом лезу в интернет, а там таких гениев уже до фига и больше. Бывает, что идеи уже направо-налево растиражировали, размусолили…
― Наверное, в XXI веке тяжело найти что-то принципиально новое, до чего никто еще не додумался?
― Конечно, и поэтому мозги начинают работать еще интенсивней, извилины, нейрончики надо построить так, чтобы проложить новую тропинку. Мне нужно обязательно найти то, чего никто не делал. Зачем копировать? Некоторые мои студентки, копируют мой стиль, хотя я сразу говорю – плагиат должен быть исключен. Нельзя даже себя копировать. Можно, конечно, когда что-то там навеяно, тема, направление. Меня вдохновляют Пикассо, Дали, Пол Клее, Жоан Миро, Рене Магритт, но я их не копирую, я от них беру surface inspiration, сам по себе стиль, и потом я его воплощаю в своей интерпретации.
Поэтому легче копировать эти все известные бренды, которые можно просто наштамповать, и вперед. А у меня такая технология, которая… она сюда входит, оттуда выходит, здесь литье, там проволока пошла. Как будто какой-то конструктор, головоломка, и это захватывающе интересно.
― А вот эта идея с семенными коробочками-черепами цветка Дракона, из которых прорастают красные капельки камней, в этом какая идея?
― Тут такая философия мудрой природы – непрерывность, связь жизни со смертью, переход в другое состояние. Поэтому в коробочке, напоминающей череп, находятся до определенного момента семена, из которых зарождается новая жизнь. Меня это так впечатлило, что я сделала по этому образу сережки и кулон с красными гранатами.
А когда мне запала в душу картина Жоана Миро, я создала серьги по ее мотивам, и их купили в первый же день. Даже жалко, что я сама не успела ими налюбоваться. В моих работах такие обыденные предметы, как грецкий орех, скорлупа от фисташки, раковина моллюска воплощают целостность, многообразие и огромную витальную силу природы.
Анна Гаджиева
Фото из личного архива героини
DAPTAR 