Когда пишешь о Кавказе, нужно понимать, есть, как минимум, один пункт, где интересы местной власти и тех, кто ей противостоит, совпадают. Это права и свободы женщины.

«У нас такое невозможно, тут крепкие традиции!» – грозит указательным пальцем власть.

«Мы не позволим выставлять нас дикарями, наши женщины защищены самими устоями нашего народа!» – вторят те, кто с нею же и борется.

Поэтому из множества историй выбраны именно те, где нет никакого давления сверху, все фигуранты, как говорится, «простые люди» и у них есть выбор – на чью сторону встать.

«А потом он ударил Шейму топором»

Адвокат З.:

— Дело Шемы Тимаговой стало первым делом о домашнем насилии, когда Комитет OOH CEDAW признал, что в России есть дискриминация женщин и государство несет за это ответственность.

Решение вынесено в апреле 2019 года, через целых 10 лет после самих событий! Эта Шема с мужем прожила более 30 лет. Трое детей у них взрослых, дочка вышла замуж, двое сыновей женились, были внуки. И много лет она подвергалась насилию со стороны мужа.

В 2009 году муж избил ее лопатой, она получила травму головы, ног, колена. Суд оштрафовал его на 15 тысяч. Они развелись и разделили собственность, то есть, дом, в котором жили. Шеме досталась одна часть дома, бывший муж с новой женой поселился в другой. Ему это не нравилось, и он все время старался спровоцировать ссору. Зима начиналась, так он отключил ей отопление, и только через судебных приставов удалось его подключить.

А потом он ударил Шейму топором, когда та собиралась делать омовение. Утром заходила в туалет, он ее сзади и ударил. Два раза. И тут же топор, обувь, в которой был, все это сложил в машину и уехал, якобы, на похороны. А Шему, еле живую, оставил там. Сестра ее пригласила врачей из Израиля, оперировали в Питере. Вряд ли ее в Грозном в то время смогли спасти.

Процесс уже шел, когда я вступила в дело. Со мной была адвокат Зура, сестра Шемы. И вот все зарегистрировано, все факты, заявление подано, а дело не возбуждали. Нет, мол, состава преступления. Разрубленный череп есть, а состава преступления нет.

Подобных дел немало. Только 5% дел по домашнему насилию доходит до суда. И тут еще сама жертва была не способна подать какие-либо  заявления, ей просто очень повезло, что сестра у нее адвокат. И все равно суд подвел к тому, что этот удар топором был нанесен в состоянии аффекта «вызванного длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим аморальным поведением потерпевшей».

Раньше я защищала молодых ребят, которые попали в систему чеченский кампаний. Так называемых боевиков. И это было в сто раз легче, чем сейчас защищать женщину.

Были приглашены свидетели, которые, якобы, находились за забором и слышали, как она его обзывала. И он, бедный, не сдержался. На этом не только его адвокаты настаивали, их и прокуратура поддержала. Его освободили прямо в зале суда, были приглашены журналисты, снимали его как героя.  Было у него два адвоката, оба мужчины. Прокурор — мужчина, секретарь — мужчина, судья – мужчина. И мы, Зура и я, две женщины, которые пытались защитить женщину.

Каждый раз процессы назначались в пятницу после обеда и все мужчины, которые шли в мечеть, после намаза приходили на процесс. Спустя время один из них встретил Зуру и сказал ей, мол, когда выслушал наши доводы, то понял, что на самом деле произошло,  и больше  не стал поддерживать эту группу.

«Даптар»: — То есть, он не выступил, не поговорил в той же мечети с единоверцами, объясняя, что они приняли сторону преступника, а просто «не стал больше поддерживать»?

Адвокат З.: — Да. Я даже больше скажу, Шеме пришлось из своего дома переехать в съемную квартиру, ее там травить начали. Кто? Да обычные люди, соседи, кто ж еще. Трудно быть кавказской женщиной. И быть адвокатом, если ты женщина, тоже трудно.

Внушить женщине понятие «стыдно»

Адвокат С.:

— Раньше я защищала молодых ребят, которые попали в систему чеченский кампаний. Так называемых боевиков. И это было в сто раз легче, чем сейчас защищать женщину. Если по другим уголовным делам все просто проходило, то здесь я все время сталкиваюсь с угрозами. И родственники не поддерживают, и следственные органы не поддерживают.

Адвокат К.:

— Когда занимаешься делами домашнего насилия, то там же не только физическое, там и сексуальное бывает насилие! И мне очень тяжело участвовать  в подобных делах, говорить о таких вещах среди мужчин. И у жертвы нет даже слов, которыми она может описать.

Ни чеченка, ни ингушка, ни дагестанка никак не сможет рассказать мужчине-адвокату, что с ней случилось. И если адвокат женщина, то по той же причине ей трудно выступать в суде. Главное внушить женщине понятие «стыдно». Стыдно говорить, что с ней сделали, стыдно говорить, что сделали с твоей подзащитной.

Когда ты задаешь вопросы свидетелям и экспертам, чтобы доказать насилие, тебе приходиться все называть своими именами. Чувствуешь себя очень некомфортно.

Мне несколько раз очень везло: к работе подключались другие адвокаты-женщины, без нашей этой ментальности. Те, кто может говорить о сексуальных делах прямо. Мы работаем вместе, помогаем друг другу в составлении документов, вопросов по экспертизе, но в суд идет она. Ее не так легко смутить словами «защищаешь проститутку».

«Ее надо убить, а с насильниками помириться»

Адвокат С.:

— У меня трудное было дело, там девять человек полгода издевались над женщиной. Приходили прямо в дом, когда мужа нет, снимали на видео, шантажировали. Там главный Магомедов Дауд и она не первая их жертва. До нее еще были девушки. Одна повесилась, другая уже устала от издевательств, решила дать отпор, подала заявление. Ее мать ходила по селу, плакала: «Люди, помогите, поддержите нас!» Но никто не захотел. Даже родственники уговаривали, ты лучше возьми то, что они дают, и примирение сделай. Забери заявление, все равно ничего не сможешь. После мать заболела онкологией и скончалась. То есть, единственный человек, кто эту девушку защищал, умер. И она уехала из села, уехала и хочет забыть про это.

А потом все это повторилось уже с моей доверительницей. Она тоже не выдержала, сказала, что заявит на них. И тогда они выложили эти видео. Ко мне ее привел троюродный брат. Она же от ужаса убежала, хотела повеситься. Домой не могла пойти, думала, что ее не примут. Этот брат к себе домой взял ее, потом пошел к ее отцу, рассказал все. Отец сказал: «Пусть домой приходит она».  И вот так началось это дело.

Муж конечно с ней сразу развелся и вроде его это не касается, в сторону ушел, хотя насильники его же коллеги.

Представьте, каково ей был. Там девять человек из небольшого села, у каждого родственники. Ее дети в садик ходят, а там воспитательница тоже родственница этих. Они все начали говорить, что она проститутка, сама их к себе звала, а наших детей невиновных, несчастных, посадили. И все сельчане знают, что она была изнасилована, но открыто ее не будут поддерживать.

Один раз имам этого села сказал, что это все нехорошо, что даже если она такая легкомысленная оказалась, все равно то, что делали с ней, с замужней женщиной, это неправильно. И тут же машину имама сожгли.

Мы искали, кто даст ей характеристику, расскажет, какая она, но все отказались. Зато нашлись соседи, кто дал ложные показания, что будто бы она звала этих насильников, со смехом их принимала.

Были и такие, что говорили: «Ее надо убить, а с насильниками помириться». В их общей сельской группе в ватсапе картинки размещали с ножом, мол, вот что делают с неверными женами.

Муж конечно с ней сразу развелся и вроде его это не касается, в сторону ушел, хотя насильники его же коллеги, они же ее стали «наказывать», якобы, за какие-то «провинности» мужа. Кроме родных никто на ее сторону не встал.

«Она соблазнила!»

Адвокат П.:

— Мне приходилось слышать, мол, что ты за женщина, что ты за вайнашка, если защищаешь проституток, аморальных и испорченных женщин. И жертве говорят: «Ты бесчестная, развратная женщина, твоим словам нельзя верить!»

Мне моя коллега рассказывала. Значит, процесс шел, человек обвинялся в том, что 13-летнюю девочку изнасиловал, вывез из Чечни в Ингушетию. И его адвокат пригласил в суд женщину-свидетеля. И та говорит: «Ой, да у него ничего не получается, я ему делала ЭТО». И прямыми словами все называет. Представляете? И вот, когда такая женщина на стороне мужчины, ее репутация никого не смущает, тогда ее словам верить можно.

Адвокат Р.:

— Когда дело по изнасилованию, то у обвиняемого ответ один – она соблазнила! Соблазнила? Да ты же мужчина, ты говоришь, что Аллах наделил тебя умом большим, чем у женщины, ты почему полез к ней? Ты баран что ли? Где твой иман, елки-палки?

Но смотришь на судью, на адвокатов, на конвой, и видишь – они внутренне на его стороне. И даже если все доказано – его будут ждать из тюрьмы, все родственники будут ждать, даже жена чаще всего не бросит, а будет ждать, дети будут. А из республики придется уезжать ей. И опозорена она.

Адвокат Т.:

— У нас трудно не только в суде защищать, шелтер открыть тоже трудно. Или даже квартиру снять, чтоб поместить туда женщину, которая оказалась в трудной ситуации. Хозяева, когда узнают, кто там будет жить, отказываются сдавать. И неважно, что квартиру снимаю я, на свое имя. Опасаются, что родственники женщины ее найдут, и тогда будут иметь к ним претензии. Был случай, когда женщина, чьи интересы я представляла, жила у меня дома. Больше некуда было ее поселить.

«Как можешь эту проститутку защищать?»

Адвокат З.:

— Я в школах провожу семинары для девочек, рассказываю про последствия ранних браков, про последствия телефонных разговоров и переписки с незнакомыми людьми. Про последствия домашнего насилия, о профилактике домашнего насилия. И тут такая закономерность, все директора интересуются, о чем я буду говорить, но если директор мужчина, он иногда не соглашается с темой. «У нас нет такого», — говорят.

Тут еще политика региона, принято говорить, что у нас нет такого, априори нет. Что есть случаи инцеста, об этом вообще никто не скажет. А они есть. Моей коллеге удалось на 14 лет упрятать одного такого отца-насильника. Но чего ей это стоило! А чего это стоило матери девочки! На нее такое сильное давление было, семья отца угрожала и уговаривала, она не сдалась. Это уникальный случай для нашей республики. Но ей с детьми, там еще вторая дочка есть, пришлось уехать из-за угроз.

Адвокат П.:

— Мне приходилось помогать коллегам из Чечни, Ингушетии. Бывает, на них давят, говорят: «Уходи из дела!» И они меня просят. Я из Дагестана, мне легче.

Так вот стоим мы с коллегой, а на нее мужчины шипят, зло говорят что-то на своем, я их языка не знаю, но кое-что могу понять. Да и она потом мне перевела. Они ее стыдили, говорили: «Разве ты женщина? Как можешь про такое говорить при мужчинах? Как можешь эту проститутку защищать?»

Адвокат Д.:

— Вот сейчас у нас дело о смерти 11-летней девочки. Назначена лингвистическая экспертиза по ее предсмертным запискам. Мы считаем, что она не сама повесилась. А если даже сама, то после насилия в отношении нее. Эксперт зафиксировал более 20 различных ударов, 6 из которых были минут за 20 до смерти. А еще повреждения в области…  И там, и там, короче. Ни один из родственников, с кем она жила – а это отец, брат, сводный брат и тетя – не привлечен к ответственности. Дело возбудили только после нашего вмешательства.

Ей говорили: «Ты должна чего-то, ты не должна чего-то. Ты девушка, никому перечить не можешь, ты не должна из дома выходить».

Нет генетических материалов. Ее же, как вынули из петли, сразу искупали, приготовились хоронить. Родственники говорят, да, наказывали, даже били, якобы, за то, что она трогала себя там…

После развода родителей девочку из Грозного привезли в село, в семью отца. Как забрали от матери, больше не ходила в школу и с мамой не виделась все полтора года. Никто на это не обращал внимания. Никому она была не интересна. И сейчас вдруг все обвинения в адрес матери, мол, та не уследила и все повреждения органов половых, якобы, в то время произошли, когда девочка с ней жила.

Адвокат С.:

— …Я сказала: «Ты ни в чем не виновата, тебя изнасиловали, виноваты они, грязные люди тоже они, ты не грязная, ты должна поднять нос выше, и я чтоб не видела, что ты вот с такой головой сидела, у следователя тоже вот так чтоб сидела, на очной ставке тоже вот так чтоб сидела!»

Я говорю: «Ты должна идти дальше, ты должна бороться и за свои права, и за право воспитывать своих детей, самой их отвозить в садик, в школу. И воспитывать их не так, как тебя воспитали, чтобы не были овцами, а были бойцами в этом мире».

Она мне говорит: «Я с мужчиной когда разговариваю, смотрю вниз, на отца глаз поднять никогда не могла, так меня воспитали».

Ей говорили: «Ты должна чего-то, ты не должна чего-то. Ты девушка, никому перечить не можешь, ты не должна из дома выходить».

«Бьет или не бьет – это не твое дело»

Адвокат И.:

— В 2015 году ко мне обратился мужчина, чтобы я представляла его несовершеннолетнюю племянницу. Дело сначала возбудили против парня, с кем девочка сбежала. Они где-то в соцсетях переписывались. Она убежала с ним, чтобы выйти замуж.

Их нашли, его арестовали, потом приехал отец и вдруг она говорит, что в 13-14 лет подвергалась нетрадиционному… ну, сзади… сексуальному насилию с его стороны. Отца тоже задерживают.

Девочка росла у отца, родители развелись, она бабушке жаловалась, но та не поверила. Дядя считал, что ее заставили оговорить отца. А я ей поверила.

Она подробно описывает все это, плачет. Во время суда она кричала отцу: «Почему ты молчишь? Почему не говоришь, мне то, что раньше  говорил: «Будь мужчиной, не ори!». А сейчас сам ведешь себя как женщина!».

А он молчал, ни слова не говорил. Парню тому дали три года, а отец до сих пор находится под стражей, его дело рассматривается четвертый раз, пытаются оправдать его.

Мне сложно было, меня-то пригласили ее родственники, а в результате пришлось выступать против них. Она долго находилась под госзащитой. Я была единственный человек, что имел к ней доступ. И вот ей, наверное, надоела эта жизнь взаперти. И нашелся человек, который допустил к ней родственницу. Его потом уволили, но дело было сделано.

Уже беременную ее муж избил, она от него сбежала, но ни мать, ни дядя, ни тетя ее не приняли. Вернули назад в семью мужа.

Я уже подготовилась к прениям, у меня были все доказательства вины отца и тут на последнем судебном заседании она меняет показания. Говорит, что отец не виноват. Та родственница ее убедила, мол, мы твоя семья, это позор для всех нас, защити свой род, смой это пятно, а мы будем тебя оберегать.

При этом была дана расписка, она есть у меня, что они позаботятся о ней, разрешат учиться, что она будет жить у дяди, все у нее будет хорошо.

Девочка вернулась в семью. Только ни один пункт не исполнялся. Ее не обижали, просто не поддерживали ни в чем, и учиться не отпустили. Выдали замуж быстренько.

Уже беременную ее муж избил, она от него сбежала, но ни мать, ни дядя, ни тетя ее не приняли. Вернули назад в семью мужа. Она видимо считала, что я единственная, кто на ее стороне, обращалась ко мне. Но начались звонки от ее родственников, мол, не поддерживай ее, пусть живет в своем замужестве: «Бьет или не бьет – это не твое дело. Не вмешивайся в эту жизнь».

Я им говорю: «Извините, она мне звонит с разных номеров». Нужно же мне было как-то оправдаться. Почему оправдаться? Так я и сама не защищена.

От редакции: именно потому что не защищены даже адвокаты, мы не стали указывать их имена

Светлана Анохина