Гендерные исследователи изучили мужское пространство на Северном Кавказе.

Фонд имени Генриха Бёлля и международный центр Free Happy People выпустили исследование о жизни мужчин на Северном Кавказе.

Презентация состоялась в конце февраля, но само исследование провели еще в 2016 году в четырех республиках Северного Кавказа: Чечне, Дагестане, Кабардино-Балкарии и Ингушетии. 

Всего было собрано около 800 анкет и взято 80 глубинных проблемно-ориентированных интервью, в выборку были включены равные группы мужчин разного возраста, семейного статуса и образования, указывают авторы доклада — гендерные социологи Екатерина Иванова и Ирина Костерина. Само анкетирование проводилось сотрудниками северокавказских НКО и учебных заведений.

Исследователей интересовал «общий контекст жизни в республиках»: проблемы и трудности, жизненные приоритеты и ценности, условия проживания, проведение свободного времени, самореализация, особенности семейной жизни и так далее.

Рассказывая о семейной и личной жизни, респонденты говорили о специфике местных практик — многоженстве, выборе невесты, убийствах чести; отвечали на вопросы о проблеме насилия: мотивах для применения физического и морального насилия, а также о собственном опыте проявления насилия.

Проблемы и эмоции

Главными проблемами опрашиваемые из всех четырех республик называли экономические трудности: безработицу и низкие зарплаты. Об отсутствии работы говорили 78% респондентов из Ингушетии, 76% — из Чечни, 69% — из Дагестана и 58% — из Кабардино-Балкарии. В Ингушетии 61% мужчин назвали зарплаты в регионе низкими, в остальных республиках такую проблему обозначили около половины респондентов. Кроме того, они говорили об ограниченности рынка труда, что не позволяет им выбирать работу по профессии.

«В Чечне и Дагестане эта проблема отмечается, в первую очередь, молодыми мужчинами до 30-ти, и мужчинами, имеющими высшее образование. Неудивительно, что в сложившейся экономической ситуации около трети респондентов отметили необходимость обеспечения семьи как самую насущную необходимость», — пишут авторы исследования.

Также серьезной проблемой мужчины назвали бесправность перед властными структурами: около половины опрошенных в Чечне и Ингушетии и около 30% — в Дагестане и КБР.  «Для Чечни заметна возрастная разница в ответах: эту проблему чаще других отмечали мужчины 17-30 лет», — уточняется в документе. 

Другими проблемами опрашиваемые называли контроль сообщества, ограничение в выборе невесты для женитьбы и ограничения в принятии собственных решений.

В некоторых пунктах авторы указывают на региональную специфику: о проблемах, связанных с мужским здоровьем, чаще говорили в Чечне (34% опрошенных), а о злоупотреблении алкоголем — в Дагестане (32% респондентов). Около 30% мужчин в Чечне, Ингушетии и Дагестане называли трудностью выполнение обязательств по отношению к семье и роду, в Кабардино-Балкарии с этим согласны 18%. Схожие данные и в оценке необходимости отвечать за поведение женщин: в КБР это считают проблемой только 8% опрошенных, в остальных республиках — около 20%. 

«Отличие КБР связано с меньшим давлением местных традиций и кодексов, которые вменяют мужчине контроль за женщинами в публичном пространстве», — говорят авторы.

Другими проблемами опрашиваемые называли контроль сообщества, ограничение в выборе невесты для женитьбы и ограничения в принятии собственных решений, но об этих трудностях говорили относительно небольшое количество респондентов. Также совсем незначительный процент опрошенных заявили, что у мужчин в их регионах нет никаких проблем – в Чечне и Ингушетии это по 2%, а КБР и Дагестане – по 7%. 

На вопросы о чувствах и эмоциях, которые опрашиваемые испытывают чаще всего, самыми оптимистичные ответы давали мужчины в Дагестане: по 22% выбрали варианты «бодрость» и «приподнятое настроение», 30% — «спокойствие», 21% — «удовлетворение», 18% — «счастье» и лишь 10% и 5 % говорили о тревоге и безразличии. В КБР респонденты отвечали схоже, но тут авторы отмечают самый высокий процент мужчин, которые испытывают раздражение —11%. 

Ответы мужчин Чечни и Ингушетии оказались тоже схожи между собой и при этом пессимистичнее, чем в двух других республиках: по 9% выбрали вариант «приподнятое настроение», 7-8% — «счастье», 13-16% — «растерянность», вариант «тревога» отметили 27% в Чечне и 21% в Ингушетии, по 12% выбрали «безразличие».

«Важно, что самой часто выбираемой альтернативой была «надежда на перемены к лучшему»: всего по выборке 45,9% выбрали ее, по республикам же распределение оказалось гораздо интереснее: 59,3% — Чечня, 47,5% — Ингушетия, 42% — КБР, 32,9% — Дагестан», — выделяют авторы.

Переживаниями и проблемами мужчины из всех республик чаще всего делятся с друзьями, женами и братьями. Далее следуют варианты «с матерью» и «ни с кем», последний пункт выбрали около 20% во всех регионах. 

То, что в окружении мужчин нет человека, с которым бы они могли или хотели делиться своими чувствами и проблемами, может говорить и о том, что от мужчин ожидается подавление эмоций и умалчивание проблем, отмечают авторы.

Строя образ  «успешного мужчины», большинство опрашиваемых говорили о наличии семьи (от 50% до 74%), материальном благополучии (40-50%), уважении со стороны родственников (более трети респондентов), удовлетворенности жизнью (от 23% до 30%). Ответы на вопрос о том, что мужчины хотели бы поменять в своей жизни, в целом согласуются с теми проблемами, которые респонденты отметили среди насущных, говорится в исследовании.

Семейная жизнь

Ответы мужчины на вопросы об интимной жизни до брака показали, что большинство мужчин во всех республиках имели сексуальные отношения с одной или несколькими женщинами до заключения брака. Некоторое число мужчин ответили, что продолжают «интимные отношения с другими женщинами и после вступления в брак». Особенно много таких ответов дали опрошенные в Кабардино-Балкарии, а в Дагестане и Ингушетии, около 75% мужчин, наоборот, указали, что никогда не изменяли супругам. 

«Анализ показал, что такие характеристики, как возраст, место получения образования и уровень религиозности в семьи в некоторых республиках значимо влияют на свободу интимной жизни до брака, — отмечают авторы. — Мужчины из более религиозных семей реже имеют сексуальные контакты до брака».

На вопрос о многоженстве подавляющее большинство мужчины ответили, что живут с одной женой. Двух жен имеют 11% опрошенных мужчин из Чечни, 15% — из Дагестана, 10% — из Кабардино-Балкарии и 7% — из Ингушетии. Большое количество мужчин во всех республиках считают тот факт, что многоженство разрешено по религии, достаточной причиной вступить во второй брак. Следующей значимой причиной появления второй жены мужчины называли невозможность иметь детей в первом браке. Также многие респонденты отметили эмоциональную составляющую. 

«Вероятно, акцент на отношениях во втором браке, основанных на любви, связан с тем, что первый брак зачастую организуется родителями, и эмоциональное расположение жениха к первой супруге не является значимой причиной для вступления в брак или отказа от него», — полагают исследователи. 

Другой вопрос о семейной жизни касался гендерного распределения обязанностей в семье. Большинство мужчин делили обязанности на типично «женские»: готовка, уборка, глажка, мытье посуды и типично «мужские»: зарабатывание денег, распоряжение семейным бюджетом, ремонт в доме. При этом около 12% респондентов из Кабардино-Балкарии отметили, что тоже занимаются домашним хозяйством.

Домашнее насилие

Большой блок вопросов в анкетах касался проблемы домашнего насилия. Высказываясь о правомерности применения морального и/или физического насилия в отношении женщин,  большинство мужчин допускали физическое насилие в случае супружеской измены (по 85% респондентов из Чечни и КБР, 80% — из Дагестана, 67% из Ингушетии), «дерзкого» поведения жены (45% мужчин из Чечни, 40% — из Ингушетии, 33% — из Дагестана, 15% — из КБР), общения с посторонними мужчинами (39% опрошенных из Чечни, 49% — из Ингушетии, 34% — из Дагестана, 14% — из КБР), неуважения родственников мужа (35% мужчин из Чечни, 26% — из Ингушетии, 16% — из Дагестана, 19% — из КБР) и так далее. 

На общем фоне Кабардино-Балкария отличается «мягкими» нравами, пишут авторы. Единственный мотив для применения физической силы, в котором респонденты из Кабардино-Балкарии солидарны с мужчинами из других республик, – это супружеская измена. На дерзость и споры большинство мужчин из КБР предлагают отвечать «моральным давлением, а не физической силой».

В Чечне, Ингушетии и Дагестане практически все предложенные поводы рассматривались как возможные мотивы для психологического насилия: неудовлетворительное выполнение роли матери и хозяйки дома (более половины опрошенных), ношение нескромной одежды, посещение общественных мест без разрешения, общение с «запрещенными» людьми (более 40% респондентов), проявление неуважения к родственникам мужа, а также вербальное непослушание (более, чем половины опрошенных).

Респонденты признавали практику контроля над жизнью женщины.

«Даже отказ от исполнения «супружеского долга» — от секса, — по мнению 43% опрошенных из Чечни и 36% опрошенных из Дагестана можно наказывать с помощью психологического давления», — говорится в докладе. Для некоторых мужчин оправданием физического и психологического насилия по отношению к женщине являются собственные алкогольное опьянение или несдержанность, а иногда и фактическое отсутствие мотива, когда причиной может быть «профилактика». 

Ответы на вопрос, как часто женщины в семьях их друзей и родственников сталкиваются с насилием, показали, что большое количество мужчин во всех республиках знают о существовании этой проблемы, отмечают исследователи. 

Респонденты признавали практику контроля над жизнью женщины: большинство мужчин называли среди проблем контроль над семейным бюджетом (92% опрошенных в Ингушетии, 86% — в Чечне, 85% — в Дагестане и 75% — в КБР), проявления ревности, которую авторы доклада также расценивают как стратегию контроля (83% — в Дагестане, 81% — в Ингушетии, 80% — в Чечне и 75% — в КБР), препятствование образованию (84% — в Ингушетии, 82% — в Дагестане, 78% — в Чечне, 63% — в КБР), контроль над проведением свободного времени (85% — в Ингушетии, 73% — в Чечне, по 72% — в Дагестане и Кабардино- Балкарии), препятствованию общения с друзьями (признают больше половины опрошенных в о всех республиках). 

Многие мужчины также признают проблемы, связанные с моральным насилием: женщины подвергаются критике внешнего вида и умственных способностей (об этом говорили от 61% — в Чечне до 76% — в Ингушетии), вербальным оскорблениям (так считает около 65% мужчин), а также угрозам отобрать детей (50% опрошенных в КБР, в Чечне — 63%, в Дагестане — 37%, в Ингушетии — 58%).

Половине опрошенных из Чечни и Кабардино-Балкарии знакомы случаи, когда женщину выгоняли из дома, больше половины мужчин в Чечне, Кабардино-Балкарии и Ингушетии знают о том, что женщин в семьях из родственников или знакомых принуждают к домашнему труду. 

Осведомленность о применении к женщинам физического насилия оказалась значительно ниже, пишут авторы. Хотя мужчины признают, что женщины в республиках страдают от проявления физической силы в форме пощечин или толчков (52% опрошенных из Чечни, 50% — из КБР, 44% — из Ингушетии и 41% — из Дагестане), в отношении более серьезных проявлений физического насилия мужчины остаются «поразительно неосведомленными». 

Около трети мужчин в Чечне, Кабардино-Балкарии и Ингушетии, и только 14% в Дагестане знают о случаях избиения женщин кулаками или другими предметами, об угрозах применения оружия или ранениях. О случаях изнасилования известно не более чем 15% мужчин в Чечне, Дагестане и Ингушетии. Опрошенные из Кабардино-Балкарии оказались наиболее осведомленными о проблемах с физическим насилием: 21% мужчин республики знают о случаях угрозы оружием или нанесения ранения, а 28% признают проблему изнасилований.

Исследователи сравнивают эти данные с результатами опроса женщин, который проводился в тех же республиках. Исходя из ответов, выходит, что с проблемой изнасилований сталкиваются не только женщины из Кабардино-Балкарии (23%): 35% женщин в Чечне и 25% женщин в Дагестане указали, что сталкивались с изнасилованием лично, или знают о случаях, которые произошли со знакомыми им женщинам. Кроме того, меньше всего женщин сталкивалось с избиениями (29%) и угрозами оружием (13%) именно в Кабардино-Балкарии, в других республиках женщины намного чаще жаловались на эту проблему: 71% женщин из Чечни и 54% женщин из Дагестана жаловались на побои, и 40% женщин из Чечни и 24% женщин из Дагестана заявляли об угрозе оружием или ранениями, пишут исследователи.

Авторы предполагают, что, хотя уровень физического насилия в Кабардино-Балкарии предположительно ниже, чем в Чечне и Дагестане, мужчины из этой республики более склонны видеть и признавать существующие проблемы. 

«Если говорить о КБР, то нужно учесть, что это не Чечня, не Ингушетия и не Дагестан, там женщины более свободны, уж по крайней мере в вопросах одежды, — соглашается президент «Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем» Саида Сиражудинова, занимающаяся изучением проблем домашнего насилия и преступлений против женщин.  — Там, конечно, тоже есть насилие, но это не так остро ощущается». В то же время она отмечает, что на результаты могла повлиять и репрезентативность выборки.

С другой стороны, согласно результатам опросов, приведенным в докладе, некоторые проблемы по мнению мужчин стоят острее, чем по мнению женщин. Например, о критике внешнего вида и умственных данных говорили 27% опрошенных женщин из КБР и 71% мужчин из этой республики, 38% женщин из Ингушетии и 76% ингушских мужчин. По Чечне и Дагестану результаты у женщин и мужчин тоже разняться, но не так сильно.

Для многих важен и социальный статус.

«Коллега, которая принимала непосредственное участие в этом исследовании, отмечает, что на другой вопрос, о том, с кем делятся проблемами женщины, у ингушских женщин был гораздо меньший процент открытости. Многие отвечали «ни с кем не делюсь», многие вопросы просто игнорировались, вопрос про насилие пропускался, также как и несколько других, — рассказала «Даптару» психолог-консультант из Ингушетии Ася Гагиева. — Другие коллеги говорят, что это может быть связано со скрытностью (нельзя выносить сор из избы) и стыдом — то есть само признание, что в отношении тебя совершается какое-то насилие, вызывает стыд и бессилие».

Для многих важен и социальный статус, отмечает она: признать, что тебя бьют или унижают, это для них как признать свою ошибку в выборе супруга. «Это больно. К тому же, если неоткуда ждать помощи, то и говорить об этом, как им кажется, бессмысленно. Есть такое высказывание «Когда тебе действительно больно, об этом никому не хочется говорить», то есть просто нет сил делиться, когда проживаешь внутри и снаружи такой семейный ужас. Так что, думаю, тут вопрос в поверхностности их ответов, а не в том, что этих видов насилия не существует», — говорит собеседница «Даптара». 

Возможно, этим объясняется столь низкий процент женщин из Ингушетии, признавших проблему нанесения побоев и угроз оружием, либо ранений — 27 и 7 %, соотвественно. 

«Многие респонденты действительно пытаются замалчивать проблемы, не хотят показывать ситуацию, которая существует в республиках. Например, когда я делала интервью по убийствам «чести», многие хотели скрыть эти случаи, замолчать и не чернить свою республику. А вот когда спрашиваешь теоретически: поддерживаете ли такую практику, появляются расхождения, многие говорят, что это правильно, и объясняют почему. Поэтому многое зависит и от контрольного вопроса,  — говорит Сиражудинова. — Проблема замалчивания она есть. Ингушетия больше старается замалчивать, больше всего скрытых убийств именно там. Часто и женщины замалчивают. Говорят, либо когда имеют свою позицию, либо когда уже столкнулись с подобными проблемами и хотят об этом сказать».

Схожую ситуацию она описывает с проблемой отбирания детей бывшими мужьями, которая остро стоит в Чечне и Ингушетии. Согласно исследованию фонда имени Бёлля, в Чечне о существовании такой угрозы заявили 79% женщин, в Ингушетии — 23%. 

«Нужно учитывать, что Ингушетия еще более традиционализирована, чем Чечня. Там есть прослойка женщин, которые смирились с такой практикой. То есть тут может быть и замалчивание, и то, что [в Ингушетии часть женщин] воспринимают это менее остро. Хотя проблема [в этих республиках] стоит одинаково. Другой вопрос, что в Чечне и число разводов было выше», — говорит Сиражудинова.

Порочный круг насилия

Авторы исследования о жизни мужчин на Кавказе, подводя выводы, указывают, что будучи включенным в сообщество, которое продолжает поддерживать патриархальный уклад, мужчины продолжают воспроизводить модели отношений и жизненные позиции, которые ухудшают положение женщин и ограничивают их возможности. 

При этом многие мужчины отмечают, что «сами испытывают на себе давление патриархата и есть некоторые черты в их обществах, которые им хотелось бы поменять». Так, многих мужчин не устраивает контроль над принятием решений, касающихся их частной жизни, и ограничение автономии, которые налагает на них местное общество, необходимость ориентироваться на общественное мнение. Определенное число мужчин стремится к большей независимости от своего рода. 

По мнению психолога Гагиевой, здесь имеет место явление, называемое порочным кругом насилия, когда человек неосознанно воспроизводит во взрослой жизни то, что ранило его в более раннем возрасте. 

«Всем нам известно детское обещание никогда не обращаться со своими детьми так, как обращались с нами. Но при этом почти каждый, кто его давал, отмечает, что повторяет то же, что делали его родители. То же самое с общественной системой. Можно протестовать против нее, ругать, призывать, но мы все пропитаны этими убеждениями, они живут в нашем теле, они вплелись в нашу систему ценностей,  подменяя наши потребности собой. Безусловно, здесь не обходится без внутреннего конфликта. Но решение отказаться от деструктивной модели может проигрывать привычке и давлению», — поясняет психолог. 

Помимо психологического фактора играет роль и то, что человеку нужны ресурсы, смелость противостоять общественно признанной модели, которые иногда неоткуда брать.  Не последнюю роль, по словам Гагиевой, играет и то, что «патриархальные ценности жестко связываются с национальной идентичностью».

«Даже если у тебя есть внутренние и внешние ресурсы делать так, как ты хочешь, есть смелость противостоять большинству и не поддаваться на провокации, все равно такое поведение может пошатнуться перед идеей о твоей национальной идентичности. И это еще один вызов. Понятно, что только единицы мужчин даже при желании могут преодолеть все три фактора и действительно жить так, как велит им сердце и чувствовать себя при этом довольными», — резюмирует собеседница «Даптара».

Юлия Сугуева