«Даптар» публикует отрывки, не вошедшие в проект «Был такой город». Это истории о любви, о семье, о верности, о горе.
***
Я маленькая совсем была, когда у нас на квартире (мы тогда жили в Георгиевске) немцы стояли. Их двое было. Офицеры. Так вот когда они были вдвоем – нехорошие были, ругались, могли толкнуть меня, а когда по одному – играли со мной, по голове гладили, шоколадом угощали. Сейчас я думаю, наверное, каждый из них боялся показаться слишком мягким, боялся, что другой донесет, поэтому так вели себя странно. Когда съехали эти немцы с квартиры, кто-то из них оставил мне на подушке маленькие калошики, такие красивые, красненькие! А потом вместо этих пришли другие, злые такие были… Но я же не знала, я же побежала к ним! И они переломали мне пальчики на руке.
***
В начале 20-х годов дядя Лева был тогда еще совсем крохой, Дербент несколько раз захватывали банды Бичерахова. Был такой полковник царской армии, с красными воевал, со всеми воевал. И когда он входил в город, грабежи начинались и погромы, женщины, старики и дети прятались в здании городской мельницы. Ну и дяди Левы мать тоже хватала маленького сына и бежала туда сразу. Понятное дело, надо было всем сидеть тихо, чтоб ни гу-гу! И так по несколько дней иногда, пока бичераховцы не уйдут. А воду, еду не всегда с собой люди успевали захватить, так что те, у кого что-то было, делились с другими.
Ну и раз вышло так, что воды и еды мало у людей с собой оказалось. Старшие дети как-то держались, молчали, а дядя Лева совсем замучился от страха и жажды и плакать начал. И на беду мимо как раз проезжал сам Бичерахов. Услышал из-за стены детский плач и приказал своим взломать ворота мельницы. Въехал на своем коне грозный такой, посмотрел на этих баб, на стариков. Потом подъехал к дядь Левиной матери, спешился и ласково так маленького Леву за щеку потрепал. А потом снял у его матери с руки браслет, кольца, все, что было ценного. И к другим женщинам пошел, а те уже сами, сами снимали, торопились и в сумку ему бросали. Тут жизнь на кону, какие уж браслеты! Вот так он всех обошел, этот Бичерахов, а потом опять к Леве вернулся, полез в эту сумку с награбленным, пошарил там, достал кусочек пахлавы и зареванному Леве протянул.
И Лева все не понимал, почему мама плачет, почему все вокруг плачут, ведь такая вкусная эта пахлава, такая сладкая.
Никто тебя не ждет и еду к твоему приходу не разогревает, а есть пьяненький отец и брат, за которыми она должна ухаживать.
***
Моя бабушка однажды рассказала, что в концлагере, в котором она провела три года, у нее был роман. Лагерь обслуживали итальянцы и солдат по имени Макс заботился о ней, носил ей посылки от своих родителей, дарил мыло… Он просто спас ее от гибели, а все вокруг — буквально все — умерли. Потом итальянцев сменили эсесовцы и оставшихся лагерников расстреляли. Пуля скользнула по кости и бабушка не умерла. Выбралась из-под тел и выползла. Я помню слезы в ее глазах, когда она говорила «Мой Макс…» Где-то в Италии, наверное, живут его внуки. Макс, помнишь ли ты свою Этале? Встретились ли вы на небесах?
***
Я как-то разговаривал с милейшей девочкой-художницей. Которая… В общем, я спросил, откуда такой яркий, такой пламенный красный на ее автопортрете. Оказалось, что когда ей было четыре года, сгорело ее село. Люди сгорели, животные, бабушка ее. И с тех пор она этот красный цвет и рисует.
***
Родители моей тети разошлись, когда ей еще четырех не было. Мать осталась в селе, а отец с маленькой дочкой уехали в город. Тут у него завелась новая женщина — русская с двумя дочками. Тетя Надя. И девочка ее очень полюбила, как маму. Тетя Надя ей сказки рассказывала. Там, в сказках, баба Яга еще была. Черная, страшная. И вот девочке уже лет 7-8, она играет в песочек у дома и тут к ней подбегают две черные, растрепанные, страшные, хватают ее и уносят за густые леса, за быстрые реки. Это ее мама с теткой (обе были жгучие брюнетки) украли и увезли в село. И вот она сидит в этом селе, эта девочка, смотрит на гору и ждет, что сейчас на вершине тетя Надя покажется, вот сейчас она увидит, как та идет ее спасать… Полгода сидела, смотрела, ждала. Каждый день. Никто не пришел.
А потом ее опять возвращают к отцу в город. Но нет уже никакой тети Нади и быта налаженного нет, отец один, он пьет. И эта девочка идет домой после школы, проходит мимо чужих окон и ловит запахи — о! борщом пахнет! А дома лук и картошка, если голодна — жарь. Но никто тебя не ждет и еду к твоему приходу не разогревает, а есть пьяненький отец и брат, за которыми она должна ухаживать.
***
Были у нас свои пацанские поверья. Не знаю, как правильнее назвать. Мол, если стрекозу поймаешь, высушишь и положишь девушке в еду, то она тебе сразу же отдастся. Девушка, конечно, не стрекоза. Мы и ловили. Ловили, крошили, пытались кому-нибудь впарить, но ничего нам не обломилось ни разу. Была еще своя валюта на районах, так называемые «голые карты». Черно-белые, их у глухонемых покупали. Бывало, что пацан играет в дурака, ему нужно карту кинуть, а он смотрит на нее и говорит: «Нет, пацаны, не могу! Мне эта баба нравится!» И все его понимали. Мне это напоминало Феллини, фильм его знаменитый. «Амаркорд» кажется, да?
***
Сама-то я — послевоенный ребенок, помнить такого не могу, а вот старики рассказывали, что в 20-х годах, когда тут у нас все дрались со всеми, отряд дашнаков загнали прямо к нам, на Тарки-Тау. Они знали, что пощады никакой не будет, и дрались, как бешеные, как звери дрались. А кто не мог – кидался прямо с обрыва вниз. И так их тела, как черные птицы висели по деревьям.
Если народ такие байки выдумывает и рассказывает, это о многом говорит, разве нет?
А к нам в Тарки пришли турки и один турецкий офицер, толстый, важный такой, сказал, чтоб жители не смели эти тела хоронить. Расстрелом грозил. И вот через день-два в Тарки приходит один выживший дашнак. Даже не пришел, а приполз, весь переломанный. И кто-то из наших таркинских его подобрал и выходил, а потом помог выбраться и еду еще дал. Все село знало. Знало, но молчало. А надо же понимать – дашнаки – армяне, христиане, то есть. А мы – мусульмане.
И снова пришел этот пузатый офицер турецкий спрашивать, кто помогал. Откуда-то дознались они. И вышел к ним дед. Совсем не тот, чья семья дашнака прятала и лечила. Одинокий совсем дед, которого уже не запугать было ничем, вышел и сказал: «Я прятал». Вот дальше не знаю, чем дело кончилось. Убили его или отпустили его. Даже не знаю, правда это или нет. Только смотри сюда, если народ такие байки выдумывает и рассказывает, это о многом говорит, разве нет?
***
Мой отец ходил учиться в школу, которую Сафтар Ахундов, богач, промышленник, открыл для бедных детей в Дербенте. И мой дедушка его из дома за это выгнал, сказал: «Уходи, ты одел русскую фуражку!» Это у них гимназическая форма была такая, с фуражкой. Но для деда разницы не было, он на эту фуражку, как на врага смотрел! Ну, отец что сделал? Он пошел, помирился с дедом, выбросил фуражку, а в школу перестал ходить.
Светлана Анохина, автор проекта «Был такой город», шеф-редактор «Даптара»:
– Когда в тысяча двадцать первый раз приходится рассказывать, как начался проект «Был такой Город», из чего он вырос, я уже не страдаю, экая, мэкая и мучительно подбирая слова, а выдаю однажды найденную формулу, которая оказалась максимально честной, краткой и ясной. «Из жадности, — произношу я, — из лютой журналисткой жадности». И это совершенная правда.
Именно эта жадность заставила в свое время нас с Полиной Санаевой искать, куда бы пристроить куски разных интервью, не вошедшие в утвержденный и опубликованный текст. Их объединяла тема – наш город. Их объединяла тональность – нежность и светлая грусть. Их объединяло даже время – то, которого не застали ни я, ни Полинка. А еще их объединяло то, что они должны были сгинуть, пропасть, затеряться в журналистских наших архивах, хотя были абсолютно прекрасны. Но в серьезном интервью с политиком или спортсменом были совсем неуместны воспоминания о голоногом детстве, о злющей соседке, которая вечно орала на пацанов, играющих в альчики под ее окном, о драках район на район и о самой красивой девочке двора Юльке, с бантами в тощих косичках.
Тогда и был придуман «Город», куда все это идеально легло. Точнее, поначалу казалось, что идеально. Безотходного производства не вышло, не с нашим счастьем. Через 8 лет обнаружилось, что и «Был такой Город» всего не вмещает. Что из каждого интервью тоже приходится вырезать куски. Это истории, не имеющие отношения к тому городу, о котором мы пишем, а часто и к самому рассказчику не имеющие прямого отношения. Но все они прекрасны. Короткие, практически не обработанные (расшифровывая диктофонные записи, мы старались сохранить авторскую интонацию, даже без крайней необходимости не меняли слова местами), иногда косноязычные и обрывистые – они о времени, о стране, о судьбе.
Что из всего это выйдет, еще непонятно. Может быть, и новая книга. Но пока мы публикуем эти отрывки как есть. Не адаптируя, не поясняя, не называя рассказчика, в общем, не делая всех тех, якобы, обязательных для журналистики телодвижений, что должны помочь читателю разобраться, а на самом деле говорят лишь о высокомерном к нему отношении и преступно упрощают волшебную и сложную вязь жизни.
DAPTAR 