Вернуться на родину матери

Почему московская чеченка вернулась в Грозный.

Как правило, героинями наших материалов становятся либо женщины героические, превозмогшие и победившие всех на свете, либо те, о ком принято говорить «трудная судьба». Этот цикл не подпадает ни под одну из категорий, но он кажется нам бесценным. Это те самые «обыкновенные истории», которые обычно не интересуют журналистов. Женщины разного возраста, проживающие в разных республиках Северного Кавказа, искренне и прямо рассказывают о себе. Говорят о любви, о том, куда уходят мечты, какая непростая штука брак и о том, есть ли оно, «простое женское счастье».

Зарема живет в Грозном несколько лет. Родилась и выросла она в Москве – одежда, прическа и даже стиль речи выдают в ней жительницу российской столицы. В Москве она закончила хороший вуз и могла построить карьеру, но предпочла переехать в Чечню.

— Я переехала в Грозный несколько лет назад, когда мне исполнилось 28. Моя мать – вайнашка, отец – татарин. Его я практически не помню, они с мамой развелись, когда я была совсем маленькой. По паспорту я Ольга, но все зовут меня только Зарема. Незнакомых с нашими традициями людей это может удивить, но у вайнахов это часто встречается – когда в документе и в жизни имена разные.

Дед по матери был ингушом, а бабушка чеченкой, оба грозненские. Бабушка была ламро, это суровые горные женщины, настоящий кремень. Они были репрессированы в 1944 году, жили в Казахстане и Киргизии, где родились все их дети. Моя мама родилась в 1957 году, как раз тогда репрессированным разрешили вернуться на родину.

Мама провела в Грозном свое детство, а потом, после окончания школы, уехала учиться в Москву вслед за своими братьями и сестрами. Сюда она приезжала только навестить родителей.

Незадолго до того, как началась война, мама, наделенная интуицией, поняла, что дело «пахнет жареным». Сюда стали стягиваться войска, в Москве ходили всякие разговоры. Мама со старшими братьями и сестрами приехала в Грозный и забрала родителей. Они так и умерли в Москве, но хоронили мы их на родной земле. Дедушку – в Ингушетии, а бабушку – на родовом кладбище в Шатое.

У дедушки с бабушкой было два дома. Один продали перед войной, второй оставили на случай, если придется вернуться. Первая бомба, которая упала на город, попала именно в наш дом.

В первый раз после войны я приехала сюда в 2001 году. До этого была в Чечне совсем крошкой – мама отправила меня на год пожить к дедушке с бабушкой. Я очень хорошо помню этот период – соседей, иву у дома, пекарню, куда мы с сестрой бегали. И вот мы пришли на ту улицу, и я не сразу поняла, куда меня привезли. Все было разрушено, ни одного целого дома, кругом камни. Все, что я помнила из детства, сгорело. От бабушкиного дома остались только ворота.

Мама никогда не хотела возвращаться в Грозный. И все равно меня все время тянуло на родину моей матери. Хотя отец мой татарин, я всегда была ближе именно с матерью и ее родственниками, мне были близки вайнахские традиции и понятия. Я ни к какой другой нации себя не относила. Я всегда знала, что я – вайнашка. Чечня – моя малая родина, я никогда не сомневалась в этом.

В детстве ты не думаешь, конечно, о том, что здорово бы было взять и переехать в Грозный. Я и в 2001-м не думала об этом. По окончанию школы я начала обзаводиться друзьями-вайнахами, многие жили в Грозном. Мы дистанционно общались, иногда они приезжали к нам в Москву. Хотелось быть ближе к ним, приезжать в гости, смотреть, как они живут. Сначала я так и делала, хотя меня не особенно пускали сюда. Со старшей тетей вообще была война – она категорически не разрешала сюда приезжать. Тогда все еще боялись Чечню, слухи ходили разные.

Когда я приехала сюда в 2006-м, Грозный выглядел уже лучше. Все был на пути к восстановлению. В тот период желание жить тут уже окрепло. Мне было тут удивительно комфортно, несмотря на неудобства, которых тут было и есть множество. В Москве я привыкла, что у меня всегда идет вода без перебоев, а тут напора может не хватать, чтобы помыть голову. Это проблема всего Кавказа. Про зарплаты местные и говорить не стоит. Так что тяга сюда – это больше духовный порыв. Мне просто здесь хорошо.

Почти два года я прожила в Ингушетии, работала на новом национальном телевидении. Думала устроиться на телевидение в Грозном, даже ходила на собеседование, но требования дресс-кода меня остановили. Залезать ради хороших кадров в горы, будучи в платке и юбке ниже колен, проблематично. В Ингушетии нет таких жестких требований.

И все равно я приехала в Грозный и сняла квартиру. Хотя у меня много родственников, у которых можно остановиться, я сразу решила искать собственное жилье. Вообще, то, как я тут живу, не совсем соответствует стандартам вайнахского общества – женщина и живет одна. Но я всегда под контролем: все знают, где я нахожусь и когда возвращаюсь домой, так что семья не против моего образа жизни. Теперь я уезжаю гостить в Москву, а не наоборот.

В семье у нас разговаривали по-русски, так что я не знаю чеченский. Это меня никогда не ограничивало, хотя все говорят, что это плохо и язык знать надо. Я на пути к этому. Уже кое-что понимаю, могу попрощаться, поздороваться. Моя мама тоже не говорит ни по чеченски, ни по ингушски, но зато все понимает – такое часто встречается среди старых грозненцев. Только один ее одноклассник был чеченец, остальные русские и армяне.

В детстве моя мама сказала одну вещь – в Грозный в штанах поедешь через мой труп. Я с ней никогда не спорила, всегда с уважением относилась к вайнахским традициям, мне даже в голову не пришло бы приехать сюда в так называемом московском виде. Хотя и там я никогда не ходила в короткой юбке.

Что касается платка, то будешь ты носить его или нет, зависит от семьи. Меня никто к этому не склонял. Чаще всего если ты живешь здесь и выходишь замуж, то платок все равно в итоге наденешь. Что до меня, то я и не противница этого, и не сторонница. Если родственники мужа скажут, что нужно носить платок, я буду его носить.

Я всю жизнь знала, что выйду замуж именно за вайнаха. С человеком другой национальности я не могу себя представить, хотя и понимаю, что все люди разные, все может случиться. Для меня очень важно, чтобы мой будущий муж был именно вайнахом. Чеченец он будет или ингуш – это не принципиально.

Асият Нурланова