Адвокат Айза Магомаева рассказывает «Даптару» как бракоразводный процесс в Чечне усугубляется нормами адата и шариата.
Религиозные нормы и традиционное права в жизни чеченского общества не то, чтобы основополагающие, но регулируют повседневную жизнь. Но эти неписанные правила не всегда дают женщине исключительные права на воспитание своих детей. Как в такой ситуации чеченские женщины борются за детей и рассказала сотрудник некоммерческой организации «Права женщин».
– Айза, кто ваши клиенты и, вообще, какова ситуация с бракоразводными делами в Чечне?
– Как правило, наши клиенты – женщины с тяжелым материальным положением, поэтому помощь мы оказываем бесплатно. К нам обращаются женщины, которые находятся в процессе расторжения брака и не могут найти поддержку в традиционных нормах права, в религии. На самом деле, религиозные нормы дают женщине множество прав, но не все мужчины понимают и принимают эти права. Возможно, в некоторых случаях, было бы даже хорошо, если бы нормы шариата соблюдались, но многие мужчины трактуют их в удобном для себя русле.
В республике создан совет старейшин, работает отдел по регулированию семейных споров при департаменте правительства по связям с религиозными и общественными организациями, есть подобный отдел в муфтияте, аппарат полномочного по правам ребенка. Однако, их решения носят только рекомендательный характер, т.к. у нас светское государство и шариатское право не имеет силы. Поэтому, последняя инстанция, куда обращаются женщины – судебный порядок.
– Вы упомянули официальные органы власти. Означает ли это, что местные власти начали уделять внимание семейным отношениям?
– Можно так сказать, да. В последнее время стали проводить круглые столы, посвященные бракоразводным процессам и тому, как привести стороны к компромиссу. Запущен процесс понимания и признания актуальности значимости разрешения семейных вопросов в республике. Чиновники сами признают, что самое сложное в бракоразводном процессе – привести стороны к взаимопониманию и компромиссу ради детей.
У нас есть, например, претензии к работе приставов и органов опеки. По идее, мы должны работать сообща, а с их стороны случаются ошибки и порой даже открытое невыполнение своей работы. Мы часто сталкиваемся с недопонимаем со стороны представителей отдела опеки. Почему-то часто они не хотят вдаваться в подробности дела. Например, у нас было дело, выигранное в суде, и надо было передать ребенка матери. На исполнение решения суда мы привели сотрудников прокуратуры, судебных приставов, участкового и представителя органов опеки и попечительства. Когда ребенка пытались передать матери – у него случалась истерика и недержание мочи. Очевидно, такая реакция вызвана психологической травмой ребенка. Представитель отдела опеки стал противиться передачи ребенка матери, невзирая на наши доводы, что ребенку нанесена травма и нужна консультация детского психолога.
Только на второй раз девочке удалось сбежать из-под надзора взрослых и прийти на встречу
Друго дело, например. Оно рассматривалось оно в течение года. Супруги расстались из-за частых скандалов, муж поднимал руку на жену. В итоге женщина забрала детей – девочку и мальчика – и они с раннего детства были с ней. Жила семья более чем скромно. Однажды отец, когда проезжал мимо школы, увидел, что 14-летняя на тот момент дочь, общается во дворе с одноклассником. Мужчина бросился на них, избил и мальчика, и свою дочь. Девочка сумела вырваться и побежала домой. Далее со слов соседей нам известно, что отец настиг дочь в квартире, где дети жили с матерью, и обстриг ей волосы. Мать в это время была на работе. Бывший муж забрал с собой обоих детей и увез в свое родовое село. Там они находились под постоянным надзором со стороны взрослых, которые внушали им, что с матерью они больше не увидятся. Мать пыталась их навещать в сельской школе, куда их определили, но, боясь быть отруганными родственниками отца, они не подходили к ней.
Эта женщина за помощью обратилась к нам. На следующей встрече с детьми она предложила их увести. Сын сразу же согласился, а дочь, испугавшись побоев со стороны отца, отказалась. Дело дошло до суда, где на процессе дочь дала показания против матери, мол, та ее била. На все вопросы, которые мы ей задавали, она отвечала сразу же без запинки, и складывалось ощущение, что девочку подготовили к процессу.
Но после того заседания девочка позвонила матери и, плача, попросила ее забрать. Мать сразу же поехала в село, но дочь на условленное место не пришла. Только на второй раз девочке удалось сбежать из-под надзора взрослых и прийти на встречу. По девочке видно было, что ей нужна психологическая помощь. Она могла в одну минуту петь песню, в другую уже плакать. Мы вызвали психолога, заверили ее показания нотариально, решив, что увидев отца в суде, она может снова испугаться и отказаться от своих слов. Мы спрятали эту семью, потому что бывший супруг активно искал их и угрожал бывшей жене.
В суде, после того как мы приобщили к делу показания дочери, один из родственников отца заявил, что у него есть дневник, который вела девочка и в котором она описывает издевательства со стороны матери. Мы были в шоке. Дело рушилось на наших глазах. Но девочка на процессе встала и заявила судье, что этот дневник она вела под диктовку отца. Дело мы выиграли. Спустя некоторое время мы узнали что отец этих детей был судим и знал, как работает судебная система. Поэтому он проводил репетиции с дочерью, говорил дочери, как ей вести себя в суде.
– Скажите, а насколько легко добиться исполнения решения суда? Особенно, как это ни странно звучит, если решение было вынесено в пользу матери?
– Это не менее сложный процесс, чем сам суд. Даже когда мы добиваемся удовлетворяющего нашего клиента решения суда, возникает проблема на стадии исполнительного производства. Потому что есть приставы, которые в силу нашей ментальности, встают на сторону отца ребенка. Часто это случается, если пристав и отец односельчане или знакомы как-то. Приходится писать жалобы на судебных приставов. Получается, что даже имея полномочия, они ими не пользуются. Но с юридической стороны мы делаем все, что можем. Мы беремся разрешать эти проблемы, хотя, по идее, нас уже не должно это касаться. Но если мы добились решения, мы хотим видеть его результаты: ребенка, воссоединившегося с матерью.
– И какова же у вас статистика успешных дел?
– В процентном соотношении из всех дел, которые мы ведем, 70% разрешается в пользу матери. Но если дело решается в пользу отца, у которого нет заинтересованности в создании необходимых условий для ребенка и игнорируются интересы матери и ребенка, мы обжалуем данные решения суда. Да, дела рассматриваются достаточно долго, особенно, если идет процесс обжалования решений суда. Некоторые дела мы доводим до Европейского суда по правам человека.
Работа, честно говоря, достаточно тяжелая. В суде обе стороны, например, начинают поливать друг друга грязью, высказывать претензии друг к другу. Многие адвокаты, чаще всего, мужчины, не берутся за семейные дела именно потому, что не хотят все это наблюдать и быть участниками процесса. Если честно, даже судьи не любят семенные дела, потому что в такой достаточно напряженной ситуации нужно разрешить конфликт таким образом, чтобы не ущемить чьи-либо права. Для себя мы решили, что мы занимаемся этими делами по большому счету и ради детей, которых взрослые, сами того не понимая, травмируют своим поведением.
Например, частая ситуация: отец использует все силы и связи для того, чтобы ребенок жил с ним до суда, понимая, что надавив на ребенка, можно заставить его сказать в суде что не хочет жить с матерью (если ребенку есть 10 лет, то суд принимает во внимание его желание). Мать – первый человек, у которого ребенок находит защиту и заботу, так определено природой. Поэтому когда ребенку начинают внушать, что его мать плохая женщина, она ему не нужна и так далее, психика и моральные ориентиры ребенка ломаются. Он не знает, как воспринимать мир, если он обязан игнорировать самое главное, что было в его жизни.
Практически в каждом деле есть травмированные дети, а ведь закон совершенно четко ставит психологическое насилие в один ряд с физическим
Психика ребенка неустойчива в раннем возрасте и порой родители, – и матери в том числе – ставя на первый план свои амбиции и обиды, травмируют собственных детей. Нам приходится часто прибегать к помощи детского психолога.
Был случай, когда суд определил место жительства ребенка с матерью, но ребенок при одном ее виде впадал в истерику. Казалось бы, мы часто встречаемся с такими травмами, но то, что ребенок рассказал наедине психологу, шокировало всех. Мальчику внушили, что если он уйдет с мамой, то родные отца ее убьют, сделают из нее котлеты и заставят его их есть. Ребенка, конечно же, забрали из этой семьи, но он еще долго восстанавливался.
Вообще, у нас есть острая потребность в детском психологе. Практически в каждом деле есть травмированные дети, а ведь закон совершенно четко ставит психологическое насилие в один ряд с физическим. Если раньше мы могли своих клиентов перенаправить в организации, которые оказывают бесплатную психологическую помощь, то сейчас, в связи с законом об иностранных агентах, многие НКО ограничены в финансах и действиях. Поэтому нам будет лучше, если у нас будет свой штатных детский психолог. Он необходим как на стадии рассмотрения дела, так и на стадии исполнения решения суда.
– А как быть в случае, если родственники женщины запрещают ей забирать детей при разводе? Ведь такое тоже не редкость.
– К нам часто обращаются женщины, у которых ситуация складывается плохо со всех сторон: с одной – муж, который не дает забрать детей, а с другой – ее родственники, которые также против этого. Казалось бы, родные должны поддержать свою дочь в желании не расставаться с детьми, однако, чеченские адаты предписывают оставлять детей с мужем при разводе и многие семьи до сих пор следуют этому правилу, поскольку руководствуются и обидой на бывшего зятя , по причине плохого обращения с их дочерью или сестрой, и потому, как правило, не желают брать на себя воспитание и заботу его детей.
У меня была такая же ситуация в жизни. Мои родные видели, как несправедливо со мной обходились, но они не хотели видеть детей этого человека, так как они все равно уже считаются людьми другого рода. Но я проявила упорство, отсудила своих детей у бывшего мужа. Но не всем подходит такой, учитывая наши реалии, достаточно радикальный способ. Когда у наших клиентов складывается такая ситуация, а она складывается практически у всех, мы начинаем проводить беседы с отцами женщин. Мы им объясняем, что никто не сможет лучше позаботиться о ребенке, чем его мать, особенно, если ребенок еще мал.
В очень тяжелых случаях, ситуация складывается таким образом, что матери приходится соглашаться на свидания со своим ребенком, потому что ее родственники запрещают забирать его. Было, например, так, что я подала иск, несмотря на протесты родственников девушки. Отец истицы был в гневе, позвонил мне, заявил, что они отказываются от моих услуг. Мы долго говорили по телефону, я убедила его приехать к нам в офис. Мы прибегли к небольшой хитрости. Дело в том, что департамент по связям с религиозными и общественными организациями правительства Чечни, часто направляет к нам людей, которые обращаются к ним из-за семейных неурядиц. И мы сказали дедушке ребенка, что это дело нам передал департамент, что нам поручено довести его до конца и мы обязаны работать по делу. Он поверил. Потому что все это время, пока шел бракоразводный процесс, к ним домой приходили авторитетные люди, которых присылал бывший зять, и убеждали их оставить ребенка с отцом. А тут он ощутил поддержку со стороны не менее авторитетного ресурса и дал нам добро.
Хава Хасмагомадова
DAPTAR 