Колумнист «Даптара» вспоминает, что включало приданое ее самой и сестер и что, по нынешным меркам, она должна собрать для дочерей-невест.
В 1986 году, в бесконечной очереди в столичный магазин «Белград», мне, старшекласснице, повредили палец.
Мама, вынырнув на секунду из толпы, штурмующей отдел посуды, забинтовала мою синюшную конечность носовым платком и вернула меня в очередь со словами «Что делать — терпи!». Она и тетя пытались решить сложную техническую задачу — прибрести сервиз «Мадонна», пушистое покрывало и сапоги — в тройном количестве.
Люди постарше прекрасно помнят фразу: «Один набор в одни руки».
Но у мамы три дочки.
Ей нужно было для каждой из нас.
Через два года, перед свадьбой моей старшей сестры, тетушки будут неодобрительно качать головой: приданое для девочки начинают собирать, как только ее приносят из роддома! Мои родители в этом плане были на редкость беспечными людьми — слово «спекулянтка» в нашем доме считалось бранным, а попробуйте собрать девочке все необходимое, не прибегая к помощи этих самоотверженных женщин. Хорошо спальный гарнитур достали, хороший, румынский, белый. Но к нему нужны занавески и чешская люстра — где они?
Еще через восемь лет замуж буду выходить я. Как Лариса Огудалова из «Бесприданницы» Островского — мое приданое слижет пожар первой чеченской кампании: наспех собранные тарелки, синтетический ковер от «левашинского производителя», и краснодарская, а вовсе не румынская мебель — но смутное время прощает такие мелкие несовершенства.
Не знаю, что говорят об экипировке невесты преданья старины глубокой, но судя по рассказам моей покойной бабушки, лучшим приданым для девушки в далекие времена считалась земля. Так, моя прабабка считалась в нашем ауле состоятельной женщиной, несмотря на раннее вдовство и шестерых детей: она владела некоторым количеством земельных наделов и не голодала.
Советская власть с ее жесткими правилами, регулирующими частную собственность, лишила имущественный обычай дагестанцев его натуральной красоты. В голодные послевоенные годы дочка — невеста получала в родительском доме предметы первой бытовой необходимости, необязательно новые, и, если таковое имелось, немудреное золотишко. Прекрасным дополнением считался диплом о высшем образовании — зарплата невестки — доктора или инженера подразумевала хороший вклад в семейную казну.
В бреженевскую стабильность к образованной невесте уже относились без придыхания, потому что люди с тремя классами высокогорной школы в анамнезе, числясь заготовителями, имели машину «Жигули» и дом в полтора этажа.
И приданое уже не могло быть б/у.
При этом оно должно было просто — быть.
Я помню время, когда в магазинах не было ничего.
Махачкалинские мамы дочек знали, что и в каком количестве завозится в республику, а имена и адреса местный фарцовщиков передавались из дома в дом — шепотом.
Заведующие складами почитались как греческие боги.
Тот, кто имел возможность — наведывался в Москву. Там, в огромных очередях продавались испанские туфли на шпильках, японские сапоги — чулок, финские куртки, греческие дубленки. Там можно было, особо не прячась, купить у счастливчиков чеки из магазина «Березка» по цене «один чек — два рубля» и попасть в консьюмеристский рай.
Потому что с каждым новым годом в жизни дочки — все ярче маячил на горизонте час Х.
Все собиралось почти четверть века. Копилось — в узлах, в чемоданах и сундуках.
Доходило до смешного — соседка, работница булочно-кондитерского предприятия, таскала оттуда коробки конфет, потому что у нее была дочь, и сваты могли нагрянуть внезапно. Конфеты она прятала от детей на антресоли. Через какое-то время дефицитный товар съедали, а на антресоли появлялись новые коробки. Такое продолжалось не один год.
Но нужно было столько всего!
Золотистые платки из Алжира, кожаные сумки со слонами из магазина «Ганг», польская косметика и духи «Быть может», японские зонтики «Марубени», югославские туфли, чешская бижутерия из магазина «Власта», греческие одеяла с начесом, сервиз «Мадонна» (о, этот сервиз Мадонна!!!), богемский хрусталь в виде бесконечного количества вазочек, тарелочек, бокалов…
Но все собиралось почти четверть века. Копилось — в узлах, в чемоданах и сундуках. Белые скатерти заворачивались в бумагу, чтобы им не пожелтеть до времени; золото связывалось в носовые платки и пряталось в глубине шкафов, одеяла пересыпались ореховой травой, чтобы не стать обедом моли; каждый кувшинчик, каждая чашечка и вазочка мейд ин Югославия паковалась в отдельный газетный лист и бережно пряталась в деревянный ящик.
И перед свадьбой все распаковывалось, разглаживалось и обязательно обсуждалось.
«Жена Д. достала дочке в «Алмазе» одну из двух пар сережек, вторая досталась Ф.!»
«Р. пошла к спекулянтке Д. и ничего там не нашла для дочки, и чтобы не обижать Д. — купила тазик за 80 рублей»
Это сейчас тазик за 80 рублей останется незамеченным.
В 1988 году это была месячная зарплата учителя.
В романтической традиции — девушка свое приданое шила — вышивала.
В советской дагестанской — его для нее доставали.
Часто с боем и распухшим пальцем в виде последствий.
У меня две дочки и я никогда не собирала никакого приданого.
Когда товаров в магазине больше, чем денег у населения — копить вещи не имеет смысла.
Если честно, живя за пределами республики много лет, я вообще забыла, что к девице брачного возраста прилагаются еще и вещи.
Пока на сайте одного из дагестанских магазинов не увидела кастрюлю за 16000 рублей.
На ней было написано «медная».
Но с виду — золотая вполне.
С кокетливой пимпочкой на крышке.
Подруги объяснили, что теперь заботливые папы и мамы такое покупают в приданое дочерям.
И еще сервиз тысяч за сто.
И ковер за двести тысяч шелковый.
И стиральную машину с золотым напылением не скажу за сколько тысяч рублей.
И тогда я закричала — зачем???
Зачем молодым кастрюля за 16000 рублей???
Мне ответили, что на нашей малой родине — «высокие стандарты».
И я им — не соответствую.
Заира Магомедова
DAPTAR 