Почему так сложно быть «настоящей дагестанкой»? Колумнист «Даптара» Аиша Галина-Бабич о том, что положено горцу и горянке.
Мы с Раисат стояли возле ровной груды камней, заменяющей ближайшему дому забор, и молча смотрели, как ленивые коровы вяло разбредаются, каждая на свой двор, отгоняя игрушечными хвостами невидимых мух. Вдруг Раисат посмотрела на мои ногти:
— Слишком длинные, — сказала она между делом, залезая в карман за новой порцией семечек.
Но у меня никогда не было длинных ногтей.
— Надо обстричь еще короче, — настаивала Раисат. – Под такими ногтями шайтан прячется.
Ей уже почти тридцать. Смуглая и невысокая, педагог по образованию, она приезжает в Гуниб к матери из Москвы каждое лето. В меру модная и в меру религиозная, с ощутимой московской сноровкой и почти что короткой стрижкой под темным с узорчатой каемкой платком. И вдруг — эти шайтаны под ногтями.
— И что это у тебя? – она кивает на мою обувь. – Кроссовки что ли?! У нас тут не положено женщине.
— Что, кроссовки не положено? – переспрашиваю.
— Угу.
— Тоже шайтаны?
— Нет. Ты в них как мужик.
Это только кажется, что одеться по-дагестански просто: накинула платок, закрыв голову и плечи, влезла в широкое выцветшее платье – и вуаля! — издалека не отличишь от местной. Но кроссовки меня подвели. Эта несанкционированная обувь, нарушающая местную сельскую гармонию стоптанных полусапожек, — символ моей «нездешности».
Нездешность – это где-то между легким слабоумием и заведомой порочностью.
Злосчастные эти мои кроссовки, как сейчас помню, голубые, с голубыми же шнурками и такой же небесной подошвой, и в городе всех раздражали. Если Хасавюрт и Буйнакск как-то вытерпели их, поджав губы и скосив глаза на разноголосые вывески в узких проемах улочек, то в Махачкале женщины изумленно оглядывались.
«Что у нее на ногах?!» — звучало как свидетельство в деле об осквернении канонов дагестанской женщины. Наденьте голубые кроссовки, я вам говорю, – и никто не заметит, что у вас на голове и в сердце.
— Старшим женщинам надо подавать сразу две руки, — продолжала делиться полезной информацией Раисат. – Вот так. Или как бы даже вот так.
— Почему?
— А так положено.
— А они мне в ответ, почему тоже две руки?
— Уважают, значит. И спиной не поворачиваются – тоже поэтому.
— Вообще-то в Китае две руки подают, чтобы показать, что у тебя во второй руке не спрятан кинжал. И спиной не поворачиваются, чтобы в эту самую спину не вонзилось что-нибудь…
— Так это в Китае, — тянет Раисат и машет рукой. — Сравнила тоже…
Здесь, как камень за камнем, укладывается мышление ребенка, затем подростка, затем взрослого мужчины – по простой, веками проверенной, никому не встающей поперек горла схеме «положено – не положено».
Многим традициям и ритуалам есть объяснение, есть у них и древняя история, и красивые примеры и неизменный религиозный подтекст. Но они откроются, если ты культуролог, искусствовед, писатель или даже неуклюжий, неуместный, но уважаемый и настойчивый исследователь. Большинству же никакие обоснования не нужны. Так поступал дедушка.
Мне, к слову, очень нравится, что в дагестанских селах не принято мужчине и женщине демонстрировать свои чувства на людях: неприлично, осуждаемо. Но что-то меня настораживает в самой идее обниматься, плотно задернув занавески. Настораживают и признания моих ровесниц, что они не могут выливать воду из таза во двор днем. Делать это надо темной ночью, поясняют. А потому, что соседи могут увидеть и что-нибудь такое подумать. Вдруг женщина мылась после того, как была с мужем? И хихикают.
Помню, когда мои друзья, опять же из Москвы, к тому же муж и жена, попытались взяться за руки, гуляя по местным извилистым тропам, вынырнувшие из-за кустов мальчишки начали прыгать, хохотать и тыкать в них пальцами. Самые смелые выкрикивали им вдогонку неприличные песни. Я и слова запомнила. А что вы хотели? Законы гор.
Так здесь, как камень за камнем, укладывается мышление ребенка, затем подростка, затем взрослого мужчины – по простой, веками проверенной, никому не встающей поперек горла схеме «положено – не положено». Такая схема куда изысканнее, чем грубое и слишком очевидное «можно – нельзя». Здесь тебе, в общем-то, можно все, что не положено, но имей в виду: ты об этом пожалеешь. Если, конечно, тебя застукали.
Только если застукали.
Нет никакого разврата. Ведь из родного селения его не видно?
Это наш давний спор с моей знакомой телевизионщицей. Как-то она отправлялась в одно из сел снимать очередной репортаж и с восторгом поделилась: «Представляешь, в этом селе никто не курит. Никто!» «Они ходят курить в другое село?» — тут же предположила я. И мы вдруг бешено разругались. А через пару дней мужчины ей сами признались: если надо покурить – уходим из села вон к той горе. «Зато дети не видят», — с надеждой в голосе и остаточными своими восторгами извинялась знакомая.
Да уж, плохо мы знаем про детей, если думаем, что они видят только то, что видно. «Вот я женюсь и любовницу заведу, — сказал мне, посмеиваясь, один местный мальчик. — А жена не узнает». А что еще он может сказать, когда курение на людях порицается, а вдали от глаз односельчан – вполне обыденное дело? А любовница и вовсе не порицается, это же вам не вторая жена. О любовнице никто не знает, хотя все догадываются. Да ладно, она вообще в другом селе. А там, где заканчивается село, там заканчиваются и односельчане.
Выйти за пределы своего села, туда, где тебя не видят ни родственники, ни соседи, — все равно что выйти за пределы самого себя. Того себя, которого человек успел кое-как организовать, пока рос и получал воспитание, знания и свои порции шлепков за «не положено». И чем крепче его броня из моральных принципов, тем дольше он остается собой, ясное дело. А если вместо принципов – система условных положений и запретов, которые вполне разрешено нарушать, сообразно древнему правилу «не пойман – не вор», то вот она вам, сво-бо-да.
Выехать за пределы Дагестана – и многократно «жениться» то на одной, то на другой, оставив на родине невесту, или жену, или жену и любовницу. И соблазнять, обманывать, развлекаться. И курить, а то и употреблять, и разное. И постреливать уже из окон машины.
Нет, ребята, это все СМИ виноваты, необъективные СМИ, не умеющие за столь харизматичным поведением горца разглядеть его богатую культурным и историческим прошлым натуру, не сломленную мощной волной разврата и европеизации. Нет никакого разврата. Ведь из родного селения его не видно? Так-то.
Аиша-Галина Бабич
Фото: photosight.ru