Писательница Полина Жеребцова записала историю несостоявшейся смертницы.
С кем только не сидела я за одним столом в лагере беженцев! Были там честные люди, и воришки, и аферисты всех мастей, праведники и воины. Однажды сидела я рядом с сомалийским пиратом. Не простым флибустьером, грабящим иностранные суда в зеленых водах, а настоящим капитаном! Мы даже чуть подружились. (Впоследствии сомалийскому капитану дали заветный вид на жительство, сочтя его прошение весьма убедительным.)
Проживать в отеле беженцев было очень комфортно: отдельные номера, плазменные телевизоры, все удобства.
Как-то утром я заметила новую постоялицу: девушка была невероятно веселой, улыбчивой, в потертых джинсах и белой кофточке с огромным декольте. Она подбежала ко мне в тот момент, когда я выбирала между мясными и вегетарианскими блюдами, и сказала: «Салам! Я из Дагестана. А ты откуда?».
Беженцы бывают двух типов: бегущие от собратьев, притворяющиеся, что не понимают их язык, или ищущие новые знакомства. Девушка была из вторых. Мы немного поговорили, заказали обед, потом взяли фрукты и попрощались.
Я пошла за столик к мужу, а она отправилась на второй этаж общей столовой, где росли в кадках цветы, а с потолка струились листья винограда.
Безмерным было мое удивление, когда я не увидела беженку на следующий день: она не появилась ни на завтраке, ни на обеде, ни на ужине. За один день полиция не могла принять решение о судьбе девушки.
Расспросы на ресепшене не имели успеха: по традиции сотрудники хранили конфиденциальность обо всех беженцах, которых проживало в номерах около трехсот.
Я решила, что, скорее всего, у девушки был «трансфер»: это переезд, в другой город, в другой лагерь.
Я одела платок. Потом — хиджаб. Стала учить Коран.
В нашем отеле было много русских, чеченцев, ингушей. Но никто ничего не знал. Люди — приезжали и уезжали ежедневно.
Эта история осталась бы тайной, не окликни меня через пару дней женщина в парандже. Вначале, я подумала, что ослышалась: несколько женщин носили паранджу, но их традиционно принимали за арабок.
— Это я. Камила. — прошептали из черного одеяния с сеточкой для глаз.
Оглянувшись в поисках девушки из Дагестана, я поняла что рядом — никого больше нет.
— Я в мешке! Как черный кот! — пошутила она.
— Ух! Не пугай так! Где твои джинсы? — это было первое, что я спросила.
— Так для безопасности лучше — пояснила Камила: — Пошли играть в теннис!
Несмотря на свое одеяние, она в тот вечер выиграла, и мы, разговорившись, поняли, что в детстве читали одни и те же книги, любили одни и те же фильмы: «Три мушкетера», «Гардемарины», «Огни на башнях», «Семнадцать мгновений весны»…
Мы стали выходить на прогулки, кататься на трамваях по городу, а однажды забрались на колесо обозрения, откуда Хельсинки был виден как на ладони.
— Знаешь, а я ведь чуть не стала террористкой — сказала Камила.
— Ты про одеяние? — спросила я: — Сама удивляюсь, как тебя в нем узнала!
— Нет, про жизнь. Про ту жизнь, которую я проживала, думая, что все делаю правильно.
И она рассказала свою историю.
***
«Я жила с родителями в небольшом селе. В семье кроме меня еще брат и две сестры. Меня в 14 лет выдали замуж, а через два года, избитую до полусмерти, вернул домой отец. Я папу очень любила. Он строгий, но добрый. Бил меня муж, когда не соглашалась сделать ему укол. Муж был наркоманом. Это бич нашей республики. Многие употребляют, не соглашаются бросить, остановится.
Я когда выздоровела, сказала, что замуж больше не пойду! Родители и не заставляли.
Двоюродной тетке это не понравилось, она говорила, что я «несерьезная». Стала меня брать в дом, где женщины молились. Официально в этом доме желающие изучали арабскую вязь, суры Корана. Конечно, меня тут же стали укутывать в покрывала и платки, потому что перед людьми неудобно, если видны волосы.
— Сколько прядей волос мы увидим у тебя, столько раз тебя змеи укусят в аду! — твердили местные праведницы, когда встречали меня на улице.
Я одела платок.
Потом — хиджаб. Стала учить Коран.
Мать слегла.
— Это Аллах покарал тебя за неверье! — внушали мне новые «друзья», а когда мать умерла, заявили, что, не замолив грехи, я рискую жизнью отца, который тоже следом занемог.
Двоюродная тетка следила, чтобы я держала пост не один месяц, а по три-четыре перед Рамаданом. Я боялась пожаловаться брату, потому что думала, он не одобрит того, что я не стану хорошей мусульманкой.
Потом тетка сказала, что я поживу у друзей, где нужен уход за детьми молодой вдовы: ее муж стал Шахидом в борьбе с неверными.
За отцом ухаживали младшие сестры, поэтому меня отпустили.
В новом доме меня приняли радушно, часто приглашали пить чай, приготовленный по старому рецепту на травах. Дети были маленькие, четверо. Я старалась помогать по мере сил с готовкой, уборкой и воспитанием малышей. Молодая женщина все время твердила, что нужно покарать врагов, устроить взрыв, но я поначалу думала, что это она говорит от горя, сломившего ее.
В результате, когда я однажды пришла с магазина, груженная продуктами, у нас в гостях оказалось двое мужчин, которых эта женщина представила мне как родственников. Они настойчиво говорили со мной о религии, о том, что я не имею детей, так как не замужем, и о том, что могу пожертвовать собой. Я, в ужасе отказалась, и поехала к отцу.
Под «долгом» подразумевалось, что я должна буду пойти в дом какого-то неизвестного мне человека, которого некто считал «врагом ислама» и взорвать себя!
Это были черные дни для нашей семьи: отец попал в реанимацию, врачи сказали, что требуется срочная операция, нужно вести его в Ростов-на-Дону, в центр онкологии, что поздно заметили рак и болезнь прогрессирует.
Я была убита горем. Денег на операцию не хватало.
Всю ночь я провела в молитвах, и заснула на полу. А утром приехала вдова, где я нянчила детей, сказала, что сочувствует моему горю и предложила огромную сумму. Я сразу поняла, что это не в долг.
— Передадут сумку с деньгами! Но, потом, когда придет время, ты исполнишь свой долг! — сказала женщина.
Под «долгом» подразумевалось, что я должна буду пойти в дом какого-то неизвестного мне человека, которого некто считал «врагом ислама» и взорвать себя!
— Другие люди, кроме этого человека, не пострадают? — несколько раз переспросила я, потому что мне показалось это особенно несправедливым.
— Нет, что ты! — уверяла женщина: — Умрет только кафир, неверная собака, из-за которой пострадали семьи наших братьев!
Я просто сидела, молилась и ждала своего часа.
Я кивнула, молчаливо соглашаясь на такой шаг, в тайне надеясь, что смогу просто вернуть деньги или как-то обмануть их. Мне не было еще 20 лет, а это время глупых надежд и самопожертвования. Я хотела спасти отца. Выросшая в покорности, как все женщины Кавказа, я не могла представить себе, что смогу еще хоть чем-то заслужить Рай.
Сумку с валютой пообещали передать на днях.
После этого моим родным было сказано, что я продолжаю помогать с детьми, но на самом деле на окраине Махачкалы, в одном из старых домов мне сняли однокомнатную квартиру. Комната была небольшая, заставленная старой деревянной мебелью светлого цвета. Мне запретили выходить на улицу, только разрешали дышать на балконе. Телефон забрали. Телевизора не было. Еду привозили очень скудную: воду и хлеб.
Я просто сидела, молилась и ждала своего часа.
Была зима, в квартире прохладно, батареи толком не топили, поэтому я постучала к соседям и попросила одеяло. Там жила русская женщина. Она дала мне старый плед. Спросила, есть ли у меня телевизор? Я ответила, что нет. Эта женщина подарила мне маленький радиоприемник, по которому я иногда слушала музыку, пряча его от тех, кто меня посещал: в основном это были молодая вдова и те, кого она представила «своими родственниками».
Деньги передали не моей семье, а принесли мне. Они лежали в спортивной сумке в углу два дня, а потом я попросила сестру забрать валюту.
Она очень удивилась, но я сказала, что заняла деньги у родственников вдовы. Отец и сестры уехали в Ростов-на-Дону.
Про меня на пару недель все забыли. От голода я едва не падала в обмороки, пила воду и все.
Появившиеся внезапно мужчины сказали:
— Все решилось! Через пару дней ты выполнишь, что должна.
Назвали мне адрес.
Я очень испугалась, видимо по моему лицу они что-то поняли, так как забрали ключи, закрыли квартиру и уехали. Теперь я смотрела вниз с третьего этажа и думала, как мне выбираться. Вокруг все заледенело, и, поняв, что сбежать у меня не получиться, я сидела на балконе и плакала.
Я просто не знала, что мне делать.
В нашем мире нельзя верить ни полиции, ни друзьям, ни знакомым, а родным я тоже боялась сказать, как все есть.
Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, слушала радио. В то утро за мной не пришли. Хотя я вся дрожала от ужаса. Но мне стало по-настоящему плохо, когда в новостях передали, что произошел взрыв! Я стала вслушиваться в каждое слово диктора. Оказалось, что погиб не только хозяин дома, но и его гости, и ребенок!
А ведь это должна была сделать я!
Мы скажем, что тебя похитили, и не убьют больше никого из нашей семьи, будут искать тебя! Беги!
Отчаяние придало мне силы: отыскав швабру, я просунула ее в прутья и постучала по нижнему балкону. Объяснила, что дверь захлопнулась, попросила помочь. Незнакомый человек быстро прибежал и выбил замок по моей просьбе.
Сделав вид, что иду покупать новый замок, я побежала, куда глаза глядят и первую ночь провела в незнакомом подъезде за несколько остановок от злополучного жилья.
Я знала, что в городе живет подруга, но не знала, как она будет реагировать на мое появление. Она, увидев меня на своем пороге, обрадовалась, а выслушав мою историю, ужаснулась. Домой ехать я побоялась, чтобы брат меня не убил, когда все узнает, ведь получилось, я повесила на них такой «долг»!
Положение было безвыходное. Но я, наконец, за несколько недель, наелась вкусной еды и крепко заснула. А подруга не сдержала слово и позвонила моей сестре. Сестра привезла остатки денег, около пяти тысяч евро и посоветовал мне скрыться: » Мы скажем, что тебя похитили, и не убьют больше никого из нашей семьи, будут искать тебя! Беги!»
Мы знали, что многие люди с Кавказа просят убежище в Европе: кто-то ехал за лучшей жизнью, кто-то от реальных проблем.
Днем, в час, когда многолюдно, закрыв лицо, я вошла в салон междугороднего автобуса. Мне стало казаться, что это самое правильное, что я могу сделать. Выехать. Мне удалось добраться до Санкт-Петербурга.
Там проводников искать не нужно. Их много на вокзалах. Сами предлагают свои услуги. За одного человека берут 2000 евро и нелегально провозят.
Так я попала в Финляндию, но тут не останусь. Слишком близко граница с Россией. На днях, через Данию, я доберусь до Германии. Знакомые чеченцы сказали, что легко переправится на пароме, никто не смотрит никаких документов!»
***
Мы с Камилой доели мороженное и вернулись в отель: я под впечатлением от ее истории, а она — радостная, что смогла облегчить душу.
Через неделю Камила самовольно ушла из лагеря беженцев. Она искала безопасную и спокойную жизнь, которой не было на ее родине.
Полина Жеребцова
_____
DAPTAR 