Писательница Полина Жеребцова, эмигрировавшая в Европу, столкнулась с дагестанкой, убежавшей от мужа-тирана, и записала ее историю для портала «Даптар».
Мы познакомились летним вечером за чашкой кофе, в маленькой забегаловке, которую открыл старый курд. В синей озерной воде отражалось безоблачное небо и плетеные кресла, где сидели на террасе, наслаждаясь покоем, посетители.
— Вы давно живете в Финляндии? — спросила меня незнакомка.
Я повернула голову, перестав наблюдать за парением нахальной горластой чайки, и увидела перед собой молодую женщину с мальчиком лет шести. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: это люди с Кавказа. Хотя на женщине было надето легкое платье, а ее длинные каштановые волосы непослушно рассыпались по плечам.
Мальчик посмотрел на меня недоверчиво, после чего спрятался за мать.
— Два года живу. Беженка, — ответила я, показывая жестом, что они могут разделить со мной столик, если пожелают.
— Фируза! — представилась незнакомка, и ловким движением сняв кепку с мальчика, сказала: — А этого непоседу зовут Джамбулат.
Солнце не гаснет на северных землях. Мы говорили какое-то время о погоде, о билетах на паромы до Осло. Разговорились. Фируза решила рассказать мне историю своей жизни.
— Только поменяй имена! — попросила она.
И я обещала.
***
— Все началось с того, что дядя решил выдать меня замуж. Наша семья жила в центральной части России, в русской деревне: уехали туда сразу после того как началась заваруха в Дагестане в 1999 году.
Главным в нашей семье был дядя, старший брат отца. Отец много болел, лежал прикованный к постели. Мы ухаживали за ним.
В моей семье четыре сестры и два брата. Мама умерла, когда родилась младшая сестренка.
Поэтому мы жили с семьей дяди. Помогали по дому, ухаживали за скотиной: у дяди были отары овец.
Своих детей у брата моего отца, восемь. Конечно, им самим было трудно, однако, нас воспитывали и покупали необходимые вещи: книги для школы, обувь, одежду.
Как только мне исполнилось шестнадцать лет, дядя сказал, что пришло время выходить замуж. У меня, как и у каждой девочки, были мечты. Больше всего на свете я хотела выучиться на повара, уехать в Москву, и открыть ресторан нашей национальной кухни!
Чем больше я узнавала своего мужа, тем страшнее мне становилось.
— Ты — старшая! Хватит дома сидеть. Сватаются! — возмущался дядя, слыша мои робкие отказы: я ведь не знала, кто сватается и что будет дальше. Меня в эти дела не посвящали.
Свадьбу решили играть не в Дагестане, а наоборот, пригласить всех дальних родственников в русскую деревню. Для этого заказали несколько микроавтобусов и назначили дату.
Пойдя к отцу я хотела попросить помощи, чтобы он не согласился на свадьбу, но он сказал:
— Слушай дядю! Им и так тяжело. Ты же видишь!
Я не могла возразить.
Младшие сестры уговаривали меня, что все будет хорошо. Тетя купила белое платье, расшитое бисером и сказала, что жениха я увижу на свадьбе. Русские соседи удивлялись, что меня отдают замуж в шестнадцать лет, но после того как их тоже пригласили на свадьбу, даже обрадовались.
В частном дворе у дяди было два своих дома. Но комнат на всех не хватило, и мы поставили для гостей шатры на улице. Получилось красиво. Погода в августе сухая, теплая. На моей свадьбе гуляла вся деревня!
А ночью пошел дождь, началась гроза. Молния попала в здание поликлиники.
Не дождавшись пожарных, старое деревянное здание вспыхнуло и сгорело дотла. Наверное, это был знак от Аллаха, но мы — люди, давно невнимательны к явлениям и чудесам.
Через неделю я оказалась в новом доме на окраине Махачкалы, где сестра мужа дала мне пощечину за то, что разбился стакан.
— Ты приехала к нам бить посуду?! — кричала она: — Ты ее покупала?!
Муж пришел вечером рассерженный, но мне ничего не сказал. Он работал в милиции. Каждый день было не ясно: его убьют при выполнении задания или он убьет тех, кого называли «исламскими радикалами». С ними шла непримиримая борьба и на это выделялись огромные средства от государства.
Чем больше я узнавала своего мужа, тем страшнее мне становилось: однажды заболел котенок, который жил с нами.
— Наверное, нужно отнести его в ветеринарную клинику? — спросила я.
— Не нужно! — ответил муж.
После чего вышел во двор и застрелил котенка.
Позвонив домой, я узнала что папа умер.
Возвращаться было некуда.
Мне не удалось больше родить детей. Два раза беременность прервалась после сильного стресса.
Узнав, что я беременная, сестра мужа и моя свекровь сразу заявили:
— Будет девочка — сделаешь аборт! Нам мальчик нужен!
Меня не воспитывали в строгих традициях ислама, но от безвыходности и горя, я стала учить молитвы и просить Аллаха, дать мне сына. Очень боялась, что меня заставят сделать аборт.
Семья мужа посмеивалась: «Он ловит террористов в горах, а дома вместо уборки и готовки, жена не расстается с Кораном!».
Вера меня спасала. Знакомых или подруг у меня появится не могло: из дома я выходила в сопровождении родных мужа, а приглашать гостей не имела права.
Котят больше не заводила.
Слава Аллаху, УЗИ показало, что я жду мальчика и на какое-то время меня оставили в покое.
Муж свирепел день ото дня: работа совершенно испортила ему нервы. Он мог проснуться посреди ночи, растолкать меня тумаками и приказать:
— Пошла на огород! Живо!
В полной темноте, мне приходилось идти на грядки и делать вид, что я их пропалываю. На седьмом месяце беременности это непросто! Но я не хотела, чтобы он сильно избивал меня. Я знала, что он умеет пытать людей. Ему приходилось по работе.
Когда родился Джамбулат, я подумала, что наша жизнь наладится: ведь все так хотели сына! Но не случилось.
Попав в разборки, муж загремел в реанимацию. Выжил. И с этих пор сделался совершенно неуправляемый. Теперь не только днем, но и ночью он пропадал на службе.
Я ждала его вечерами, подогревая ужин каждые полчаса. Позвонить на телефон не разрешалось: за это он мог толкнуть меня, ударить головой об стену. Муж объяснял: «Мешаешь работать!».
Никаких средств для спасения не было: я не могла продолжить учебу, найти возможность заработка. На все нужно получать разрешение мужа или его родных. Положении безмолвной рабыни стало моей участью.
Даже имя ребенку — дают родные мужа. Им в голову не приходит спросить мать, что она думает по этому поводу.
Мне не удалось больше родить детей. Два раза беременность прервалась после сильного стресса.
Однажды случилось так, что я делала намаз, а муж хлопнув входной дверью, задал мне вопрос. Но я не прервала молитву. Не дождавшись ответа, муж еще раз переспросил меня.
Поняв, что это козни шайтана, я продолжила читать «Ташаххуд».
— Где ты, гадина?! — взревел муж, а увидев меня на молитвенном коврике, просто обезумел.
На меня посыпались удары ногами и руками. Очнулась я в больнице со сломанными ребрами и поврежденной селезенкой.
— Сама виновата! — заявили хором родственники мужа.
Муж не приехал забирать меня домой. Пришла его сестра и всю дорогу корила за непокорность.
— Будешь умничать — выгоним! И сына никогда не увидишь! — предупредила она.
«На мужа я не могу заявить в милицию и как-то скомпрометировать семью — за это полагается смерть».
Джамбулат стал для меня целым миром: он словно ангел, единственный, кто не причинял мне горя и страданий. Потерять его я не могла. Это было хуже смерти. Я твердо решила бежать, но не подавала виду о своих намерениях.
Иногда мы с Джабмулатом ходили на рынок. Разговорившись с женщиной продававшей яблоки, я узнала что в Европе дают убежище.
— Тебе надо уехать! — подсказала мне торговка. Однако, сама помочь отказалась.
У ее семьи могли быть неприятности.
Несколько раз я пыталась дозвониться тете и дяде. Узнала, что моих сестер тоже отдали замуж: кого в Чечню, кого в Дагестан в горные села.
Им было не до меня.
Но человек, готовый мне помочь — нашелся. Им оказался мой одноклассник Дмитрий из русской деревни, приехавший в Махачкалу. Он работал дальнобойщиком.
Зная наши законы: на мужа я не могу заявить в милицию и как-то скомпрометировать семью — за это полагается смерть, Дмитрий поддержал идею побега.
Через время у моего бывшего одноклассника был рейс. Мы с ребенком залезли внутрь прицепа и затерялись среди коробок. Ехать было неудобно, нас подбрасывало на кочках. Через три часа я с сыном рискнула пересесть в кабину водителя.
Дядя встретил меня сурово, сказал, что ребенка придется вернуть, а сама я могу остаться.
Я плакала, кричала, что наложу на себя руки. Дядю это не смутило. В ответ он сообщил, что часть отары заболела, на полях неурожай, и вообще: у всех свои проблемы.
Выручил меня Дмитрий и семья ингушей, что жила в соседнем селе: одноклассник дал тысячу евро, а ингуши взяли с собой. Они с проводниками шли через Польшу, сдаваться в «беженцы».
Так, вначале я с сыном попала в Австрию, а потом во Францию.
Получив заветное убежище, мы сделали новые документы. Нас никто не найдет!
Веру свою напоказ не выставляю. Ни к чему это. Вера — она в сердце, а не в платках. Внешне одеваюсь, как европейские женщины. Выучилась. Открыла свое кафе! Будешь на юге Франции — заходи.
***
— А что ты делаешь в Финляндии? — спросила я.
Джамбулат, которому наскучило сидеть с нами, бегал по берегу, бросал камешки в воду и радостно смеялся.
— Меня привела любовь, — ответила Феруза. — Он тоже беженец, как и я. Только из Сирии. Мы скоро поженимся. Поверь, это будет настоящая свадьба: невесте сделали предложение и она согласилась!
Полина Жеребцова
DAPTAR 